– Двенадцать тысяч страдальцев, старающихся доказать, что они годятся для государственной службы! Неудивительно, что здесь царит такая гнетущая атмосфера. Должно быть, эти кирпичи пропитаны страхом молодых мужчин, знающих, что их будущее всецело зависит от экзамена!

– Ученики, готовящиеся к экзаменам, а также те, кто не выдержал их, нередко кончают жизнь самоубийством. – Хотя мужская одежда позволяла Трот свободно бродить по городу, сама она побывала в павильоне экзаменов лишь однажды, несколько лет назад, когда еще была не в силах понять весь смысл увиденного. – В этом есть что-то ужасное, правда? И вместе с тем величественное.

– Величественное?

– В некотором смысле этот павильон – символ сокровенной сути Китая. Две тысячи лет его народ создавал поэзию и философские учения, взращивал сады. – Ее вдруг пронзила горечь утраты. – Время от времени с северо-запада являлись племена варваров-завоевателей и провозглашали себя хозяевами Китая, но вскоре перенимали местные обычаи.

Наша правительственная система восходит ко временам Конфуция, который верил, что мудрость ученых и трезвость их суждений – залог существования справедливого и процветающего государства. Каждый чиновник любого ранга должен подтвердить свои познания в классической литературе и философии. Найдется ли на земле второй такой народ?

– Никогда не слышал о таком. Две тысячи лет назад жители Англии раскрашивали лица синей краской, а Иисус еще не родился, – отозвался Кайл. – Но незыблемость конфуцианства также породила застой и косность наряду со множеством запутанных законов и чиновников-бюрократов.

– Верно, но что плохого в том, что любой крестьянский парень может попытаться выдержать экзамен? Если он умен, в конце концов, он дойдет до поста губернатора провинции или доверенного лица самого императора. Иногда жители деревни сообща поддерживают местного кандидата, нанимают учителей, надеясь, что он принесет славу всей деревне.

– Таким благоговением перед наукой можно только гордиться. В Англии нет ничего подобного. – Кайл повернул к ней скрытое под повязкой лицо. – Кстати, я впервые слышу, как вы говорите «наш» и «мы», когда речь идет о Китае.

Трот поняла, что он прав.

– Наверное, теперь, перед отъездом, я особенно остро ощущаю свою связь с этой страной.

– С окончательным решением еще можно повременить, – тихо напомнил Кайл. – Если захотите, вы сможете вернуться к Чэнгуа или остаться в Макао.

Трот попыталась найти утешение в его словах, но не смогла. Да, в доме Чэнгуа ей никогда не откажут в миске риса, но за последние недели она слишком изменилась, чтобы и впредь довольствоваться такой малостью.

И в этом виноват не кто иной, как Максвелл.


Удаляясь от павильона экзаменов, Кайл гадал, сумел бы он преуспеть в этой стране. Он всегда хорошо учился, но только потому, что был любознателен от природы. Взвешивать свою жизнь на таких весах ему еще не приходилось. Как говорится, он родился с серебряной ложкой во рту. Он ни разу не сталкивался с серьезными испытаниями, даже такими, которые выдержал Доминик, служа в армии.

Суматоха и пестрота улиц резко контрастировали с торжественностью мрачных кирпичных келий павильона экзаменов. После нескольких недель, проведенных в крохотном сеттльменте, Кантон пробудил в душе Кайла ликование. К счастью, веревки, вложенные в башмаки, нещадно натирали ноги, не давая ему забыть о роли старого калеки.

Несколько раз путники проходили мимо храмов, большинство которых напоминали небольшие часовни, но один, величественный и яркий, был щедро украшен статуями и резьбой. Ковыляя мимо храма, Кайл успел внимательно рассмотреть его, мысленно решив попросить Трот в дороге объяснить ему, как принято вести себя в местах поклонения святыням, чтобы в Хошане их не разоблачили.

Возле мрачного официального строения толпа поредела. Делая вид, будто обводит спутника вокруг выбоины на каменной мостовой, Трот взяла его за локоть и прошептала:

– Это ямынь – городской суд и тюрьма.

Губы Кайла сжались при виде осужденных, прикованных к наружной стене тюрьмы и ставших жертвой оскорблений прохожих. Большинство узников стояли, опустив головы и плечи. Кайл увидел, как какая-то старуха плюнула в лицо одному из преступников. В обществе, где каждый всеми силами стремился «сохранить лицо», такое публичное унижение было серьезным наказанием.

Из дверей ямыня вышел человек, голова и руки которого торчали через отверстия в массивной доске. Кайл уже слышал об этом предмете, называемом колодками, – переносной разновидности позорных столбов, к которым когда-то в Англии приковывали виновных в незначительных преступлениях.

Закованный в колодки невысокий человек был, вероятно, уличным торговцем. Он пошатывался под весом толстой доски, дергал головой в тщетной попытке отогнать мух, облепивших лицо. Кайл невольно замедлил шаг, но Трот резко дернула его за плечо, заставляя поспешить. Задерживаться возле городской тюрьмы было неразумно.

