— Это именно то, что они теперь представляют собой, — спокойно отпарировал сэр Ричард. — Жена, ты хочешь, чтобы твой муж сохранил свою голову на плечах, не так ли?

Она кивнула головой, онемев от досады.

— Тогда слушай меня. Я знаю, что говорю.

— Конечно, конечно! Тем не менее, я ненавижу эти политические шахматные перестановки. Это — свадьба Фрэнсиса, и потому я приму ее. Но, клянусь своей матерью, не жди, что я буду раболепствовать и пресмыкаться перед ней. Госпожа Анна, я имею в виду леди Анна… — Она издала презрительный звук. — …И ее брат виконт — усыпаемые наградами выскочки, вот кто они, получат от меня не больше того, что требует этикет. Но я уверена, что ты с лихвой возместишь все это им. — И, нарочито шурша юбкой, громко ступая, она величаво покинула комнату.

Приезд герцога Норфолка и Генри Ниветта завершал прием гостей, приглашенных на свадьбу. И Анна Вестон, оглядывая Большой зал накануне свадьбы, должна была себе признаться, что, хотя она не выносила некоторых из присутствующих, собравшееся общество было гораздо более изысканным и блестящим, нежели на свадьбе у Маргарет.

Снова и снова она чувствовала, что ее пристальный взгляд останавливается на леди Анне Болейн, которую сэр Ричард, как своего нового покровителя после падения Уолси, посадил на почетное место. Внимательно рассматривая ее, Анна Вестон заметила, что, несмотря на роскошную одежду и драгоценности, эти большие темные глаза, даже сквозь грим, наложенный на лицо, выглядели утомленно — как будто ей пришлось проехать тысячу миль и все это ей страшно надоело. На какую-то долю секунды Анна Вестон почувствовала жалость к женщине, которая потрясла монархию до основания. Ей казалось, что Анна Болейн действует уже не по своей воле, а ею движет какая-то властная неумолимая сила.

Мысли Энн Пиккеринг тоже были об этой женщине: «Мне она не нравится. Совсем не нравится. Она безжалостная и злая. Опасное сочетание. Я бы хотела, чтобы Фрэнсис не был так близок с ней».

И в ней возникло такое сильное желание защитить Фрэнсиса от леди Анны, что она вдруг невольно заерзала в кресле.

Утренний рассвет в день свадьбы был ясным и спокойным для всех прибывших, размещенных в апартаментах вместе со своей прислугой и занимающихся своим туалетом перед свадебной церемонией. Некоторые из них разговелись рано утром в Большом зале, но большинство завтракали в своих комнатах. Только Уолтер Деннис, поднявшийся задолго до рассвета, усердно работал вместе с садовником сэра Ричарда. Он отвечал за украшение балконов для музыкантов зеленью и букетами цветов, а стен Большого зала — свисающими гирляндами из роз, водяных лилий, гвоздик и фиалок. Собственными руками он сплел венок из прекрасных белых роз на голову невесты.

Повар сэра Ричарда и его поварята и служки работали всю ночь, и теперь все было готово: говяжий бок, целый баран, гуси, каплуны, лебеди, павлины, цапли и фазаны. Было приготовлено две дюжины различных видов пирогов, креветки, устрицы, лосось и дюжина других рыб. Но самыми прекрасными произведениями кулинаров были богато украшенная голова хряка и приготовленный кондитером деликатес — сахарное древо любви, с которого свешивались лакомства в форме сердец, колец, и уз влюбленных.

— Сколько блюд будет подано на первое, Бернард? — спросила леди Вестон.

— Шестнадцать, миледи.

— А на второе?

— Восемнадцать.

— А на третье?

— Сто, миледи. Это самый прекрасный пир, который мы когда-либо готовили.

— Все должно быть подано на наших лучших хрустальных блюдах.

— Все, кроме головы хряка, которую нужно вынести на большом серебряном блюде.

Анна Вестон вышла из кухни и направилась в свою комнату, чтобы с помощью Джоан надеть праздничное платье.

Ровно в полдень вся свадебная процессия собралась в Длинной галерее. Здесь были Фрэнсис и вся его семья, за исключением его двух молодых кузенов-двойняшек Николаса и Чарльза Вернеев, которым предстояла особая роль в этой процессии. Как только подошли другие гости — придворные дамы и кавалеры, — все направились веселой, смеющейся толпой в домовую церковь сэра Ричарда, расположенную в западном крыле небольшого внутреннего двора. Когда Фрэнсис, сопровождаемый с одной стороны матерью, а с другой — сестрой, появился наверху лестницы, музыканты в ярких малиновых с позолотой ливреях, битком набившиеся на двух балконах над Большим залом, разразились самой веселой музыкой. Звуки лютни, виолы, духовых инструментов заполнили все вокруг.

Роза Пиккеринг услышала музыку в своей комнате, и ее сердце забилось от волнения. Она уже была одета в платье из белого атласа с буфами из серебристой ткани, с длинным кружевным шлейфом, ниспадающим от диадемы из хрусталя и жемчуга. Услышав шум, Пэг надела ей изящный венок из белых роз и отступила назад, чтобы полюбоваться на творение своих рук.

