Стивен невольно чуть улыбнулся в усы – он не сомневался, что теперь эти деньги приберут к рукам парламентские чиновники. Однако и Ева, и Рэйчел, получившие по сорок с лишним тысяч, превратились в весьма состоятельных леди. Гаррисон украдкой покосился на Энтони: пока что в завещании о нем не было ни слова. Глаза дядюшки расширились, когда он услышал дальнейший текст о том, что несколько тысяч барон выделял на приют для вдов и сирот моряков его флотилии и еще некоторая сумма шла на госпиталь для лечения инвалидов гражданских войн.

«Мое поместье Сент-Прайори, – гласило завещание, – и остальные мои земельные угодья, равно, как и наследственный титул пэра, должны перейти к сыну моему от второго брака Николасу Робсарту, а если он по какой-либо причине не вступит во владение, то опекунами Сент-Прайори я назначаю свою младшую дочь Рэйчел и человека, которому полностью доверяю, – полковника Стивена Гаррисона, жениха моей дочери Евы. Если же упомянутый Николас Робсарт в течение пяти лет не предъявит свои права на титул пэра и земли, то пэрское звание должно перейти к моей младшей дочери леди Рэйчел, ибо, как бы ни любил я остальных членов моей семьи, она одна достойна стать пэрессой, с передачей титула своему мужу и детям. Подобное заявление обговорено мной с членами парламента и зафиксировано в документах в нотариальной конторе в Лондоне.

Что касается моего брата Энтони Робсарта, то это человек порочный и импульсивный, и я, полагая, что он будет настаивать на получении титула, настоятельно прошу моих душеприказчиков подтвердить мою последнюю волю, чтобы мой брат не получил титула, оставленного моему сыну. Энтони Робсарт решил посвятить себя духовной карьере, и я готов помочь ему в этом, выделив для него и нужд его прихода сумму в размере восьми тысяч фунтов стерлингов…»

– Да будь он проклят! – так и подскочил преподобный Энтони. – Пусть черти зажарят в аду его порочную душу!..

– Ваша милость, – поспешил прервать Робсарта-младшего Эзикиэль Батс, – ведите себя скромнее, уважайте память покойного.

– Что?! – почти взвизгнул Энтони. – Этот пес лишил меня всех полагающихся по закону прав и думает, что я успокоюсь его ничтожной подачкой? Он обобрал меня, он лишил законного титула! Он сдох, как свинья, и теперь я его единственный наследник!

– Так вот почему вы так вырядились? – иронично заметила Ева. – Вы уже считали себя пэром Англии!

– И я им буду! – потряс кулаками над головой Энтони Робсарт. – Пэрство передается по мужской линии, если есть хоть один наследник мужского пола. И Рэч ничего не получит. А Николас… Кто этот Николас, где он? С ним всегда было нечисто, Дэвид не признавал его. И теперь он все оставил этому ублюдку, только затем, чтобы отстранить меня! Не дождетесь! – тряс он в бешенстве пальцем перед спокойной Рэйчел. – Ха! Пэресса Рэч! Сатанинское отродье! Ты ничего не получишь, ведьма!

– Сударь, вы ведете себя в высшей степени непристойно, – вступился за девушку Стивен.

Но Энтони не так-то просто было угомонить. Он кричал, угрожал, обещал, что потребует пересмотра вопроса о пэрстве в Палате лордов, начисто забыв, что при нынешнем режиме она просто упразднена. Когда ему напомнили об этом, он все равно не пожелал сдаваться.

– Вы думаете, что можете отделаться от меня? Не дождетесь! Это я могу устранить всех вас. О, я знаю, что сделаю, – я всех вас объявлю предателями и преступниками. Вы лишитесь всего, а Сент-Прайори станет моим.

– Дядюшка, да вы безумны! – возмутилась Ева. – Ваше место в приюте для умалишенных!

– А твое, девка, в портовых кабаках. Или на плахе!

Теперь поведение Энтони возмутило всех. Стивен молча сгреб его за шиворот и хотел выбросить вон, но дядюшка вырвался и отскочил к камину, вытянув руки, словно удерживая Стивена.

– Все! Все! Я умолкаю. – Он перевел дыхание, оправил сбившуюся одежду и даже постарался придать себе солидный вид. Затем вскинул растрепанную голову и процитировал: – «Злой дух пока отступил от Саула». Я удаляюсь, чтобы вы имели время подумать и признать мою правоту.

Он вышел величественной походкой; оставшиеся еще долго с возмущением обсуждали его поведение.

– Он уехал, – заметила Рэйчел, выглянув в окно.

– Скатертью дорога, – оправляя юбки, встала Ева. Она была скорее весела, чем взволнована – поведение дяди лишь позабавило ее. Потом она с улыбкой взглянула на Рэйчел: – Ты станешь пэрессой, Рэч. И это верно, как судьба. Видит Бог, ты достойна этого, как никто из нас. И уж тогда-то ты будешь самой завидной невестой в Англии! Видишь, как славно все складывается.

По сути, ее не обидело, что титул, в обход ее – старшей дочери, переходил к младшей. Как бы эгоистична ни была Ева Робсарт, но в глубине души она понимала: Сент-Прайори – это Рэйчел. К тому же сейчас ее волновало нечто другое – деньги. Огромные деньги, что отныне принадлежат ей. Это и будет то приданое, какое она предложит королю.

Она выскользнула из летней гостиной, где все еще обсуждали странное поведение Энтони Робсарта, незамеченной.

– А где сейчас ваш брат Николас, леди Рэйчел? – почтительно обратился к девушке мировой судья Эзикиэл Батс. – Думаю, нам следует поставить его в известность.

