- Большого ума тут и не нужно: встретились две соперницы. К тому же, предмет их вожделений вот он, рядом... Ладно, я тебя перебила. Так кто же был ещё на этом вашем празднике?

- Шеф фирмы со своей секретаршей, Надя с Эдуардом, главбухша, экономист, Иван Иваныч и я. Должен был прийти зам, но его не оказалось на работе. Куда он подевался, никто не знал. Кстати, нет и до сих пор, со вторника его никто не видел.

- Четвёртый день, как человек пропал, и никто не поднял тревогу? изумляется Люба.

- Жена подняла, но в милиции сказали, что он, возможно, загулял. Приняли заявление и пообещали, что будут искать.

- А раньше с ним такие исчезновения случались?

- Нет. Он вообще-то примерный семьянин. Любовница есть, но он старается своей связи не афишировать. По крайней мере, жена об этом ничего не знает... Тебя не поймёшь! То ты о Надежде спрашиваешь, то о постороннем человеке волнуешься! Не тот это человек, уверяю тебя и к тому же очень неприятный!

- Я и не волнуюсь, - пожимает плечами Люба. - Просто странно, человек пропал, а вы все спокойны, как слоны!

- Я тебе всегда говорила: переходи в юридический. Ты же прирождённый следователь!

- Знаю, - без тени кокетства соглашается Люба. - Мне нравится до всего докапываться, и логика у меня не хромает. Увы, тридцать восемь лет. В таком возрасте, милочка, поздно менять свою жизнь... Знаю-знаю! Она делает рукой предостерегающий жест.

- Сейчас ты скажешь, что если даже осталось жить один день, всё равно не поздно начать жизнь с начала.

- Ничего от тебя не скроешь!

- Вот и не скрывай. Так с чего же началась ссора у твоей Надьки с главбухшей?

- С того, что мы решили потанцевать. У шефа неплохой японский магнитофон, кассеты с джазом-ретро, такие стерео-расслабляющие. А поскольку мужчин оказалось меньше, то из женщин танцевали в основном те, что пошустрее. Потом, правда, прораб подвалил, сразу с кадрами полегче стало. Но всё равно Ирочка увлеклась, вспомнила, должно быть, прежнее времечко. Словом, она на Эдике зависла.

- Я Надежду понимаю, такое никому бы из жён не понравилось.

- Вот Надя и стала права качать, ногой топать. К тому же, в ходе ближнего боя выяснилось: жена сильней! Очевидно, её укрепляло сознание собственной правоты: моё - не трожь!

- А как повёл себя ейный муж?

- Растерялся. Похоже, несмотря на его многочисленные увлечения, ему удавалось прежде не сталкивать друг с другом своих любимых. Первая жена его не в пример тише была. А ещё, ты не поверишь, но я внимательно за ним наблюдала: Надькиной ярости он испугался. Такой амбал, на голову её выше, а поди ж ты!.. Шеф первый от столбняка опомнился, стал Надежду от Ирки оттаскивать. И Лада, видимо, уже приготовилась побеждённую уводить, сердечными каплями отпаивать. Ничего подобного. Главбухша уйти не согласилась, так за столом и осталась. Эдик что-то любимой жёнушке на ухо шептал, успокаивал, но мы уже не слышали.

- Да, весело у вас!

- Веселее не бывает!

И как в последнее время часто в квартире Евгении случается, звонит телефон.

- Ну его на фиг! - сердится она. - Не буду брать трубку! Постоянно звонит не ко времени.

Трубку берёт Люба. Видимо, они в своей станице не избалованы общением и не привыкли им пренебрегать.

- Слушаю. Здравствуй Надя! Да, это я. Женя в ванне, купается. Что ты говоришь? Весь вечер звонила, а телефон не отвечал? Наверное, куда-то уходила. Что ты говоришь! Когда? Непременно. Я передам. Выкупается, тебе позвонит. Когда заедете? Хорошо. До свидания.

Она кладёт трубку и говорит Евгении:

- Скажи теперь, будто у меня нет интуиции. У тебя, кстати, она тоже есть. Звонок-то не из приятных, вот ты и слушать не хотела... Убили-таки вашего Петра Васильевича!

- Что?

- В то время, как вы гадали, у кого он из запоя выходит, над его холодным телом уже вовсю роились мухи!

Евгения передёргивается.

- Перестань!

- Сегодня похороны. Надька с супругом за тобой в два часа заедет... Убили и там же бросили. Кто-то его из дома вызвал, кто - жена не видела. Слышала только, как машина отъехала. Она потому и беспокоилась, он ведь в домашней одежде с ними уехал. С ними или с ним... Милиция разберётся, начнут вас на допросы таскать: что видели, что знаете, были ли у покойного враги?

- Ты-то откуда знаешь?

- Детективы читаю. Тебе, возможно, и нечего сказать, ты у них новенькая. "Может, и новенькая, а сказать есть чего! - думает Евгения. Вот только надо ли? Не ожидала я, что мои случайные знания смогут пригодиться так скоро..."

- Очень редко мы с тобой видимся, подружка, - говорит между тем Люба. Отвыкла ты от меня. Свои тайны появились.

- Какие тайны? Ты же всё обо мне знаешь!

- Всё - да не всё! Я ведь сразу поняла: недаром ты мне взялась так подробно про бабскую драку рассказывать. Как перепёлка от гнезда от заветной темы уводила. О том, что тебя особенно волнует и чем ты почему-то не хочешь делиться со старой подругой! Например, где ты была вчера вечером?

