Пастор даже икнул от потрясения. В пустых покоях этот звук прозвучал неожиданно громко. Энтони испугался и прикрыл ладонью рот, озираясь. Подошел к прикованной скамье в нише окна, машинально вытер с нее пыль и сел, глядя перед собой немигающими глазами. Он понимал, какой шанс у него в руках. Как он может выслужиться перед новыми властями или, наоборот, возвыситься в кругах сторонников монархии. Но что лучше предпринять, он еще не решил.

Почему-то он вспомнил свою жизнь. Никчемную жизнь, в которой его постигало одно разочарование за другим. С детства он чувствовал себя ущемленным тем, что родился в семье младшим. Духовная карьера – единственное, что светило ему. Он с готовностью ухватился за эту возможность, хотя по-настоящему набожным не был – мешали тщеславие и жажда мирских благ. Религия для него служила лишь ширмой, за которой он прятал свое честолюбие, одновременно пытаясь создать себе репутацию рьяного поборника церкви. Сначала католической – ибо это считалось модным и престижным, потом – пресвитерианской, после прихода к власти пуритан. О своих чаяниях он не говорил никому, кроме сестры Элизабет – она-то уж была глупа, как гусыня, и он ничем не рисковал, доверяясь ей. Но почему-то все, с кем он общался, относились с явным сомнением к его религиозным речам и откровениям. А его брат Дэвид, который сделал столь блестящую карьеру, даже пальцем не пошевелил, когда он попросил его выполнить свой семейный долг и похлопотать за младшего брата.

– Мужчина должен добиваться всего сам, – только и ответил он.

Презренный негодяй! Как он смел говорить такое? Он, кому все падало прямо с неба! Потом, все его победы на войне – сколько фамильных земель он распродал, чтобы сформировать свои войска, да и взяток, наверное, надавал немало. А его работа в Вест-Индской компании? Энтони никогда не думал, что успех в создании ее флота стал плодом титанических усилий брата, и считал, что тому просто повезло.

Энтони давно понял, что ненавидит всех, но особенно – свою семью и брата Дэвида. Вот если бы их не стало… Тогда он мог бы отказаться от духовного сана, стать лордом, бароном Сент-Прайори, пэром Англии.

Итак… если он откроет, что его милые племянницы скрывали коронованного врага республики, – их сразу не станет. Если же, став пэром, он поможет королю скрыться – трудно представить, какие возможности откроются перед ним, когда монархия вернет свое. Энтони зажмурился – ему уже мерещилась должность в Совете короля, орден Подвязки, немыслимые богатства и титулы. Эх!..

Где-то сквозняком захлопнуло дверь. Энтони вздрогнул и очнулся от своих мечтаний. Он встал, оправил одежду. Пора было идти слушать завещание. О своем открытии он пока умолчит. У него еще будет время обдумать, как поступить.

В это время Стивен находился в библиотеке замка. Его рука все еще покоилась на перевязи, но чувствовал себя он уже нормально. Вот только в душе его царил полный переполох. Разгон фанатиков, дуэль с Джулианом, когда он едва избежал смерти, таинственное существо, прячущееся в Сент-Прайори, убийство лорда Дэвида… И еще Рэйчел. Неожиданное, слепящее чувство любви к этой милой девушке… их связь. И это в то время, когда Ева настаивает на сохранении помолвки. А потом это известие, что Ева – любовница… короля. У него появился шанс разорвать помолвку, которой он уже не желал, но он ведь обещал ее отцу жениться на Еве. У Стивена голова шла кругом.

Он с трудом взял себя в руки. Итак… Пока он ничего не может разузнать о смерти лорда Робсарта, ему следует сосредоточиться на таинственном существе, скрывающемся в замке. Человек ли это? Стивен решил, что человек, или почти человек. И от этого «почти» ему становилось не по себе. Это скрывало в себе опасность и объясняло многое из того, что происходит в замке. Таинственный монстр-убийца, присутствие которого сулит опасность обитателям Сент-Прайори. Стивен подумал о Рэйчел, и сердце его дрогнуло – она знает об этом получеловеке, но молчит. Значит, и она в опасности. Но он разведает эту тайну, даже вопреки ее воле.

