Утром Евгения успевает переговорить с матерью и с Никитой. Поскольку с сыном отношения у неё доверительные и - устами младенца глаголет истина! она решает сообщить о своем ночном решении ему первому.

- Как думаешь, Кит, , стоит мне переходить на работу в частную фирму? Приглашают...

- А как у них с оплатой труда?

- Обещают платить намного больше, чем в НИИ.

- Тогда, чего думать? - удивляется сын. - Конечно, переходи. Тебе вовсе неплохо сейчас приодеться, а знаешь, сколько сейчас стоит клевый прикид?

- Разве тебе самому он помешает?

- я - мужчина, - говорит он. Для меня главное аккуратным быть!

Интересно, где это он набрался такой взрослой мудрости?

- Кстати, - продолжает Никита, - отец мне на осень клевую куртку купил. Его друг в Финляндию ездил, и он ему заказал!

В голосе сына слышится восхищение заботливым отцом, и Евгению это почему-то задевает. Правда, она не подает вида: разве сын не должен любить отца? Потому как бы между прочим говорит:

- Вот и хорошо. Тогда тебе ещё осенние ботинки купить, и ты одет обут!

Но Вера Александровна, видимо, слышит их разговор, потому что говорит в трубку.

- Обувь Никите я куплю. У меня знакомая в обувном работает, у них прямые поставки из Германии. Обещала подбросить отличные туфли. - Пока эта обувь - самая лучшая!

Казалось бы, радуйся Евгения, от всех забот тебя освободили, но ей почему-то грустно: умри она сейчас никто ничего не потеряет. У матери рядом любимый внук. У Никиты - бабуля и отец. Официально, конечно, у него и мать и отец есть, но он в ней не особенно нуждается...

- Кажется, у вас, Лопухина, застой в крови! - ставит она себе диагноз. - Мозг неактивно обогащается кислородом, вот и лезет в голову всякая дурь! Сделайте-ка вы зарядку, да примите холодный душ! Успокаивает.

Уже закрывая дверь квартиры, она вспоминает, что вчера, за весь день ей впервые не позвонила Надя. И это в выходной, когда обычно они звонили друг другу по несколько раз!..

- Не ожидал от тебя Лопухина, не ожидал! - бушует главный архитектор. - Я понимаю, рыба ищет где глубже, а человек...

- Где рыба! - меланхолично подсказывает из-за соседнего кульмана мужчина техник.

- Молчи! - трагическим жестом театрального актера приказывает ему главный специалист.

Эту бурную реакцию вызвало робкое сообщение старшего специалиста Лопухиной о том, что ей предложили работу референта. Конечно, главный привык к ней - после окончания института это первое пи пока единственное место работы Евгении.

- что такое - референт? Мальчик... то есть, девочка на побегушках. С твоими способностями, Женя, продаваться частникам!

- Вы даже не представляете, как близок тот день, когда и наш проектный станет частным! - опять встревает в разговор техник. - Иди, Женя, раз зовут - фирма надежная! Валентин Дмитриевич - господин хваткий.

- Вот именно, хваткий! А там, где хватают, нет места творчеству!

- Ах, как творчески мы планируем на объектах унитазы и биде! тихонько бурчит техник, все же опасаясь гнева главного. - Шарашмонтаж истинное название нашей конторы!

Евгения с сожалением понимает, что главный специалист, увы, безнадежно отстал от жизни, но пока он в государственном институте, никто его в должности не понизит и оклад не уменьшит. Он много лет громогласно презирает предпринимателей, по привычке называя их рвачами и хапугами, но в глубине души, наверное, понимает, что уж его-то никто на должность референта не позовет.

Между тем, архитектор Лопухина не может не видеть, что именно с приходом предпринимателей оживилась нечто неординарное и доставать из шкафов свои старые запыленные чертежи, которые в прежнее время не могла быть реализованными, а теперь то здесь, то там строятся здания всевозможных банков и фирм по этим казалось, навсегда забытым проектам...

Словом, в конце рабочего дня она созревает настолько, что звонит президенту фирмы.

- Валерий Дмитриевич уехал в банк. Что ему передать? - спрашивает секретарша.

- Передайте, что звонила архитектор Лопухина. Сказала: она согласна. Не забудете?

- Я записала: Лопухина согласна! - Бесстрастно говорит секретарша.

- До свидания, - бормочет Евгения, подавленная её снисходительно вежливым тоном.

Интересно, чем обуславливается такой тон? Высокой зарплатой, осознанием престижности фирмы или особым обучением на каких-нибудь специальных курсах?

Без двух минут восемнадцать сотрудники проектного института уже стоят на "стреме" с сумками и портфелями. Как бы не расхолаживала людей перестройка и безответственность, но они принесли с собой страх за свое будущее - потерять работу никому не хочется. Теперь у каждого ощущение, что ему дышат в затылок - на улице толпы безработных!

Так вот, без двух минут шесть вечера Лопухину зовут к телефону.

- Евгения Андреевна, я рад! - сообщает ей президент знакомой фирмы. Когда вы сможете выйти к нам на работу?

- В следующий понедельник.