К тому времени как они добрались до сарая, где держали ослов, голова Кайла гудела от шума, его переполняли впечатления, а от усталости ему хотелось побыстрее оказаться где-нибудь в тихом месте. Оставив его у дверей сарая, Трот вошла внутрь, зовя хозяина по-китайски.

Кайл был бы не прочь заглянуть в сарай, но решил, что полуслепому калеке это не пристало. Два тощих пса обнюхали его щиколотки и заворчали. Неужели они по запаху угадали в нем чужестранца? Или они просто слишком злы? Кайл стоял неподвижно, пока собаки не отошли.

Несколько минут спустя Трот вывела из сарая осла с грубым седлом на спине и вьючной сумкой. Животное было низкорослым, неухоженным, но крепким и здоровым на вид. Трот взяла ладонь Кайла, положила ее на шею осла и тихо посоветовала: – Садитесь в седло медленно.

Кайл повиновался, притворяясь, будто никак не может перебросить ногу через спину осла. Когда он наконец уселся в седло, оказалось, что ступни волочатся по земле. Кайл подавил улыбку при мысли, как позабавились бы его друзья-англичане, увидев его в эту минуту. Тем более что среди них Кайл слыл знатоком лошадей.

Трот взяла осла за узду и повела на улицу. Удивившись, Кайл спросил:

– А где же ваш осел?

– Его не будет, – ответила Трот и, заметив, что Кайл намерен запротестовать, перебила его: – Потом!

Напомнив себе, что он обязан подчиняться Трот, Кайл поерзал в седле и стал потихоньку оглядываться по сторонам. Осел шагал не быстрее человека, но до городских ворот было близко, и вскоре они очутились за пределами Кантона. На север вела широкая, оживленная дорога.

Когда предместья Кантона остались позади, Трот свернула на пустынную боковую дорогу шириной всего пять футов. Она вилась между зеленых холмов с террасами, превращенными в поля. Самой распространенной культурой был рис, на рисовых чеках крестьяне и буйволы работали по колено в воде. Ландшафту была присуща почти неземная прелесть, какую Кайл видел на рисунках из своей драгоценной папки. Художники, создавшие их, ничуть не приукрасили действительность.

Оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, он тихо спросил:

– Почему вы взяли только одного осла?

– Один осел для старика – это еще куда ни шло, но двух ослов могут позволить себе только зажиточные люди, – объяснила Трот. – Мы же должны выглядеть как бедняки, у которых нечего отнять.

– Понимаю, но я не могу ехать верхом в то время, как леди идет пешком.

– Я не леди, разве вы забыли? Люди возмутятся, увидев, как я сижу в седле, а мой почтенный дедушка ковыляет следом.

– А я вовсе не почтенный дедушка. – Кайл спрыгнул на землю и зашагал по другую сторону от осла, держась за примитивное седло. – В Кантоне я изнывал от безделья. Я ни за что не упущу такую возможность размять ноги.

– Хорошо, но как только мы приблизимся к городу или к деревне, вы опять сядете в седло.

– Ладно. – Кайл глубоко вздохнул, радуясь тому, что он вновь оказался на лоне природы. Он разглядывал холмы, держа голову так, чтобы посторонний человек не заподозрил в нем зрячего. – Эти возделанные земли напоминают мне парк. В Англии пейзажи выглядят естественнее.

– Расскажите, какие они?

– На юге многие дороги окаймлены живыми изгородями, которые летом пестрят цветами и ягодами, а над ними кружат птицы. Вдоль дорог попадаются и леса, и ручьи, которые текут сами по себе, а не по рукотворным руслам.

– А в Шотландии?

Кайл принялся описывать торфяники, высокие холмы, убегающих оленей, мрачные замки горцев, ручьи, стекающие с гор, водопады, в которых играет многоцветная радуга.

– По сравнению с китайским шотландский пейзаж дик и мрачен. В горах на севере Шотландии у меня есть дом. Думаю, он понравился бы вам.

– Я в этом уверена, – не скрывая стремления увидеть родину отца, ответила Трот. – Мой отец вырос на границе Англии и Шотландии, но в молодости он часто бродил по горам. Он мечтал когда-нибудь уйти от дел и вернуться на родину,

– Вы грезили о севере Шотландии так, как я – о Хошане, – подытожил Кайл. – Значит, нас свела судьба.

– Разве христиане верят в судьбу?

– По-моему, вера в судьбу или удачу присуща человеческой натуре. Расскажите мне о китайских религиозных верованиях. Я читал о них, но никак не мог разобраться в трех основных религиях. Буддизм, даосизм, конфуцианство – кто во что верит.

– Большинство китайцев следуют всем трем учениям, – улыбнулась Трот. – В Библии христиан сказано: «Господь, Бог твой, Бог ревнитель», но здесь принято считать, что любая религия, возвышающая человека, достойна уважения.

Есть так называемые три пути. Даосизм учит, что мы должны подчиняться законам природы, и утверждает, что духи окружают нас повсюду. Основатели этого учения – Лао-Цзы, «мудрый старец», и «восемь бессмертных» – Ба Сянь. Дао – это инь и ян, противоположное и равное, и фэн шуй, искусство создания гармоничной обстановки, домов и садов, радующих душу.

– Вы слишком спешите! – запротестовал Кайл. – Рассказывайте подробнее.