На Тауэр Хилле запах разношерстной толпы, собравшейся поглазеть на отрубание головы Эдуарду Стаффорду, герцогу Букингемскому, долетал до эшафота, и Ричард Вестон, присутствующий в качестве официального лица, поднес к носу саше с лавандой. Он так и держал его, когда голова герцога, из которой продолжала хлестать кровь, упала на солому. Жара и зловоние толпы претили ему намного больше, чем смерть, очевидцем которой он только что стал. Для него выбрасывающие кровь артерии Стаффорда означали только, что все избавились от дурака. Этот глупец не только угрожал трону, но и привел в ярость патрона Ричарда, великого кардинала, восседавшего во дворе Хемптонского дворца.

Палач за волосы поднял голову вверх и медленно развернул ее так, чтобы все могли хорошенько разглядеть. Взирая на весьма удивленное выражение, застывшее на лице казненного герцога, Ричард подумал: «Только ты можешь удивляться, паяц! Твоя голова была потеряна, когда ты пролил воду в туфли Уолси. Никто, желающий жить, не наносит удар — или даже пощечину — правой руке короля».

А так и было в Англии. После короля кардинал Уолси был самым могущественным человеком на земле, и все, жаждущие продвижения, твердо придерживались его партии. Естественно, Вестон со своим безошибочным даром выбирать правильную сторону стал человеком кардинала. Он старательно выказывал восхищение патроном во время церемонии, той самой, когда в присутствии всего двора Букингем умудрился пролить содержимое таза, который он держал для омовения короля, на туфли Уолси. Насмешки и пересуды, последовавшие за этим, положили начало кампании, целью которой стало уничтожение герцога, и хотя Ричарду тоже страшно хотелось расхохотаться, он был таким рьяным приверженцем кардинала, что его губы даже не дрогнули.

Ричард мысленно вернулся к своему разговору с Уолси месяца два назад.

— Когда мне было всего двадцать, милорд, — сказал он, — я собрал войско против Ричарда III на Босфоре. Я и мой отец Эдмунд предоставили корабли и деньги для отца Его Светлости короля Генриха Тюдора во время той же кампании. У Вестонов стало традицией поддерживать Тюдоров.

Ричард осторожно подбирал слова.

— Есть ли способ, милорд, которым я могу продолжать служить Тюдорам?

Уолси устремил на него взгляд тусклых маленьких глаз, и Ричард понял, что высказался удачно. Кардинал встал и подошел к окну. Стоя спиной к нему и глядя в окно, он неторопливо произнес:

— Этот человек — предатель и заговорщик. Его следует уничтожить, Ричард. Я говорю, что он должен быть уничтожен.

— Смерть врагам короля, милорд.

Кардинал повернулся от окна с тенью улыбки на губах. Он ничего не сказал, но Ричард уже низко кланялся, покидая комнату. Игра началась, и план, который должен был привести Эдуарда Стаффорда на плаху, уже вырисовывался в его мозгу.

И вот кульминация на Тауэр Хилле. Букингем, громогласный потомок Эдуарда III, мертв, а Ричард Вестон жив и уже поворачивается к своему коню. В одном этом движении, столь бессердечном внешне, выразился стиль существования при дворе Генриха VIII.

Он легко вскочил в седло, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, он был таким же прочным и крепким, как кожа седла, на котором он сидел. Он верил, что сохраняет здоровье за счет скудной пищи и регулярных занятий верховой ездой и физическими упражнениями. Его постоянной целью стало: быть активным и телом, и умом. Втайне он презирал своего правящего господина за излишества. Чрезмерно обильная пища, невоздержанность во всем — и он оказался неспособным зачать мальчика в браке. Чуть меньше удовольствий, чуть больше самодисциплины и внимания диете могли бы дать Англии желанного принца.

Направляясь к Хемптонскому дворцу, Вестон думал о собственном сыне Фрэнсисе. Ричард в сорок семь лет получил от жены этого ребенка, и до сих пор оставался активным и мужественным мужчиной во всех смыслах этого слова. А если он сохранит трезво мыслящую голову на плечах, то не видит причины, почему бы не продолжать в том же духе еще множество лет.

Путь по жаре до дворца кардинала показался особенно долгим, но Вестон неустанно подгонял коня. Его возбуждение было скрыто под замкнутым выражением лица, суровыми голубыми глазами, волевым подбородком и копной густых вьющихся черных волос, лишь слегка тронутых сединой. Вознаграждения кардинала за услуги были щедрыми, а эта услуга имела высочайшее политическое значение. Ричард знал, что ему уготована какая-то награда, но не было ни малейшего намека на то, что же это может быть. Больше всего ему хотелось бы получить звание пэра, но, пожалуй, сейчас такая награда была бы излишне откровенной. И все же он был убежден, что в один прекрасный день Генрих Тюдор и его кардинал вполне осознают его ценность и удовлетворят его тайные амбиции.

Сэр Ричард улыбнулся про себя, въезжая под цокот копыт в большой двор Хемптонского дворца. Он знал, что является лишь одним из прибывших. Он также понимал, что его услугами будут пользоваться и вознаграждать за них только до тех пор, пока ему будет достаточно только улучшения личного благосостояния и ничего больше. Один шаг в сторону, только намек на то, что он заглядывается слишком высоко — и покровительство монарха улетучится в один миг. Но он — не дурак. Он точно знал, чего можно добиваться.

