Анна двигалась молча, словно лунатик, И, не увидев на обычном месте Привратной башни и целого крыла дома, отходящего от сторожки, не испытала ни потрясения, ни удивления. Она смотрела на этот бывший внутренний четырехугольный дворик, на окна, освещенные сияющей на небе луной. С замиранием сердца Анна обнаружила, что двери центрального входа приоткрыты, словно дожидаясь ее, но внутри дома было абсолютно темно, как в могиле.

Она двигалась, словно по принуждению. Будь ее воля, она с радостью бы повернула назад, чтобы никогда не узнавать, что ее ждет в замке Саттон, но что-то толкало ее вперед. Она молча вошла в дверь и остановилась в Большом зале, со страхом оглядываясь вокруг. Навстречу ей из дальнего конца зала, словно привидения, с отсутствующими, неподвижными взглядами двигались ее невестка Роза и Генри Ниветт. Фрэнсиса с ними не было, и Анну поразило то, что они выглядели как семейная пара: на руках у Розы был крошечный ребенок, а за ними шли еще двое малышей — мальчик и девочка. Старший из детей обращал на себя внимание. У него были рыжие, как у Розы, волосы, а его лицо было копией Фрэнсиса.

Странная группа приблизилась и прошла мимо Анны так близко, что она могла протянуть руку и коснуться их, но она не посмела, ибо они по-прежнему невидящим взглядом смотрели перед собой и, казалось, едва дышали. Они двигались словно покойники, и она почувствовала облегчение, когда они бесшумно вышли в дверь и скрылись.

Теперь она направилась в западное крыло — где были кухня и кладовые. Оттуда она поднялась по винтовой лестнице в верхнюю кладовую. Но сейчас здесь все изменилось, все было не так. Там, где у нее лежали яблоки, хранящиеся в зиму, теперь была изысканная спальня, обставленная в странном стиле. У противоположной стены стояла большая кровать; ее занавеси серебрились от лунного света.

У нее не было никакого желания пересечь комнату, раздвинуть портьеры и заглянуть в альков, но происходящее с ней вышло из-под ее контроля — совсем как у ребенка, у нее совершенно не было сил сопротивляться. Она беззвучно раскрыла портьеры. Слившись, как единое целое, лежали мужчина и женщина. Он — темноволосый, с изящными чертами лица, обнимал свою возлюбленную, руки его покоились на подушке, вокруг одного пальца обвился ее локон. Ах, что это были за волосы! Словно серебряное облако, вспыхнувшее вокруг столь прекрасного лица. У Анны перехватило дыхание. Она подумала, что перед ней одна из самых прекрасных женщин, когда-либо являвшихся на свет. И в то же время она ужасно напоминала ей кого-то. О Боже, конечно, не ту страшную старуху, которая являлась в ее ночных кошмарах? Тем не менее это была она! Анне стало дурно от мысли, что такая дивная красота превращается в уродство. А мужчина, услышав во сне ее восклицание, вздохнул, открыл свои большие сонные глаза и посмотрел прямо на нее. Но было ясно, что он не видит ее, а, может быть, и не мог видеть. Ибо он только лениво поцеловал безупречный ротик возлюбленной и снова заснул.

Вдруг в комнате все закружилось, как в вихре, мелькая и затуманивая взор Анны. Дрожа, она ухватилась за столб кровати, но он как будто таял в ее руках. Пол заходил у нее под ногами, и, посмотрев вниз, она увидела, что ковер изменяется: у нее на глазах менялась сама ткань и цвет, и комната становилась другой. Стены и окна были те же, но обстановка изменилась и была совершенно незнакома Анне. Кровать была уже другая и стояла на другом месте, на кровати лежал мужчина — светлоглазый, который пугливо оглядывался по сторонам. Затем он начал поразительно громко с кем-то разговаривать, хотя в комнате никого, кроме Анны, не было.

— Проклятый дом. Почему я никогда не могу заснуть здесь? Ночь за ночью я вынужден слушать этот чертов звон часов. Снотворное знахаря не помогает. Я в самом деле ненавижу это место. Если бы не Молли, я бы завтра же уехал. Но сейчас она для меня большая поддержка. Когда я сказал ей о женщине в белом — какая избитая фраза! — она, казалось, даже развеселилась.

Затем он начал кричать капризно и воинственно:

— Вы здесь, женщина в белом? Вам доставляет удовольствие преследовать меня, не правда ли? О да, я видел вас. Вы — везде, не так ли? В Длинной галерее, в Большом зале, в этой комнате с вашими проклятыми яблоками. Вам нравится пугать людей?

Вопреки желанию и своему страху Анна обнаружила, что идет прямо по направлению к нему, и в это время проблеск лунного света пробился между занавесками. Мужчина не отрываясь смотрел на нее, его лицо было мертвенно-бледным в полуосвещенной комнате.

— Не прикасайся! — дико вскрикнул он. — Уходи!

Анна беспомощно таращила на него глаза, потом послышался звук приближающихся шагов. Торопливо вошла женщина и спросила:

— В чем дело, Альф? Ты не можешь заснуть?

А стоящий в дверях человек спросил:

— Что я могу для вас сделать, лорд Нортлиф?

Мужчина, лежащий в постели, проворчал:

— Это все проклятая женщина в белом.

Потом в комнате снова началась круговерть и вой. Опять в ней изменилась обстановка, и прежними остались лишь стены и окна кладовых сэра Ричарда.

