Карл старался не думать, зачем забивает себе голову всеми этими, отнюдь не королевскими, мыслями. Его ведь не заинтересовала ни таинственность смерти Патрика Линча, ни гибель мальчика Осии, ни трагическая кончина Джека Мэррота. Конечно, они были только слугами. Но даже жуткое убийство Элизабет Робсарт не заставило его разгадывать все эти тайны. Теперь же он словно поставил себе целью докопаться до истины, и не хотел думать о другом. О Еве Робсарт и о том, что ни о каком браке между ними теперь не может быть и речи.

Он слез с коня и углубился в рощу. Старый дуб с раздвоенным стволом, хорошо видный среди облетевшей листвы кустарников, он нашел быстро. Сухие листья шуршали под ногами короля, когда он приблизился к дереву. Да, развилка была подходящей подставкой для дула мушкета, и вид на дорогу отсюда просто превосходный. Одновременно нижний толстый ствол дуба мог прекрасно скрывать убийцу. Карл поглядел под ноги: земля и в самом деле была утрамбованной. Видимо, убийца не один раз побывал здесь, не зная точного времени прибытия лорда в замок. Наверное, он знал, что Робсарт может в одиночку совершать верховые прогулки. Значит, этот человек был близок к барону и хорошо знал его привычки. Фанатик ли это? Украденный в Сент-Прайори мушкет показывал, что это маловероятно. Убийцей мог быть только человек, имеющий свободный доступ в замок.

Карл еще раз внимательно оглядел утрамбованную землю. Из-за опавшей листвы отпечатки следов было трудно различить, и все же кое-что Карл заметил. Отпечаток каблука. Глубокий, квадратный. Такой обуви простолюдины не носят, это след от дорогого башмака или ботфорта.

По возвращении в Сент-Прайори Карл не собирался присутствовать на похоронах и потому повернул к конюшне, заслышав долетавшее из часовни пение псалма:

– Краток век у смертного, рожденного женщиной…

Король завел лошадь в конюшню, расседлал ее, потом через служебные ходы прошел в парк. Он машинально направился в сторону пустующего крыла. По смятым кустам Карл догадался, где именно происходила дуэль Джулиана со Стивеном, которую прервало появление загадочного существа. Опустившись на каменный, осыпающийся выступ стены, он задумался. В замке было слишком много таинственного и непонятного. Ранее он не размышлял об этом, очарованный любовью к Еве, теперь эта таинственность стала утомлять и раздражать его. Какого черта? Что он делает в этой забытой Богом дыре? Чем это там так занят Уилмот, что до сих пор не прислал за ним человека? А теперь еще и Джулиан слег. Правда, Ребекка Шепстон говорила, что лорд Грэнтэм скоро поправится – сотрясение мозга опасно лишь на первых порах, и если Джулиан будет пить приготовленные мисс Рэйчел травяные настои и пробудет хотя бы сутки в постели, то вполне сможет восстановить силы для поездки. Она так и сказала этим утром – для поездки. Словно знала, что они не останутся в замке надолго.

Карла воодушевила эта мысль. Да, он хотел уехать, и как можно скорее, вырваться из этого круга забвения и несчастий. О боже, у него ведь столько дел! Столько людей его ждут! Он вспомнил осторожный, чуть суровый взгляд своего канцлера Хайда, беспечный смех герцога Бэкингема, добрую улыбку сестры Марии, во владениях которой он нашел прибежище. Подумал и о заплаканных глазах своей матери Генриетты-Марии. Она, наверное, с колен не встает, молясь о нем, а он застрял здесь, в глуши. И вдруг Карл вспомнил, что был так счастлив в этом замке. Так влюблен. Его кровь бурлила в ожидании воплощения самых несбыточных надежд, но сейчас он отчетливо понял, что ошибался. Почему он так поверил в предсказание Мэг? Может, он сам хотел в него верить?

После смерти лорда Робсарта он словно очнулся и понял, что не имеет ничего общего с Сент-Прайори. Все это было будто забытье, золотистый осенний сон, в котором он утонул, спасаясь от кровавых воспоминаний о своем поражении, от угрызений совести и печали о погибших сторонниках. А сейчас…

Он зябко поежился. Холодный ветер срывал с деревьев листву. По небу неслись темные тучи. Мир потускнел. Пришло прозрение.

К нему подбежал спаниель и стал ластиться. Эта умильная мордочка и круглые преданные глазенки внесли некоторый покой в душу короля. И когда он заслышал шаги и шелест юбок, на его лице уже играла улыбка.

Ева Робсарт увидела его из окна и решила поговорить. Ей казалось, что с момента гибели отца Карл словно избегает ее. Она понимала причину этого. Достаточно проницательная, чтобы сообразить, что одних ее чар было бы недостаточно, она догадалась, что корабли ее отца стали решающим доводом, благодаря которому Карл Стюарт попросил ее руки. Но погиб отец, а с ним ушел и довод. Осталась лишь страсть, что, словно вихрем, закружила их. На нее Ева делала последнюю ставку. Ведь Карл еще здесь, с ней, и ей надо во что бы то ни стало удержать его. Этим утром она старалась выглядеть особенно привлекательно. Нэнси было велено до блеска отполировать волосы госпожи шелком и тщательно завить их, хоть служанка и ворчала, что в такой день это просто неприлично. Ева тщательно надушилась, намазала лицо холодным французским кремом, но губы подкрасила лишь чуть-чуть. Она выбрала траурное платье из черного шелка с лифом на китовом усе и очень пышной юбкой. Зная, что черный цвет ее старит, положила на плечи широкий, как пелерина, воротник из белоснежных голландских кружев. Вид ее был несколько нескромен для глубокого траура, и во время похорон она слышала недовольный ропот вокруг, но старалась не придавать этому значения. Разве не была она всегда притчей во языцех? К тому же слезы, что она лила над телом отца, несколько успокоили злопыхателей.

