– О боже! – невольно вырвалось у короля.

Робсарт, словно не заметив этого, спокойно продолжил:

– Эти страны пока придерживаются нейтралитета. Но вот что удивительно – одной из первых власть лорда-протектора, пуританина и убийцы монарха признала католическая Испания.

– Не может быть! – только и выдохнул король.

– Не стоит отчаиваться, сир. Политика – вещь изменчивая. Сегодня все за Кромвеля, завтра же…

– Вы обратились ко мне «сир»? – быстро перебил король.

Робсарт на миг исчез в облаке дыма. Потом Карл увидел его прямой, острый взгляд.

– Я стою перед вами, когда вы сидите. Стою с непокрытой головой. И если я не спешу припасть к руке моего короля, то лишь потому, что еще не получил на это соизволения.

Карл был напряжен, как натянутая тетива.

– А если я вам позволю?

Робсарт молча положил трубку на стол, приблизился к Карлу. Но когда он хотел преклонить колена, король удержал его:

– Не стоит. Я в вашей власти. А вы лорд-республиканец.

– Я никогда не был им.

Это было сказано твердо.

– Я сражался на стороне парламента, это правда. У меня были сомнения насчет злоупотребления властью вашим отцом. Видите, я откровенен с вами. И так же откровенно скажу, что пошел на войну, движимый не столько государственными помыслами, сколько мелким личным чувством. Местью. В этом была моя вина, за которую я и поныне несу наказание, ибо теперь я полностью во власти Кромвеля. Есть нечто, известное лорду-протектору, что накрепко приковало меня к нему. По сути, я его пленник. Ваш отец тоже знал мою тайну, но он был человек благородный – да покоится душа его в мире. Оливер же…

Он умолк, и Карл вдруг увидел выражение неприкрытой ненависти, вмиг изменившее отчужденно-холодное лицо барона. В следующий миг тот уже овладел собой, неопределенно взмахнул рукой и вновь отошел к камину.

– Вы странный человек, лорд Дэвид, – негромко произнес Карл. – Из мести вы пошли сражаться против Стюартов, теперь ненавидите Кромвеля.

Барон глядел на огонь.

– Моя ненависть, моя боль.

Карл невольно поежился. Сейчас от Робсарта словно веяло чем-то тяжелым, мрачным… Как своды его замка.

– Моя мать когда-то стояла перед вами на коленях, – сухо заметил Карл. – А потом просила за вас. Мой отец тоже просил за вас. Вы же толкуете о мести.

Брови Робсарта сошлись к переносице, резкие складки обозначились у крыльев носа, он чуть скривил рот. Когда он глянул на короля, то показался ему сразу постаревшим. Но глаза его, отражавшие красный свет камина, сверкнули по-волчьи.

– Я простил ваших родителей, сир. Хотя они и навлекли на меня величайшее несчастье. Сначала ваша матушка, по своей прихоти, потом ваш отец, так как поддерживал ее. Они вынудили меня жениться.

Карл едва не фыркнул. Это ли причина для ненависти?

– Вы могли отказаться.

– Не мог. Дама была беременна, и Стюарты приняли ее сторону, проявили свою власть. Я ведь скомпрометировал себя тем, что поддерживал ирландцев. В то время, когда в Ирландии вспыхнул мятеж, моя поддержка была равносильна государственной измене. Король и королева обещали замять дело, если я женюсь на фрейлине ее величества.

– На Шарлотте де Бомануар, – догадался король. – Я слышал, это был неудачный брак. Но раз дама находилась в положении… По-моему, мои родители лишь требовали справедливости.

Робсарт молчал. Потом медленно обошел стол и чуть толкнул глобус. Очертания Англии медленно выплыли из-под его руки.

– Что привело вас ко мне? – не глядя на короля, произнес он. – Если вы волнуетесь, что я донесу на вас, можете быть спокойны. Я вынужден служить Кромвелю, но это не означает, что я предам в его руки сына короля-мученика.

Карл встал, подошел. Теперь они стояли совсем близко – Робсарт с погасшей трубкой в руке и молодой король. Меж ними была лишь модель сферы земли. Карл поглядел на изображение Атлантического океана прямо перед собой. Океана, который бороздил флот Робсарта. Огромный флот.

В темных глазах короля зажглись искры.

– Да, мне нужно было убедиться, что вы не враг. Более того, я хотел сделать вас своим другом.

Робсарт чуть пожал плечами:

– Я связан с Кромвелем.

– Так порвите с ним. Служите мне.

Робсарт удрученно молчал. Карл ощутил нетерпение.

– Вы говорили, что политика – вещь изменчивая. Да, Европа сейчас признала силу Оливера Кромвеля. Но надолго ли? Что такое Оливер? Сколько времени этот узурпатор продержится у власти? Я же имею право на сочувствие и помощь при иностранных дворах уже по праву рождения. И рано или поздно – верю – я верну себе трон. Мне даже предрекли это, как и другое – что я уже встретил свою судьбу. Я не легковерен и не сентиментален. Но сейчас положение особое. Я знаю, кто моя судьба, – ваша дочь Ева. Поэтому я прошу у вас ее руки.

Робсарт выронил трубку и широко открытыми глазами смотрел на короля.

– Ева уже помолвлена, – наконец, словно с трудом, произнес он.