Раздался стук в дверь: это пришел шафер, чтобы вести ее в церковь. Фрэнсис выбрал Генри Ниветта. Роза увидела, что глаза его влажны от слез.

— Почему ты плачешь, Генри? — спросила она. — Сегодня же праздничный день.

— О, Анна-Роза, — ответил он. — Я так растроган из-за тебя. Я всегда буду твоим преданным другом.

Сделав над собой усилие и запросто утерев рукавом глаза, Генри предложил Розе руку и повел ее в Большой зал. Когда они подошли к лестнице, Николас и Чарльз Верней, два ее «пажа», одетые в голубой атлас с веточками розмарина, прикрепленными вокруг рукавов, выступили вперед, завершая ее эскорт. Музыканты, уже потные от усердия, играли так, будто от этого зависела их жизнь, сопровождая проход невесты через Большой зал в сторону церкви фанфарами.

Фрэнсис, стоя у алтаря перед священником сэра Ричарда, дожидался ее в великолепном пышном одеянии, сшитом специально для этого случая; медленно проходя к центральному приделу сквозь плотную толпу, заполнившую небольшое помещение, Роза заметила, как он мельком взглянул на нее. Она так сильно любила его, что не смела сейчас открыто встретить его взгляд, а опустила глаза, когда они оба стали на колени, ожидая начала этой торжественной и долгой церемонии. Но когда наконец все закончилось и они поднялись с колен, уже будучи мужем и женой, Фрэнсис взял ее руку и повел во главе всей процессии в замок Саттон на их свадебный пир.

Ему казалось, что они никогда не останутся одни, что тот момент, которого он ждал с тех пор, как впервые встретил ее, еще совсем девочкой, не наступит никогда. Шикарный банкет, который его мать так тщательно готовила, постоянно прерывался певцами и музыкантами, не говоря уж о новом шуте сэра Ричарда, смуглом коренастом испанце с хорошим голосом, правда не настолько, чтобы особо расхваливать его. Он вертелся вокруг новобрачной, вращая своими темными глазами, и отпускал довольно непристойные шутки, которые в конце концов должны были вывести жениха из себя.

— Исчезни, — прошептал Фрэнсис, — или, клянусь, я расквашу тебе лицо.

Наконец этот долгожданный момент наступил. Женщины повели Розу наверх. Потом и Фрэнсис удалился и под озорные шуточки приятелей, их похлопывания и подталкивания снял парадную одежду, облекся в ночную рубашку и был препровожден в недавно отделанную комнату, специально приготовленную для новобрачных. Она ждала его, опустившись на кровать, отгороженную четырьмя большими занавесями, на ней была скромная ночная рубашка, застегнутая до шеи, и ночной чепчик на голове. С криками: «Приятного времяпровождения! Иди туда, приятель!» — Фрэнсиса доставили к ней, и сама леди Вестон задернула занавеси вокруг них. Казалось, все вокруг успокоилось, но Роза видела, что Фрэнсис подмигнул ей и приложил палец к губам. Он осторожно высунул голову за занавеси, и потом последовали крики: «Вон, вон отсюда» — и небольшая драчка. Украдкой выглянув туда, Роза увидела, что Уильям Бреретон и Джордж Болейн нарушили их уединение и теперь были без церемоний выпровожены, при этом пинком ноги Фрэнсис помог им обрести надлежащую скорость.

Он запер дверь и потом без всякого стеснения снял рубашку и при свете свечей встал пред ней обнаженный. К его большой радости, она отозвалась на его движение, поднялась с кровати, неторопливо сняла сначала этот глупый кружевной чепчик и отбросила его. Ее великолепные рыжие кудрявые волосы рассыпались по плечам. Потом она также неторопливо сняла ночную рубашку. Наконец он мог увидеть ее такой, какой он всегда желал ее видеть — без одежд, которые прятали прекрасно сложенное тело.

— Хочет ли жеребец кобылку? — вопросила она.

— До конца своей жизни, — выдохнул он. Она засмеялась от удовольствия и расположилась посередине огромной кровати. А Фрэнсис, разгоряченный вином и страстью, приступил к счастливому занятию, увенчавшему его свадьбу.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Шум моря, волны которого медленно накатывали на серебряные пески Морсби, а затем так же медленно отползали, чем-то напоминал засыпающему Фрэнсису довольного кота. Он лежал на спине, под головой вместо подушки была свернута рубашка, его нагое тело было обращено к солнцу. Роза лежала рядом с ним в такой же позе, только лицо ее прикрывала широкополая шляпа, взятая напрокат у одного из ее садовников. Веснушки, которые Фрэнсис находил такими волнующими и притягательными, считались ужасным недостатком при дворе, который превозносил белый цвет лица, пока там не воцарилась красота смуглой Анны Болейн.

Лежать нагими рядом друг с другом на песке — хотя они и находились в поместье Розы и бояться любопытных глаз было нечего — большинству семейных людей показалось бы шокирующим. Но для пары, которая решила быть во всем откровенной друг с другом, это было естественным. Они только что наслаждались любовью, ничуть не беспокоясь о том, чтобы укрыться за валунами, а теперь блаженствовали от свободы среди песков и солнца. Сейчас они дремали, лежа рядом друг с другом, и Фрэнсис нежно поглаживал слегка округлившийся живот Розы.