Она думала, что рассчитаться с родным институтом удастся гораздо быстрее, но ей поставили условие: закончить всю свою работу. Пусть скажет спасибо, что отпускают без двухнедельной отработки, как в былые добрые времена!

- Будим ждать! - тепло говорит Валентин Дмитриевич и посмеивается. Хотите, проведу небольшой сеанс ясновидения? Сейчас все ваши коллеги стоят на старте в ожидании... впрочем, нет, уже побежали, услышав заветный бой курантов!

- Это так! - соглашается Евгения.

- А у нас вы станете забывать о времени! - хвастливо обещает президент.

Мы будем посмотреть! Так, кажется, говорил борон фон Врангель, по свидетельству пролетарского поэта Демьяна бедного. Скорее всего, он говорил по-русски лучше самого поэта, но тогда его образ не вызывал бы у других пролетариев ненависти и желания его бить.

Закончился рабочий день, а Надя так и не появилась. И Евгения не стала её искать. Друг проверяется в беде? Или в радости? Гордыня - грех! Надо бы пойти, повиниться, но в чем? Еще один штрих: раньше она бы извелась размолвка с близкой подругой. Побежала бы её искать, выяснять. А теперь? Что же это такое в ней проклевывается? Чувство собственного достоинства? Или самолюбования - вон я какая гордая?

Так и не сумев подобрать для себя подходящий ярлык, Евгения выходит из института и спускается по лестнице, весело размахивая сумкой. Чересчур весело. В то время, как в ней что-то с хрустом прорастает, даже кости трещат, хотелось бы иметь рядом кого - то близкого, кто бы объяснил: на бойся, Женечка, это болезнь роста. Вернее, прорастания, из безликой, покорной женщина обновленного, уверенного в себе существа. Потому, выше голову! Будет туман, прорвемся!

На остановки автобуса перед нею тормозят "жигули" и выглядывает лицо кавказкой национальности.

- Садись, дорогая, подвезу, куда скажешь!

- У меня нет денег! - отмахивается Евгения.

- Зачем такой красавице деньги? - изумляется кавказец. - деньги есть у меня!

- Слушай, мужик! - кричат ему сзади. - Вперед подай, дорогу загородил!

"Лицо" захлопывает дверцу и отъезжает вперед, а перед Евгенией распахивается дверца "вольво".

- Садитесь, благородная, поскольку нам по пути, я с вас много не возьму!

Виталий! Она сразу узнает его и садится, краем глаза отмечая возмущенное лицо кавказца. Наверное, он жалеет, что один. А то они бы показали этому нахальному русскому!

Мама не одобряет её национализма, а Евгению ничто на свете так не элит, как русская покорность, вроде: что поделаешь, они сильнее; что поделаешь, они богаче; что поделаешь, плетью обуха не перешибешь! Она уверена, здоровый национализм не вреден. И что плохо, чувствовать себя хозяином на собственной земле?

- Везет нам на встречи, - говорит она, потому что он улыбается и молчит - пауза как бы затягивается.

- Ищущий, да обрящет! - посмеивается он в ответ на её реплику.

- Но не искали же вы встречи со мной специально?

- Именно искал специально! Целую систему разработал. Конечно, можно было бы ждать у дома, но это слишком наглядно, потом, я не знал, как вы к этому отнесетесь? Для начала я решил пару дней поездить с учетом того, что вы работаете до шести. Потом проверил бы, не до пяти ли? Потом прошелся по скользящему графику... К счастью, мне повезло сразу.

- Но почему вы меня искали?

- Ну и вопрос!

- Хотите сказать, я вам понравилась?

- Что вы! Цель моих поисков совсем другая! Узнать, например, как вы относитесь к чеченскому вопросу?

Евгения смеется.

- Просто я подумала, что скажете об этом сами.

- Ах, так: ваши трехдюймовые глазки зажгли огонь...

- Нет, что-нибудь свое.

- А надо ли обо всем говорить?

- Считаете, мы много говорим?

- Очень много!

- Но мы говорим о политике, о ценах, об эстраде... Обо всем, кроме чувства.

- Значит, нет потребности о них говорить.

- Жаль. Люди придумали слова для общения друг с другом, а если сказать нечего...

Внимательно слушая, он уверенно включается в замерший у светофора поток машин.

- А я думаю, дело в другом. Мы так долго высмеивали сентиментальность... Даже термин появился для её обозначения: вопли и сопли! Досмеялись! Теперь сами же боимся говорить о чувствах, чтобы не высмеяли нас. Ведь это как бы проявление слабости.

- Что ж, давайте будем сильными. Забудем обо всяких там лютиках-цветочках. Вместо - любить - говорить: идти на контакт: вместо любимый - станем употреблять слово - партнер! Красиво!

- Нет! - шутливо кричит он и бросает руль. - Так ещё страшнее.

- То-то же! Психологи считают, что выход из такой ситуации есть: надо научиться вначале любить себя...

- Куда же ты лезешь, милый, - бормочет Виталий, выкручивая руль - не в мару торопящийся водитель, выгадывает лишнюю секунду и рыскает из ряда в ряд. - А вот здесь, Женя, я с вами не согласен: любящих себя по-моему в нашем обществе больше, чем достаточно. Еще ничем не заслужили, а уже требуют: дай!