Жиль завоевал своих слушателей, и ему больше нечего было бояться. Из истории любви двух мужчин невозможно было создать правдивую историю, и цыган дал волю фантазии. Звонкий мужской смех, легкая возня в королевской спальне, пьянящие лесные ароматы, когда двое мужчин гонялись друг за другом в саттонском лесу, возможно, припадая на землю у древнего родника, чтобы напиться, изнемогая от игры страстей. Затем безжалостная Изабелла — француженка, жена Эдуарда, — чувствуя отвращение к своему мужу, склонному к половым извращением, взяла себе в любовники самого сильного мужчину в Англии — Роджера Мортимера, графа Марчского. Они сговорились раз и навсегда избавиться от гомосексуалиста, стоявшего у них на пути. Ужасный конец. Хью Деспенсера, владельца поместья Саттон, повесили на подтяжках, его отца — рядом с ним. Их тела вместе судорожно задергались в смертельном танце. А затем поймали и короля, свалили, как загнанного зверя на землю и всадили раскаленную добела кочергу в прямую кишку, сжигая кишки дотла. И он дико орал, пока не умер.

Анна Вестон вздрогнула. Как отвратительно. Ни один человек не заслуживает подобной смерти, что бы он ни совершил.

— И это был конец господского дома, госпожа. После этого он был заброшен и пришел в ветхое состояние.

— А кто стал владельцем поместья?

Жиль встал. И так он рассказал достаточно. Больше он уже ничего не мог рассказывать, не выдав тайну.

— Я больше ничего не знаю, милорд, — слукавил акробат. — С разрушением дома кончаются и мои познания. История окончена.

Он поклонился.

— Вы довольны мною, сэр? А ваша добрая жена?

Сэр Ричард кивнул.

— Да, рассказ был хорош.

Он бросил ему мешочек с деньгами.

— Почему у Бассетов такая ужасная судьба? — спросила леди Вестон.

Жиль пожал плечами. — Мне пора продолжать путь, миледи. Сегодня вечером у меня акробатическое представление в Уокинге. Только для сельских жителей, но, может, мне удастся заработать пару фартингов.

Он поцеловал руку сэра Ричарда.

— Благодарю вас за вознаграждение, сэр.

И он исчез в лесу так же внезапно, как и появился. Скрывшись из виду, он принялся петь на странном языке. Это было цыганское заклинание к «невидимым людям» охранять от дьявольского сглаза. Ему весьма понравились леди Вес-тон и мальчик, а что касается Кэтрин, этой восхитительной маленькой женщины-ребенка… Жиля вовсе не волновала судьба сэра Ричарда. Этот человек пусть сам заботится о своей судьбе.

В ту ночь Анна Вестон сказала мужу:

— Ричард, я не хочу, чтобы наш дом был построен на месте старого. Я чувствую — если хочешь, можешь смеяться над моими глупыми куриными мозгами, — что Бассеты познали здесь слишком много несчастий; слишком много смертей и странных событий случилось здесь. Я уверена, что дело не просто в чувствах. Можем мы построить дом в парке?

Ричард сидел молча, задумавшись. Он вспомнил лицо Фрэнсиса у родника, смертельно бледное и напрягшееся. Он подумал, что, возможно, Анна права. Ему и самому это место казалось зловещим.

— Я думаю, нам следует строить на новом месте, — сказал он. — Давай поставим дом на прекрасном лугу, который будет приводить в восторг следующие поколения.

Анна вздохнула с облегчением.

— И как мы его назовем, муженек?

— Я думаю, нам следует назвать его — Поместье Саттон.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Король Генрих танцевал. Одетый в ослепительно-белый костюм, расшитый драгоценными камнями, с крепкими ногами и элегантными подвязками, он знал, что является центром внимания. В ту ночь он чувствовал себя вновь восемнадцатилетним юношей, не отягощенным заботами монарха. Он даже не совсем осознавал, почему у него такое ощущение. Может быть, от избытка выпитого вина? Или от того, что ему нравится собственная роль Страстного Желания на бале-маскараде, устроенном кардиналом Уолси? Или потому, что в начале вечера он поднял глаза и встретил ответный взгляд худенькой изящной девушки с волосами черными, как ночь, которая двигалась в танце с присущей только ей горделивой осанкой?

Боже, какие у нее глаза! Темные, но полные золотистых искорок, говоривших о таинственности и страсти, способных привести в восторг любого мужчину. Генрих ощутил прилив мужества. Он ринулся вперед, чтобы взять ее руку, поскольку настал момент Страстному Желанию прийти на помощь Девице-Красавице. Длинные рукава, которые она всегда носила, соскользнули назад, когда он взял ее за руку, и он с изумлением увидел то, чего не замечал прежде, когда порой встречал ее при дворе. Ее левая рука имела неправильную форму. Вбок от мизинца рос еще один крошечный пальчик, тоже с ноготком. Метка ведьм! Девушка ловко прикрыла руку свисающим рукавом. Она подняла взгляд на короля и застенчиво улыбнулась. Он подумал, что если это колдовские чары, то он охотно станет ее жертвой.