Почему-то этот вопрос привел присутствующих в некоторое замешательство. Все глядели на Рэйчел, но она, хоть и побледнела, ответила со спокойным достоинством:

– Николас Робсарт проживает во Франции, в провинции Бретань, у родни своей матушки, Бомануаров.

– Бомануаров? – переспросил с беспокойством судья. Его несколько нервное, пухлое лицо вдруг вытянулось. – Бомануаров? – вновь повторил он и нахмурился, словно припоминая что-то. – Это не те Бомануары, сын которых сбежал из родового замка и поджег корабли в порту, а племянник главы рода избил епископа Байе?

Рэйчел надменно вскинула голову:

– Я не знаю, о чем вы толкуете, милостивый государь. Бомануары – это древний, почтенный род; некогда они ходили в крестовые походы под знаменем Людовика Святого, а также принимали участие в знаменитой «Битве тридцати» в годы Столетней войны. И даже глупая выходка кого-то из Бомануаров не может опорочить столь прославленное имя. Леди Шарлотта де Бомануар была второй женой моего отца и родила ему сына Николаса.

Ее голос как-то странно звенел, когда она произносила все это, а взгляд так и полыхал.

– Да, да, конечно, – пробормотал мировой судья и вскоре поспешил откланяться.

Стивен подошел к Рэйчел:

– Кажется, Джулиан Грэнтэм тоже родственник Бомануаров? Помню, он говорил, что якобы ничего не знает о вашем брате.

Рэйчел проглотила ком в горле.

– Ради бога, мистер Гаррисон, не сейчас. Я очень утомлена. Если можно, мы обсудим все позже.

Стивен поцеловал ей руку.

– Уже темнеет. Вы и в самом деле утомлены, простите меня. Думаю, мы обсудим все завтра.

Ева нашла короля у Джулиана. Грэнтэм чувствовал себя уже лучше, краски вернулись на его лицо, и ел он с аппетитом. Хотя на голове его была повязка, он уже улыбался и уверял его величество, что хоть сегодня готов вскочить в седло и скакать. Однако когда появилась Ева, он сразу помрачнел и сжал зубы так, что на щеках обозначились желваки. Казалось, он еле переносит прелестницу.

Ева поспешила поскорее увести короля с собой. Расположившись в одном из покоев в эркере большого окна, она поведала ему о странном поведении дядюшки, а главное, о том, что теперь она богата, так богата! Она нежно и испытующе смотрела на него, ожидая ответа, и пыталась бодриться, но явно нервничала: пальцы ее чуть дрожали, когда она перебирала складки юбки.

Карл уловил ее напряжение. Он мягко улыбнулся, прижался губами к ее руке, но глаза его остались серьезными. Во-первых, для себя он уже решил, что Ева после смерти Робсарта уже не так ценна для него, а во-вторых, он серьезно задумался над тайной Сент-Прайори в обличье таинственного существа, которого обитатели замка старательно скрывают. В-третьих, Ева так стремилась доказать, что в ней, в ее деньгах, есть какой-то смысл для него, что это навело его на мысль – она не так проста и бескорыстна, как хочет казаться. Сорок тысяч фунтов. Это, конечно, деньги, но для Карла, в сравнении с его планами возвращения престола, – лишь капля в море. Все сильно изменилось.

Карл ощутил себя негодяем. Но что значили все человеческие чувства и переживания в сравнении с его высшей целью – вернуть трон отца?

Поэтому он ушел от прямого ответа и расспросил Еву подробнее о тексте завещания. Он поинтересовался, что думает Ева о своем брате Николасе и о том, как скоро тот может предъявить права на пэрство. Ева отвечала как-то неопределенно, но у Карла сложилось впечатление, будто она вообще сомневается, что Николас воспользуется титулом отца. Скорее всего, Робсарт в завещании сослался на сына лишь для того, чтобы уберечь пэрство для дочери от притязаний со стороны Энтони. Ева считала, что Рэйчел достойна стать пэрессой даже в обход ее, старшей дочери, и это умилило Карла. Но, с другой стороны, разве Ева не метила выше – на место его жены и королевы? Она так убежденно говорила об этом, хотя он сам дал ей повод, попросив ее руки.

Сейчас для короля этот вопрос был наиболее мучителен. Он вновь ушел от темы и заговорил о загадочном убийстве лорда Робсарта. Кому это было выгодно? Он стал расспрашивать Еву, кто и в какой очередности прибывал в замок. Она, словно через силу, заставила себя сосредоточиться: сначала прибыл Энтони, затем лорд Джулиан Грэнтэм, который, узнав, что короля все еще нет в Сент-Прайори, тут же уехал его искать и вернулся только с его величеством и сопровождающими. Потом приехала Рэйчел, но ее Карл не мог ни в чем заподозрить – не могла же Рэйчел убить собственного отца, даже если со смертью последнего она становилась свободной и богатой. А вот Энтони… Он-то рассчитывал, что с гибелью старшего брата перед ним откроются широчайшие перспективы. Николаса он просто не брал в расчет, так как о том редко заходила речь, да и все считали, что Николас незаконнорожденный. Поэтому Энтони вполне мог, предварительно похитив мушкет, рано утром убить брата. Недаром же он так отвлек внимание всех, заверив, что лорд Дэвид отправился в Эймсбери. Откуда он мог это знать? Может, конечно, он и в самом деле слышал, что барон говорил о поездке за подмогой, но мистера Гаррисона это озадачило с самого начала. Хотя где был всю эту ночь сам Стивен? Он и словом не обмолвился об этом…