Сознавая, что невидимые слуги уже доложили Уолси о его прибытии, он слегка оттянул момент своего появления и пошел смыть пыль с лица и рук. От него еще пахло потом после скачки, но он ничего не мог поделать, не переодевшись полностью, но это нарушило бы четко выбранный момент появления — достаточно продолжительный промежуток времени, чтобы Уолси начал испытывать нетерпение, но в меру краткий, чтобы не вызвать его гнев.

Уолси сидел за столом, заваленным бумагами. Он был Alter Rex[3], всемогущим, непревзойденным.

— Ну? — только и спросил он. «Он в плохом настроении, — подумал Ричард. — Надо вести себя осторожно».

— Враг короля умер сегодня утром.

Не поднимая взора, рукой в красной перчатке, унизанной тяжелыми перстнями, Уолси пошарил среди бумаг на столе и нашел то, что искал. Не отрываясь от работы, он бесцеремонно швырнул документ. Ричард поднял его и сразу же увидел королевскую печать. Он осторожно развернул свиток. На нем стояла сегодняшняя дата, а внизу — собственноручная подпись короля.

Итак, награду Ричарду вручили немедленно. У него мелькнула мысль, подписал ли король этот документ и отправил гонца с ним еще до казни или дождался подтверждения и только тогда взял перо, поставив подпись и послав к Хемптонскому двору гонца на более резвом, чем у Вестона, коне.

Но как бы там ни было, документ здесь. Он пробежал его глазами. О пэрстве ни слова, но все-таки вознаграждение весьма щедрое. Ему даровали поместье Саттон в графстве Суррей со всеми прилежащими к нему лесами и землями. Место, на котором можно построить замок, и все это будет принадлежать его семье навечно, переходя по наследству от отца к сыну. Ричард мысленно уже представил большой и прекрасный замок.

Он заметил, что кардинал с удовлетворением смотрит на него; атмосфера стала сердечнее.

— Вы довольны?

Вестон низко поклонился.

— Мой господин, кардинал. Это всегда было моей самой заветной мечтой…

— Знаю, знаю. Вы были терпеливы и ждали, когда у вас будет собственная земля. Вы продвигаетесь медленно, но верно. Научите вашего сына — как его зовут?..

— Фрэнсис.

— …Фрэнсиса такому же поведению.

— Я постараюсь, милорд.

— Тогда у нас будет еще один преданный придворный, на которого можно положиться.

Ледяной взгляд Уолси стал, насколько это было вообще возможно, почти веселым.

— Вы, конечно, знаете Саттон? Это — королевская земля. Это персональный дар от Его Величества короля.

Ричард принял надлежащее благодарное выражение лица.

— Когда-то это были владения Святого Эдуарда. Праведника, — продолжал Уолси. — Он любил там охотиться. Потом поместье прошло через многие знаменитые руки. Теперь оно ваше на вечные времена.

Сэр Ричард опустился на колено и поцеловал протянутую красную перчатку. Он позволил появиться на лице лишь еле заметной улыбке, но сердце его радостно билось от такого приобретения. Королевская земля теперь принадлежала ему.

Поев и выпив вина в одиночестве — кардинал попросил извинения, что не может присоединиться к трапезе, — Вестон отправился домой в Челси. Уолси предложил ему переночевать во дворце, но Ричарду не терпелось вернуться домой, увидеть лицо жены, когда та осознает, что стала хозяйкой поместья. Надежно спрятав документ в кожаную сумку, он выехал верхом на закате солнца и добрался до дома темной полночью.

Анна Вестон уже легла спать, поэтому спустилась вниз в ночной рубашке. В свои сорок пять она еще прекрасно выглядела: у нее были золотистые волосы, почти не тронутые сединой, и очень красивые голубые глаза с длинными ресницами. Ричард с усмешкой подумал, как интересно, что Фрэнсис унаследовал мягкие черты матери, а дочери были наделены более грубой внешностью отца.

Налив себе вина при мерцающем свете свечей, Ричард торжественно прочел жене:

— «Король Генрих VIII письменным указом, написанным в Вестминстере 17 мая 1521 года, (сегодня, Анна!), — в тринадцатый год своего правления, дарует поместье Саттон со всеми его строениями и прилежащими землями, крепостными, имуществом и слугами, лесами, пастбищами, рыбными промыслами, водоемами, виноградниками…» — Анна обвила руками его шею и радостно поцеловала. — Хочешь задушить меня, женщина? Послушай, как заканчивает король: «Благородному и горячо любимому тайному советнику сэру Ричарду Вестону, рыцарю, его наследникам и правопреемникам».

Поцеловались они крепко.

Спустя три дня все семейство в сопровождении двух слуг отправилось осматривать свои новые владения. Они разбили путешествие на четыре этапа, проведя две ночи в Гилдфорде. Леди Вестон путешествовала в своем паланкине, а дети и слуги вместе с сэром Ричардом ехали верхом. Все были очень возбуждены. Прекрасные волосы Фрэнсиса блестели на солнце, когда он гнался за лошадьми своих сестер, не успокаиваясь до тех пор, пока не выигрывал состязание, и они, как обычно, подыгрывали ему, позволяя победить.