Стивен огляделся. Светлая библиотека с ее старинным сводом, готическими окнами и книжными шкафами. Сейчас помещение казалось каким-то сумрачным, возможно, из-за пасмурного дня. За окнами шумел опадающей листвой старый парк; по полу пробегали тени. Глядя на них, Стивен остановил свой взгляд на чернильном пятне у люка. И тут внимание Стивена привлекло нечто другое: пятно было не единственным. Тот, кто разлил чернила, видимо, запачкался в них. Стивен увидел еще несколько мазков на плитах пола на некотором расстоянии друг от друга, словно их оставил запачканный край одежды. Стивен поежился. Видимо, монстр делал огромные скачки, когда убегал. И следы вели… он уже догадался. К таинственной двери у камина. Он заметил, что на двери нет замка, и это почему-то поразило его. На створке двери тоже виднелись следы чернил. Стивен попытался открыть дверь, но она не поддалась – видимо, была заперта изнутри.

Сзади на лестнице послышались шаги, а потом появилась Рэйчел. Сначала она не заметила Стивена, а когда увидела, то отшатнулась, словно хотела кинуться назад к люку. Но он уже увидел, что она держала в руках и поспешила спрятать его за спину, – цепь с замком.

Стивен пошел к ней, протягивая руку:

– Давайте, Рэйчел, я помогу вам. В самом деле, намного безопаснее, если эта дверца будет закрыта извне.

Ее пальцы дрожали, когда он брал у нее замок. Ему захотелось обнять ее, успокоить, сказать, что ей нечего опасаться, он не враг и она может рассчитывать на его помощь и поддержку. О, небо! Ему еще столько надо сказать ей!..

Пока он вдевал цепь в скобы и подвешивал замок, она молчала. Лишь когда он спросил, не желает ли она дать ему кое-какие пояснения, из груди ее вырвался невольный вздох.

– Что ж, придется. Однако, если вы позволите, я бы хотела отложить этот разговор на другое время. Мне надо посоветоваться с сестрой. Пока, думаю, нам стоит пройти в летнюю гостиную. Там мировой судья Эзикиэл Батс и душеприказчики отца. Они ждут, когда все соберутся, чтобы вскрыть завещание.

Они говорили сухо и официально, словно не было меж ними той упоительной ночи, полной страсти, близости, любви. Стивену стало больно. Рэйчел стояла перед ним прямая и напряженная, как струна, ее черное платье с высоким воротом плотно облегало талию, делая девушку особенно хрупкой, но вместе с тем выгодно обрисовывая контур высокой груди. Стивен вдруг ощутил, как глухо забилось сердце: он по-прежнему хотел ее, она была ему мила, он был влюблен в нее.

– Погодите, Рэйчел, – схватил он ее руку, когда она хотела уйти. – Ради бога, погодите! Нам ведь есть о чем поговорить с вами. О нас.

Она подняла на него глаза, смущенные и страдающие.

– «Нас», мистер Гаррисон, не существует.

– Нет, Рэч, это не так. Милая моя, не отвергайте меня. Я люблю вас, вы любите меня – через это нельзя так просто переступить.

– Но вы же жених моей сестры, – ответила Рэйчел с ощутимой укоризной в голосе. – А я…

– Я понял, что ваша помолвка с лордом Грэнтэмом не состоится. Вы свободны и…

– Но вы не свободны!

Она вырвала руку из его рук.

– Вы связаны с Евой брачным обязательством. И сейчас, когда она в беде, вы не оставите ее!

– Она сама накликала на себя беду! – сухо отрезал Стив.

– О… Вы знаете?

