Да, поначалу Карл увидел лишь красивую женщину. Высокую, нарядную, с удивительно тонкой талией над пышными юбками из бледно-желтого дамасского шелка. Карл оценивающе окинул ее взглядом. Ему всегда нравились хорошо сложенные элегантные дамы. Он заметил покатую линию плеч, покрытых удивительно тонким узорчатым кружевом, рюши которого легкой пеной обрамляли глубокий вырез корсажа; увидел прелестные полушария чуть смуглой груди, на которой восхитительно смотрелось ожерелье из мягко мерцающего жемчуга – один ряд жемчужин обвивал высокую стройную шею дамы, а несколько других спускались гирляндами по груди едва ли не до талии. «Подобный жемчуг стоит целое состояние», – подумал Карл, сам еще не понимая, что его так заинтересовало в этой роскошной даме.

Лицо ее затеняла широкополая шляпа светлого кремового цвета, из-под которой спускались вдоль лица черные, лежавшие естественной волной волосы, красиво завивающиеся на концах в локоны. Карл разглядел точеный подбородок, чувственный яркий рот, тонкие крылья носа. Дама засмеялась, обнажая ровные белоснежные зубы, чуть вскинула голову. И Карл с удивлением узнал эти колдовские, мерцавшие как темные звезды глаза, соболиный разлет бровей над ними…

Как вихрь пронеслись забытые воспоминания: лунный свет на стенах старинного замка, парк с опадающей листвой, темные переходы, по которым движется скромная пуританочка в белом чепце, чуть прикрывая ладонью пламя свечи. И в нем ожил целый рой воспоминаний, запахов… Туманное утро над бескрайней Солсберийской равниной, ощущение опасности, таинственное, будоражащее напряжение и полное упоительного счастья сознание, что тебя любят. Нет, не эта… та, другая.

Но сейчас Карл глядел лишь на Рэйчел Робсарт. И был восхищен. Потом он увидел троих нарядных детей возле нее – двух темноволосых мальчиков, так похожих чертами на мать, и устало сидевшую на помосте рыжеволосую девочку лет трех-четырех, обнимавшую пятнистого длинноухого спаниеля. Карл заметил, что Рэйчел опустилась в юбки, присев в изысканном реверансе. Господи помилуй! И это та скромненькая, неприметная Рэч Робсарт! Колдунья, которую боялись хемпширские пуритане! Да она стала истинной леди, которой он непременно должен засвидетельствовать свое почтение. И еще Карл увидел, как стоявший подле Рэйчел высокий, щегольски одетый мужчина поспешил снять шляпу и поклониться. Выпрямляясь, рывком головы он скинул упавшую на глаза белокурую волнистую прядь. Стивен Гаррисон. Карл вспомнил сырую ночь, лязг шпаг и журчание воды в русле реки. Ночь, когда этот человек спас его. Робсарты! Он непременно должен переговорить с ними.

Вот тогда-то Карл и остановил коня, совсем не думая, что за ним вынуждена была остановиться целая процессия длиной в добрую милю. И сошел с коня, вызвав недоумение сопровождающих. Но он не думал об их неудовольствии. Он – король, и его желание всегда законно. Карл взбежал по ступеням помоста.

– Крест честной! Робсарты!

– Ваши покорные слуги, сир, – вновь склонился Стивен, но Карл, как когда-то давно, не дал ему поцеловать свою руку, а крепко пожал.

– Мои друзья!

– О, сир…

Рэйчел мило покраснела, чем-то напомнив королю ту скромную пуританочку из Сент-Прайори. Но как же она стала хороша!

Карл не преминул ей это заметить. И встретил открытый, знакомый ему, прямой взгляд.

– Это от счастья, сир. Ибо я так счастлива!..

– Вы заслужили свое счастье, Рэч… простите, миледи Робсарт. – Он хитро подмигнул Стивену. – А ведь я знал, куда вы спешите, распрощавшись со мной, полковник.

– Я уже давно не полковник, – заметил Стивен.

– Конечно, конечно. Барон Робсарт, не меньше. Я рад, что в числе моих лордов есть столь преданный человек.

Он на миг помрачнел, вспомнив того, кого убил Стивен, – человека которому он столь доверял и который был его злым гением, – Джулиана Грэнтэма. Но сегодня не хотелось думать о мрачном, и Карл радостно осведомился, как сложились дела у его друзей.

Да, они поженились, когда прошел срок траура по погибшим и Стивен смог отстоять наследие лорда Робсарта для его младшей дочери. С тех пор в Сент-Прайори было только счастье. Проклятье Робсартов рассеялось, и таинственный замок, столько лет являвшийся чем-то загадочным и жутким, теперь одно из богатейших имений в Хемпшире с обширным штатом слуг, богатыми выездами, ухоженным парком, где часто происходят празднества.

Карл смеялся.

– О, я не сомневаюсь, что в ваших руках, леди Рэйчел, это старое поместье приобрело поистине отменный вид. Я непременно побываю у вас, когда совершу поездку по стране.

– Это будет великая честь для нас, – улыбнулся Стивен, барон Робсарт. Теперь он имел все основания быть счастливым и улыбаться.

Рэйчел поспешила представить королю своих детей: серьезного семилетнего Дэвида, шестилетнего Чарльза, названного в честь славного «мистера Трентона», очаровательного сорванца с живыми черными глазами. Карл чуть не пошутил – дескать, весь в меня, – но предпочел сдержаться.

– А это наша Ева, – сказала Рэйчел, указывая на малютку своих ног. Украшенная перьями щеголеватая шляпка скрывала личико сидевшей в обнимку со спаниелем девочки. Она, видно, так устала, что не очень реагировала или еще не понимала, что ее семейство удостоил вниманием сам король Англии.