Правда, Ева не знала, так ли уж она горюет об отце, которого не слишком любила, полагая, что тому и дела нет до нее. Она плакала от страха, от того, что с этой смертью теряла слишком многое. Она абсолютно искренне не думала о троне. Ее любовь к Карлу Стюарту была так сильна и неожиданна, что она тревожилась о своей любви, как о боли, от которой нет спасения.

Сейчас, когда Карл улыбался ей, слезы так и хлынули с новой силой. И король кинулся к ней, обнял – он не выносил женских слез.

– Ева! Ангел мой, Ева! Я прошу вас… Не надо. Не надрывайте мне сердце.

Она подняла к нему заплаканное личико, зная, что слезы не портят ее. Нос не краснеет, лишь чуть припухают губы, но это ей даже идет. А слезы на длинных ресницах придают ее глазам особое сияние.

– Карл, – произнесла она. – Ваше величество, мой король, имею ли я право просить у вас утешения? Не забыли ли вы свое обещание, свою клятву жениться на мне?

У короля сжалось сердце. Сейчас, когда она в таком состоянии, у него не нашлось сил оттолкнуть ее, сказать «нет» всем ее надеждам. И он лишь ласково привлек ее к себе. Он был таким сильным, высоким, а она трепетала в его руках, как дитя. Красивое дитя. Эти черные ленты в ее кудрях казались столь яркими на фоне золота ее волос. Такой контраст… В душе Карла было то же: боль от утраты надежд на союз по любви и прежняя радость оттого, что он обнимает ее, что она с ним. Да, натура Карла даже в горестях стремилась найти нечто радостное. И сейчас он радовался, что Ева так любит его, что им хорошо вместе. Было хорошо… Где-то в его сознании словно всплыли силуэты кораблей – мачты и паруса. Отныне всегда, когда он будет видеть флот, он будет думать о ней. Ибо он любит ее, но не сможет на ней жениться. Однако это ведь не означает, что они должны расстаться? Почему бы им не быть вместе… без оформления брачных отношений?

Какая простая и радостная мысль! Карл ласково стер слезы со щек возлюбленной.

– Если на то будет воля Божья – мы не расстанемся.

Это не был конкретный ответ, но все же он несколько успокоил Еву. Она попыталась улыбнуться и взяла себя в руки.

– Гости уже разъезжаются. Вам нечего опасаться; когда они справлялись о вас с Джулианом, им ответили, что Чарльз Трентон отбыл, а лорд Грэнтэм болен. Больше они не задавали вопросов. В замке сейчас остались лишь нотариус, мировой судья и несколько соседних сквайров, которые в качестве душеприказчиков будут присутствовать при оглашении завещания. Еще останется Стивен. И как должностное лицо, и… в качестве моего жениха. Отец ведь не успел публично расторгнуть нашу помолвку.

Опять этот жалкий и тревожный взгляд.

Карл ласково погладил ее по щеке:

– Я понимаю.

Они пошли ко входу. На лестнице король подал ей руку и попробовал пошутить.

– Выше нос, моя прекрасная возлюбленная. Обещаю, что мое величество потерпит, если сегодня вы будете сидеть возле «круглоголового» полковника.

Ева поддержала тон:

– Я верю слову моего короля.

Они прошли через то же пустое крыло замка, куда вчера вбежали, гонясь за призраком, Джулиан и Стивен, и миновали полутемную прихожую, глядя лишь друг на друга. И не заметили застывшего в нише стены Энтони Робсарта.

Он стоял, не шевелясь, и глядел им вслед широко открытыми, удивленными глазами. Сюда, в эти помещения, он пришел, заинтригованный рассказами о появлении странного существа. Энтони давно понимал, что от него скрывают какую-то тайну Сент-Прайори. Все эти непонятные события, загадочные звуки по ночам – о них молчали, явно не догадываясь, что он что-то заподозрил. Он же волновался, хотя и не имел права выказать этого. Страстно желая стать хозяином замка, он все же чувствовал себя в нем постояльцем, непрошеным гостем. Но теперь-то все изменится, а значит, он должен обязательно разгадать эту тайну. Поэтому, распростившись с гостями и оставив попечителей заботам Рэйчел, он отправился в эти покои. Заметив Трентона и Еву, он, на всякий случай, притаился в сторонке. И они его не заметили, а вот он… То, что он услышал, поразило его, и он начисто забыл, зачем пришел. «Мое величество», – сказал Чарльз Трентон. «Я верю слову моего короля», – ответила Ева.

Энтони был оглушен. Чарльз Трентон и… король. В его памяти всплыли тексты всех этих листов с описанием Карла Стюарта: очень высок, смугл, черты неправильные, черные глаза и волосы… Все сходилось. Никто не знал, где скрывается беглый король. А выходит, он совсем рядом, только что теперь он, Энтони, должен предпринять?