Ричард Вестон, стоявший возле танцующих, заметил переглядывание Генриха и дочери Томаса Болейна, Анны. Заметил он также и то, что уже видел и раньше, а в последнее время наблюдал все чаще и чаще: в короле ощущалось беспокойство, какое-то недовольство, как будто ему хотелось разом изменить свою жизнь.

Конечно, не один Ричард замечал это. В приближенных королю кругах обсуждалось все это — всегда, впрочем, приглушенными голосами, убедившись предварительно, не подслушивает ли кто-либо посторонний. Все понимали, что король не только желал наследника для Англии, но он еще и разлюбил королеву.

Ричард, со своим острым, неподводившим его чутьем, считал, что ситуация становится чрезвычайно накаленной, зная, что вечно недовольный монарх может спровоцировать распри и волнения в стране. Но никто из его друзей — кроме одного или двух — не соглашался с ним. Король, думали они, поступает как нельзя лучше, полностью отдаваясь наслаждению жизнью, так что никакой опасности впереди нет.

Ричард вновь взглянул на танцующих и подумал: «Конечно, эта малышка не представляет опасности. В ней нет ничего особенного, только глаза. Вся красота в их семье досталась ее сестре».

После окончания танца девушка, которой на вид было не больше пятнадцати-шестнадцати, присоединилась к группе своих сверстников, ни разу не оглянувшись на короля. Ричард заметил, поскольку он вменил себе в обязанность замечать все, что группа состояла в основном из юношей и что, когда она присоединилась к ним, среди них возникло как бы легкое волнение. Их, казалось, подхватил вихрь веселости, но Ричард не мог понять почему.

Правда, двигалась она грациозно, а голос с явным французским акцентом звучал мелодично, и изысканно, но внешность — ничего особенного. Тем не менее странно, что, вернувшись всего несколько недель назад от двора французской королевы Клод, она уже собрала вокруг себя небольшой избранный круг придворных. И, уж конечно, не потому, что была сестрой любовницы короля. Полагать так не было смысла, поскольку Мэри Карей, урожденная Болейн, не являлась самой популярной дамой при дворе.

Ричард оглянулся и увидел, что еще один человек смотрит в том же направлении — сэр Ричард Джернинхем, его друг и соратник, член королевской палаты, — тоже с вниманием изучает мадемуазель Болейн.

— Завораживает! — сказал Джернинхем.

— Анна Болейн?! — удивился Ричард.

— Ее отец, Том, настоял, чтобы я встретился с ней на днях.

Ричард знал, что имел в виду Джернинхем. Каким толкачом был этот Болейн! Сует нос повсюду, старается, чтобы его дочери встречались с нужными людьми. «Он, должно быть, торжествует, — подумал Ричард, — что Мэри Болейн прямо с брачного ложа после свадьбы с Уильямом Кареем перебралась в постель короля».

— И что вы думаете о ней?

— Она прекрасно воспитана — конечно, во французском стиле, — а кроме того, с ней интересно. Она рассмешила меня.

Ричард был поражен: невероятно, чтобы кто-нибудь смог заставить смеяться мрачного Джернинхема, но чтобы это сделала такая тощая, ничего из себя не представляющая девчонка…

Той весной 1522 года на Ричарда Вестона навалилось множество обязанностей при дворе. Через несколько дней после великолепного приема, устроенного Уолси, он явился во дворец в Гринвиче — на сей раз ради церемонии собственного вступления в должность. Вместе с Джернинхемом и тремя другими придворными его должны были произвести в королевские виночерпии.

В тот вечер его жена в богатом зеленом платье, расшитом серебром, выглядела так прекрасно, и Ричард больше думал о том, как приятно будет с ней в их большой постели, когда мечтательный ход его мыслей был прерван главным пажом королевы, раскланивающимся перед ними.

— Ее Светлость королева просит вас, леди Вестон, явиться в ее апартаменты.

Следуя за пажом, Анна Вестон думала: «Как это похоже на Екатерину. Она никогда не забывает подруг!» И припомнила времена, проведенные ими вместе. Анна присутствовала при большинстве значительных событий в жизни Екатерины. Она вспомнила их первую встречу. Тогда она была просто миссис Анной Вестон, двадцатипятилетней фрейлиной королевы Елизаветы Йоркской. А пятнадцатилетняя Катарина была милой принцессой, привезенной из далекой знойной Испании, чтобы вступить в брак с принцем Артуром. Как ей, наверное, было все незнакомо и страшно. Йоркская королева, чопорная и строгая, восседала на троне в окружении своих дам, наблюдая, как пухленькая, маленькая испанская девочка идет через весь громадный зал и старательно делает реверанс. С ледяным выражением лица Елизавета, прозванная Белой Розой, приняла приветственный поцелуй. Катарина жадно искала вокруг хоть один дружелюбный взгляд и встретилась глазами с Анной Вестон. Они мгновенно понравились друг другу, и фрейлина была вознаграждена милой улыбкой дочери королевы Кастилии.

Через несколько дней Катарина, которую теперь называли Екатериной, вступила в брак со старшим сыном Генриха VII, Артуром. Ричард с Анной присутствовали на торжестве, когда та входила в собор Святого Павла под руку с принцем Генрихом. Но не успели и глазом моргнуть, как белое платье невесты сменилось на черное одеяние вдовы, а любящая принцесса превратилась в маленькую несчастную фигурку.