- Вчера я была в одном доме где четверо мужиков играли в преферанс, говорит Евгения, и взгляд её затуманивается.

- А потом?

- Потом Аристов отвёз меня домой.

Люба продолжает выжидающе смотреть на неё, и Евгения сердится.

- Что ты на меня так смотришь? Ждёшь продолжения? Его нет! Это всё!

- Врёшь! - торжествующе заключает Люба.

- И не собиралась я врать! - неуверенно говорит Евгения, но и не торопится с откровениями.

Да и обязана ли она выворачиваться наизнанку? Даже перед лучшей подругой!.. Стоп! Что же это, она сердится на Любу? Или на себя? Столько лет у неё не было от подруги никаких тайн, потому... Потому что тайн не было! Вот оно что! "У меня есть сердце, а у сердца - тайна!" Проснулось Женино сердце, потому и дайна появилась.

Собственно, расскажи она всё Любе, та и не удивится: подумаешь, тайна! Логическое завершение симпатий мужчины и женщины - постель! Ничего таинственного!

А вчера у подъезда ждал её Толян. Грустный. Непривычно тихий.

- Жека, съезди со мной к друзьям. На преферанс меня пригласили.

- Я же в этом ничего не понимаю.

- И не надо. Просто посиди рядом.

Ей не хотелось быть дома одной, она и поехала. Друзья оказались его старыми институтскими товарищами, приезду Евгении не удивились. Компания оказалась задушевной, понемногу выпивали, подшучивали над Толяном.

А потом Аристов отвез её домой. И остался.

Такая вот у неё тайна.

На самом деле это происходит так: два существа соединяются и два сердца сливаются в одно. И это сердце начинает отсчитывать свои удары для обоих. И кровь одинаково пульсирует в жилах. И дышат они в такт. И не спят всю ночь...

Утром она шевелит губами: "Тебе пора!" - "Я не хочу от тебя уходить!" - шепчет он, не разжимая объятий...

- Женя! - тормошит её Люба. - Женя!

Смотрит, как она медленно возвращается в действительность и, как бы сожалея, говорит:

- Влюбилась! Так я и знала, что ты в конце концов в него влюбишься!

- В кого?

- В Аристова, в кого же ещё! - она вздыхает. - Как странно устроена жизнь: у кого-то горе, а кто-то от радости ног под собою не чует. Один умирает, другой возрождается к жизни. И как иной раз мелки и скучны наши собственные бедки на фоне таких событий!

Она разливает свой малиновый ликёр в тонкие хрустальные рюмки.

- Выпьем, Женька, за то, чтобы твоя любовь оказалась настоящей. Большой и честной. Чтобы ты ни разу в жизни не пожалела, что судьба наградила тебя ею!

Евгения порывисто хватает её за руку и целует.

- А меня-то за что? - пугается её экзальтации Люба.

- За то, что не стала осуждать, отговаривать, решать за меня. Она ведь ещё такая хрупкая, как птенчик. И летает только по комнате - форточку я боюсь открыть. И погубить её так легко! Лишь сожми покрепче хрупкую шейку...

- Романтик! - хмыкает Люба. - Я не возражаю, кохай своего птенчика. А форточку и правда не открывай. Видишь, сколько людей снаружи? Сколько у них самих горестей, заморочек - поймут ли тебя? Скорее всего, поставят в один ряд с толпами тех, которые называют себя любовниками и любовницами, не имея понятия о каких-то там высоких чувствах. Хочу пожелать тебе, как ни странно, хоть чуточку эгоизма - не забывай о себе, не стремись ему навстречу безоглядно. Тогда, если случится самое страшное, не так больно будет падать... А вообще, никого не слушай! - заключает неожиданно она, - я ведь тоже могу ошибаться, даже из самых добрых намерений!

А как по другому можно истолковать их ночь с Аристовым? Как похоть? Всё её существо возмущается против этого!

Теперь в замедленном варианте как бы откручивается назад время.

Они с Толяном подъезжают к дому Евгения. Толян закрывает машину и говорит:

- Я провожу тебя.

Она слабо возражает

- Что со мной может случиться в подъезде?

Он:

- Не скажи, есть маньяки, которые подстерегают женщин в лифтах. Я сам читал.

Когда они входят в подъезд, на первом этаже хлопает чья-то дверь.

- Видишь, наверняка он стоял, курил, ждал, когда ты войдёшь.

Евгения тоже слышит слабый запах сигаретного дыма и усмехается: логик! Мужчина выходил покурить...

Лифт медленно ползёт на её шестой этаж. Или это минуты их общения растягиваются во времени?

На площадке перед дверью она достаёт ключ. И спрашивает нерешительно:

- Ты хочешь зайти?

Они оба чувствуют тревогу от того, что дошли до черты, за которой другой мир и другая мера ответственности.

- А традиционный кофе? - внезапно осипшим голосом неловко шутит он.

В прихожей она привычно сбрасывает туфли, суёт ноги в домашние тапки, а он нерешительно прислоняется спиной к двери.

Евгения поражена: Аристов и нерешительность - в её глазах вещи несовместные! Может, потому производят на неё действие противоположное она почти приготовилась к привычному штурму, и вдруг! Трудно объяснить, почему вдруг Евгения обвивает Толяна, как гибкая лоза. Обнимает, прижимается. Этого оказывается достаточно, чтобы сжирающий его изнутри огонь вырвался наружу и поглотил обоих...