– Разве я не более предпочтительная кандидатура в глазах аристократа Робсарта, нежели сквайр Гаррисон? Сама-то Ева уже сделала свой выбор. И только дочерняя почтительность удерживает ее от того, чтобы попросить вас расторгнуть эту помолвку.

Робсарт все еще пребывал в смятении, глядя на короля. Коротко остриженные кудри Карла придавали ему сходство с круглоголовыми. Но эти искрящиеся выразительные глаза были глазами кавалера и вполне соответствовали его обаятельному, хоть и некрасивому лицу. Робсарт подумал, что эта выразительная внешность вполне могла расположить к «мистеру Трентону» его влюбчивую дочь. Но знает ли она, кто их гость? Он спросил короля, был ли у того с Евой разговор о том, кто он. Карл отрицательно покачал головой:

– Ваша дочь, милорд, ничего не знает. И этим мила мне.

Робсарт словно сомневался.

– Она догадывается, что вы хотите просить ее руки?

– Нет.

Барон задумчиво произнес:

– Ева уже невеста. И помолвка с Гаррисоном состоялась с ее согласия. Конечно, она не глупа и могла понять, что этот союз не принесет им обоим счастья. Она вполне могла увлечься вами. Могла быть мила и кокетлива, не зная, что играет с огнем. Хотя и не имеет на это права. И потому, что обручена с другим, и потому… – Он глубоко вздохнул. – Свет не поощряет подобные альянсы.

Карл грустно рассмеялся:

– Пусть сначала свет признает во мне короля. Пока я лишь изгнанник, которым играет судьба. Я в разладе с окружающим миром. Я плыву, куда меня несет ветер. И разве он не может занести меня в тихую гавань под названием супружество?

– Ваше величество, – наконец выговорил титул короля Робсарт. – Вы не должны говорить о себе так. Вы помазанник Божий, вы – король, с короной или без нее, безразлично. И должны быть выше того, что судьба предоставляет простым смертным. Вы всегда обязаны думать лишь о своем титуле, и это будет вашей силой и добродетелью.

Карл печально улыбнулся:

– В моем характере, сэр Дэвид, есть много хорошего. Но вот силы и добродетели, увы, нет!

Что-то в его тоне заставило Робсарта насторожиться. Он внимательно поглядел на короля.

– Уж не хотите ли вы сказать, что вы и Ева…

Королю показалось забавным его смущение.

– Я взрослый мужчина, сэр, а ваша дочь уже не невинная девушка. Однако я люблю ее. Пусть я и помазанник Божий, но сердце у меня живое и кровь такая же теплая, как у обычных смертных. А что до соображений морали… Что ж, сейчас в Англии пуритане считают, что тащить женщину в постель – смертный грех, но по мне нет греха, если она сама не против.

Это было сказано сухо, с известной долей цинизма. Карл понимал, что Робсарт знает, что представляет собой его старшая дочь, и хотел расставить все точки над «и». Он не давал барону опомниться.

– Если, как вы сказали, у Кромвеля есть чем придавить вас, то родство со Стюартами освободит вас от этой зависимости.

Робсарт закрыл глаза.

– Вы не понимаете, о чем говорите, сир.

– Наоборот. Понимаю, и очень хорошо. Мне кажется, вы дали согласие на брак с моим лордом для своей младшей дочери, и я не понимаю, почему противитесь союзу старшей со Стюартом. Надеюсь, дело здесь не в вашей благосклонности к полковнику Гаррисону? Ибо вы человек не сентиментальный и понимаете, какие выгоды несет вам родство с королем. Даже с королем-изгнанником. Черт побери, я и упрашиваю вас не как монарх, а как простой смертный. Смешно, право! – Карл откровенно громко расхохотался.

Робсарт вздрогнул от этого молодого задорного смеха. Плечи его по-прежнему были опущены. Но вот взгляд, устремленный на глобус, постепенно прояснился.

– Корабли, – произнес он и бросил на Карла проницательный взгляд. – Вас интересует сформированный мною флот. Флот, который станет приданым моей дочери.

– И отличным приданым, – отметил король.

Он понял, что не стоит таиться. Более того, мысль о флоте уравнивала изгнанника-монарха и адмирала Робсарта. Это явно приободрило барона. Он сразу ожил, выпрямился, даже тон его изменился. Теперь они говорили о том, что так интересовало Карла Стюарта, – сколько у Робсарта торговых кораблей и сколько военных, каково количество людей на них, кто предан республике и сколько колеблющихся, в каких гаванях можно расположить суда и где набрать на них преданных монархии людей.

Карл видел, насколько опытен в этом вопросе Робсарт, и понимал, насколько тот может быть ему полезен; обсуждал с ним возможности связи с преданными роялистами и сторонниками на континенте. Робсарт явно воспрянул духом. Он уже начал понимать, какие выгоды сулит ему предложение короля, глаза его загорелись. Воистину фортуна, соединившая их, преподнесла обоим неожиданный подарок. Они говорили лишь о делах, не возвращаясь более к вопросу об обручении Карла с Евой. Это казалось само по себе делом решенным. Под конец Робсарт даже открыл буфет, где у него была припасена бутылочка сладкой мадеры. Они чокнулись.

– За моего будущего тестя! – белозубо улыбнулся Карл, придавая своим обаянием весомость и без того лестной фразе.