Она выглядела испуганной. Стивен кивнул:

– Да. Я знаю. И это ли не повод, чтобы я расторг помолвку?

– Вы не сделаете этого! – Голос Рэйчел стал непреклонным. – Еве всегда не везло в жизни, ее постигали одни удары. Она храбро держится, но и она может сломаться. Вы же просили ее руки, вы дали слово моему отцу…

Тут глаза ее наполнились слезами, губы задрожали, и она отвернулась. Но едва Стивен попытался ее обнять, она отпрянула. Так Рэйчел и стояла, вскинув голову, всеми силами пытаясь сдержать рыдания.

– Рэйчел, милая моя, – мягко заговорил Стивен, – почему ты всегда думаешь только о других, а не о себе? Нам ведь было так хорошо вместе. И неужели ты не понимаешь, что ты отдала мне, моя чистая, добрая девочка? Ведь это положено отдавать лишь мужу. Теперь, когда я соблазнил тебя и твоя помолвка с лордом Грэнтэмом расторгнута…

– До этого вы так же владели Евой, – быстро отрезала девушка. – А то, что было… Что ж, я сама этого хотела. А теперь не хочу. И оставьте меня… ради бога!

Она резко повернулась и ушла. Стивен стоял какое-то время в пустой библиотеке, чувствуя себя больным и разбитым. Он понимал, что ему не совладать с волей Рэйчел, но упрямо сцепил зубы. Нет, он так просто не откажется от нее. Ему следует поговорить с Евой.

Поговорить сразу ему не удалось. Едва он спустился в галерею, как его позвали выслушать завещание. На правах должностного лица и все еще в качестве жениха Евы Робсарт, он должен был присутствовать при этой церемонии. Когда он вошел в летнюю гостиную, там уже собрались все. Несколько пожилых джентльменов, которых покойный лорд Робсарт удостоил своим доверием, Эзикиэл Батс, Рэйчел, Энтони, Ева, почти вся прислуга Сент-Прайори. Рэйчел сидела чуть в стороне от остальных и нервно мяла косынку. Глаза ее были все еще красны от слез, но, с учетом траура в замке, в этом вряд ли можно было усмотреть что-либо необычное. Ева выглядела спокойной, указала Стивену на место подле себя и даже попробовала негромко пошутить:

– Взгляни-ка на дядюшку, Стив. Разрядился, подобно Иосифу Прекрасному.

Энтони Робсарт и в самом деле выглядел необычно. Вместо приличных его сану темных одежд на нем был камзол из серого камлота, обшитый золотым позументом. Кружева водопадом ниспадали у него с горла и запястьев, а у икр даже нависали над мягкими голенищами щегольских сапожек. Он сидел в кресле, как на троне, важно опираясь на трость с вызолоченным набалдашником.

Меж тем завещание было вскрыто и зачтено нотариусом. В нем отмечалось, что большая часть недвижимости Робсартов была продана во время войн, и сейчас у семейства оставались лишь угодья Сент-Прайори – 100 акров земли, 15 акров пастбищ, рыбные озера и охотничьи леса – вместе с замком дающие титул пэра, а также большой особняк во флорентийском стиле с садом в Лондоне, несколько домов в Саутгемптоне и некоторые владения на севере Англии в Йоркшире. Большая часть состояния Робсартов представляла собой денежные вклады в банках Лондона и на континенте. Сумма оказалась нешуточной, более 150 тысяч фунтов стерлингов. Из нее внушительная часть предназначалась слугам – настолько внушительная, что нотариус, словно не поверив, поправил на носу очки и вновь пробежал глазами по строчкам. Слуги держались невозмутимо, кое-кто даже переглянулся со значительным видом – мол, мы знаем, чего заслуживаем, и лишь толстуха Сабина, уткнувшись в передник, расплакалась. Оставшуюся сумму барон разделил между своими дочерьми и сестрой, ибо завещание написал еще зимой этого года, когда леди Элизабет была жива и ничто не предвещало ее скорую кончину.