– Ах, Ева, несносная девчонка! – затормошила ее нянька, в которой Карл узнал Нэнси, так часто проводившую его в покои к другой Еве. – Встань сейчас же и сделай его величеству реверанс.

Трехлетний ребенок послушно повиновался, но на его личике было написано неудовольствие. А потом, словно она сама решила, когда и кому дарить свою милость, маленькая Ева оделила Карла прелестнейшей из улыбок – очаровательные ямочки так и заиграли на ее щеках.

Карл молчал. Это румяное округлое личико с чуть заостренным подбородком, золотистые кудряшки, по-лисьи лукавые темно-голубые глаза… Ева!..

Карл с трудом проглотил ком в горле и побледнел, но заставил себя улыбнуться.

– Мне показалось…

Он не окончил фразу и отвлекся, заметив в числе свиты четы Робсартов две внушительные фигуры охранников из Сент-Прайори. Теперь на них были дорогие ливреи дома Робсартов, в лице застыло достоинство слуг из хорошего дома. Но Карл заставил их развеселиться, вспомнив, что они когда-то обыграли его в кости. Он полез в карман и тут же рассмеялся, заметив, что у него с собой ни единого пенса. Что ж, у него еще будет время расплатиться.

– Мы ведь еще непременно встретимся, не так ли? И с вами, сэр Стивен Робсарт. В самое ближайшее время в моем дворце в Уайтхолле. А сейчас я вынужден проститься. Видите, какое вышло столпотворение из-за моей задержки?

И, не удержавшись, чтобы еще раз не поцеловать ручку Рэйчел, он поспешил к своей свите.

Играла музыка, кричали люди, гремели барабаны, цокали подковы лошадей проезжающей процессии. Многие из следовавших мимо спешили снять шляпы и поклониться семейству Робсартов, к которым его величество проявил такую милость.

Рэйчел нежно поглядела на мужа:

– Кажется, при дворе Карла Второго ты сможешь сделать блестящую карьеру, Стив.

Он чуть кивнул:

– Все возможно. Если не забывать, что этот «черный мальчуган» чаще дает обещания, чем их исполняет. В любом случае у меня есть ты, наши дети и Сент-Прайори. И я счастлив, как мало кто из смертных. – И, убрав завиток с ее щеки, шепнул, приблизившись: – Король так глядел на тебя, Рэч… Я даже невольно ревновал. И безумно захотел послать ко всем чертям этот праздник и оказаться дома, в нашей спальне… с тобой наедине.

Рэйчел смеялась, глаза ее вспыхивали. Потом она стала серьезной и заметила:

– Ты видел, какими глазами взглянул король на нашу Еву?

Они оба на миг помрачнели. Затем Стивен улыбнулся, подхватил дочь на руки и расцеловал в обе щеки.

Рэйчел в этот момент пришлось усмирять младшего сына Чарльза, который, устав стоять и отвешивать поклоны, развлекался, корча рожи проезжающим. Да, у них была уже другая жизнь, прошлое осталось в прошлом.

Карл Стюарт по-прежнему был в центре всеобщего внимания. Хотя встреча с Робсартами что-то затронула в его душе, он не мог долго предаваться воспоминаниям в этот день всеобщего ликования. И все же, несмотря на его оживленный вид и беспрестанные любезности и шутки, какими он то и дело обменивался с подданными, где-то почти подсознательно он ощущал горечь. Но он уже свыкся с этим чувством и не помнил, когда оно поселилось его в душе и окончательно превратило его из романтика, каким он когда-то покинул Англию, в беспринципного циника, каким он вернулся на родину. И сейчас, въехав в ворота Уайтхолла, где отцы города приготовили ему торжественную встречу, он лишь краткое время кивал, выслушивал их речи и поздравления, потом поднял руку, приказывая остановиться, и, сославшись на утомление, направился в приготовленные ему покои в старом отцовском дворце.

Брат Джеймс попытался его остановить:

– Карл, ты не можешь так поступить, твой королевский долг обязывает!.. Эти люди ждали тебя, они признали тебя королем…

– Раз так, то они должны понять, что монаршая просьба является для них равносильной приказу.

– Но королевский долг!..

Чуть приподняв бровь, Карл поглядел на брата, и принц Джеймс осекся, но, по-своему истолковав иронию в глазах короля, стал лепетать, что если Карл имеет в виду его брак с Анной Хайд, неподобающий его рангу, то он готов отречься от нее.

В уголке губ короля залегла горькая складка:

– А ведь ты так любил ее когда-то, Джемми. И сейчас, когда она ждет от тебя ребенка…

– Но когда я на ней женился, я, как и ты, был изгнанником, принцем лишь на словах.

– Ты заметил, – вдруг прервал его Карл, – того мужчину, с которым я недавно разговаривал? Это благодаря ему тебе когда-то удалось бежать из плена.

– Что? – только и заморгал Джеймс.

Карл вышел, хлопнув дверью.

Его встретили огромные пустые покои со всем слепящим блеском вновь возвращенного великолепия после того, как при Кромвеле здесь были казармы. А сейчас сияли хрустальные люстры, персидские ковры угодливо приглушали шаги, зеркала в золоченых рамах были готовы безропотно отразить его величество короля Англии, Шотландии и Ирландии Карла II Стюарта. В их глубине Карл видел очень высокого, хорошо сложенного мужчину со смуглым, покрытым ранними морщинами лицом. Сегодня ему исполнилось тридцать лет. Он добился всего, чего хотел. Он счастлив. И одинок. Так одинок…