Тут Анна стала свидетелем самого мрачного происшествия из всего, доселе происшедшего. Двое мужчин вкатили через дверь необычное кресло на колесах с очень старым и больным человеком, одетым, как показалось ей, в ночную сорочку. Когда его подняли и положили на другую кровать, Анна увидела, что старик мертв, так как его рука безвольно свешивалась вниз, при этом один из мужчин поднял ее и осторожно положил рядом с телом. Затем они вышли, оставив ее наедине с трупом. Дрожа от страха, она пересекла комнату и встала перед мертвецом. Посмотрев на его лицо, она увидела, что покойник был тем мужчиной, который обычно сидел в большом кресле, стоящем во главе стола, предназначенного для эксцентричных празднеств, которые она так часто посещала в своих ночных кошмарах.

— Кто вы? — громко спросила она, и ей показалось, что под этим предательским лунным светом он сделал свой последний вздох. И, когда она протянула руку, чтобы дотронуться до его безжизненного лица, зашла луна, и она осталась наедине с ним в этой пустоте, в сплошной тьме, в которую она все больше проваливалась.

Анна Вестон проснулась и обнаружила, что во сне она бродила. Ей как-то удалось пересечь Большой зал, преодолеть подъем по крутой лестнице в кладовые, расположенные в западном крыле дома. Она стояла в той же самой комнате, которая ей только что снилась, и видела, что в ней совсем ничего нет, только остался живительный запах яблок прошлогоднего урожая.

Как раз в то время, когда Генри Норрис наконец стал забываться сном, он вдруг услышал шум и мгновенно проснулся. Генри открыл глаза, с изумлением взирая на то, что предстало перед ним. В дверях, одетая в халат из серебристой парчи, стояла Анна Болейн; ее залитые лунным светом волосы сверкали драгоценностями. Она намеревалась пройти через комнату в спальню короля.

— Госпожа… — настойчиво прошептал Норрис.

Она улыбнулась ему страшной улыбкой человека, который должен идти, повинуясь предназначению судьбы.

— Все в порядке, Гарри, — отрешенно сказала она.

Норрис был очень добросовестным придворным. Он вскочил с кровати и оказался у двери в спальню короля раньше Анны. Открыв дверь, он крикнул в темноту:

— Ваше Величество!

— Да, Гарри? — ответил голос короля.

— Маркиза Пемброук, Ваша Светлость.

Норрис услышал громкий вздох Генриха. Вздох мужчины, дождавшегося наконец окончания длительного и опасного путешествия. Как во сне, Анна Болейн вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Вокруг было тихо.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Дул свежий осенний бриз, и Захарий Говард шумно вдохнул носом, как гончая, завидев в туманной мгле очертания французского берега. В его темных кудрях поблескивали крупинки соли от брызг волн, его плащ вздымался от ветра, делая его похожим на парящее в воздухе создание. Он повернулся и снова стал пристально вглядываться: Кале — кусочек английской территории, занимающий, к огорчению Франции, ключевое положение на французском побережье.

Письмо, вызвавшее его, было очень кратким.

«По распоряжению Его Королевского Величества вам надлежит отправиться ко двору в Кале и проявить все свое искусство для удовольствия Нашего великого брата, короля Франции».

На письме стояла подпись Его Светлости, датировано оно было 21 октября 1532 года и отправлено из Булони.

Захарий улыбнулся. Французский посол сдержал слово. Он возвратился в свою страну, чтобы обсудить условия величественной встречи своего монарха Франциска I с Генрихом VIII, но при этом не забыл упомянуть о своем изумлении искусством провидения как прошлого, так и будущего, которым потрясал всех незаконнорожденный сын герцога Норфолка. И поэтому сейчас ему было приказано проделать свои «трюки», как их называли при дворе, для монархов Англии и Франции.

Ухмылка исчезла с его лица. Он так много лет занимался изучением всего, что касалось непознанной силы и мощи Вселенной; он встречал в своих поисках вещи темные и страшные, так же, как и добрые и светлые, поэтому его уже не волновало такое принижение до роли шута. Но тот, кто хочет сохранить голову на плечах, никогда не ослушается королевского приказа. Разве не была Анна Болейн, маркиза Пемброук, представлена во всем своем великолепии тому самому королю, у первой жены которого, королевы Клод, она служила фрейлиной? Казалось, Генрих полон решимости добиться признания во всем мире для женщины, которую многие считали просто расчетливой блудницей. И король начал со своего старого соперника в борьбе за власть над Европой эпохи Возрождения, с монарха Франции.

Захарий повернулся к деревянному носу корабля спиной. Он знал, что Анна отчаянно хочет зачать ребенка, потому что в этом видит единственную надежду заставить Генриха жениться на ней и избавиться навсегда от железной руки Рима. Именно поэтому Захарий положил в ее личный сундучок, с которым она сейчас путешествует, несколько флаконов с эликсиром, который уже помог многим бесплодным женщинам. Он помнил, как его мать рвала свежие листья малины во владениях Норфолка, складывала их в кувшин с ключевой чистой водой, потом этот кувшин оставляла на ночь в центре священного кольца из деревьев, где, по преданию, когда-то Фрея занималась любовью с Одином. Языческое поверье, тем не менее, Захарий совершал туда поездки раза четыре в год и оставлял несколько таких кувшинов в том самом месте, пока сам прогуливался в окрестном лесу. И совершенно достоверно, что почти все женщины, которые приобретали у него это универсальное средство, в течение года беременели и рожали здорового ребенка.