У ступеней Гринвичского дворца, спускавшихся к воде, она увидела барки короля и королевы, пришвартованные к причалу, а также барку герцога Норфолкского. Значит, королевское семейство в полном сборе, и где-то здесь, среди них, Фрэнсис, радующийся жизни и совершенно забывший о том, что уже несколько месяцев не видел ни родителей, ни поместья Саттон. Ее предположения оправдались. Прогуливаясь после обеда с королевой Екатериной в направлении Теннисного двора, она отчетливо различила его голос среди криков и общего шума. Но, к ее изумлению, он не был одним из зрителей, а действительно играл в теннис, и его противником был сам король! И Фрэнсис, такой шустрый в свои пятнадцать лет, совсем загонял Его Светлость. Шла упорная борьба за каждое очко, и монарх был весь в поту.

Анна, как и все матери, была и удивлена и нет переменой в своем сыне. Он покинул дом еще совсем мальчиком, а сейчас она видела молодого мужчину, подросшего и заметно окрепшего, с лица которого исчезло детское выражение. Внимательно поглядев не него, она поняла, что какая-то девушка уже поддалась его очарованию: он действительно был очень красивым созданием. Прекрасно сложенная фигура и чудесный цвет лица, и казалось невозможным, чтобы женская половина двора не влюбилась в него. А определенная перемена в его манерах, даже когда он играл в теннис, сказала ей, что невинность ее сына уже в прошлом. Ее заинтересовало, кто же та, что завлекла его в постель. А возможно, она была и не одна. При мысли об этом она содрогнулась. Ей все еще хотелось, чтобы он оставался ее нежным неискушенным мальчиком.

Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, он поднял взор и был настолько удивлен, увидев свою мать, что пропустил следующий мяч, и король выиграл матч.

— Хорошо сыграно, юный Вестон, — закричал монарх. Пока Фрэнсис бежал к Анне, она с тревогой подумала, не слишком ли он фамильярничает с королем, но была успокоена тем, что Генрих сам присоединился к ним, вытирая лицо полотенцем.

— У вас прекрасный сын, леди Вестон. Самый изумительный камер-паж, когда-либо служивший у меня. Этот постреленок уже выигрывает у меня деньги за игрой в карты и кости.

И Генрих засмеялся в приятельском тоне, который Анне никогда не нравился. Она сделала реверанс и ответила:

— Надеюсь, мой сын не делает ничего, что раздражало бы Вашу Светлость?

— Напротив, мадам, я завидую, что у вас такой мальчик. — На короткий миг на глазах у короля появились слезы, а Анна сразу вспомнила, что если бы Генри, принц Уэльский, был жив, то ему сейчас было бы столько же лет, как Фрэнсису.

И она испытала теплое чувство успокоения. Его Светлость смотрел на Фрэнсиса, будто тот был его ожившим, давно умершим ребенком. Действительно, как чудесно, что ее сын обрел такого великого покровителя при дворе.

В тот вечер, играя в карты с королевой в ее апартаментах, она сказала:

— Я очень счастлива, Ваша Светлость, что Фрэнсис так хорошо здесь освоился. Кажется, он стал настоящим мужчиной. Я с трудом узнала его.

Позади них послышался приглушенный, но отчетливый смешок. Екатерина подняла осуждающий взгляд, а Анна оглянулась. Две фрейлины с видом заученной невинности трудились над вышиванием, явно не интересуясь разговором двух женщин постарше. Но Екатерина бросила на них леденящий взгляд.

— Кто они, Ваша Светлость? — понизив голос, спросила Анна.

— Одна — Элизабет Бургавенни, а та, хорошенькая — Люси Талбот, дочь графини Шрусберийской. — Улыбка заиграла на губах Екатерины. — Я убеждена, что она в весьма дружеских отношениях с Фрэнсисом.

Анна еще раз, уже более внимательно, посмотрела на молодую женщину.

— Талбот, Талбот, — вслух произнесла она. — Кажется, юный Гарри Перси женился на леди Мэри Талбот, не так ли?

— Да, на одной из ее старших сестер. Говорили, что он был с детства обручен с ней и поэтому не смог жениться на мадемуазель Анне Болейн. Вы помните младшую дочь Болейна?

— Отлично помню, — ответила Анна. Позже в тот вечер, после окончания беседы к королевой и игры в карты, ее препроводила в спальню леди Люси — само воплощение притворной скромности. Но опущенные глаза и сложенные руки ни на мгновение не могли обмануть Анну Вестон. Это была прирожденная соблазнительница — неудивительно, что Фрэнсис изменился! Ей оставалось только надеяться, что он не поддастся глупой привязанности и не повторит историю любовной связи Гарри Перси. Она только что услышала от королевы, что эта пара уже рассталась: леди Мэри вернулась к своему отцу в дикой ярости и объявила себя злейшим врагом своего мужа. Вспомнив лицо влюбленного Гарри, когда тот держал в объятиях Анну Болейн в ту памятную ночь три года назад в саду Гемптонского дворца, Анна Вестон подумала, что, возможно, их брак так никогда и не был реально подкреплен супружескими отношениями. Вероятно, любовь Гарри к Анне была настолько сильной, что он оказался неспособным вступить в близкие отношения с другой женщиной. Или, может быть, Мэри Талбот не смогла жить с призраком Анны, вечно преследовавшим ее мужа во сне и наяву и не оставлявшим его даже на брачном ложе. Как бы там ни было, такая жизнь оказалась слишком неприятной для молодой жены, вынужденной покинуть мужа через три года с чувством отвращения и ненависти.

Леди Вестон настолько поглотили мысли о непостижимой Анне Болейн, что, завернув за угол в Гринвичском дворце, она буквально наткнулась на темную фигуру доктора Захария. Сказать, что она была поражена, было бы слишком слабо для описания ее эмоций. Анна успела только подумать, что судьбой было предопределено им встретиться в тот момент, и она сказала без всяких вступлений:

— О, доктор Захарий! Я должна поговорить с вами; у меня накопилось столько мыслей.

Его ответ был одновременно и подходящим и необычным.

— Что, тишина замка Саттон начинает изрекать глаголы? — произнес он.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Стояло кристально прозрачное утро, небо было безоблачным, и мартовский ветерок ласкал своим дуновением ранние дикие нарциссы. Посреди их живого ковра высилось мрачное буковое дерево, на нижнем суку которого в полном одиночестве сидела Анна Болейн. Как всегда, ее естественная грациозность легко гармонировала с окружающей средой: зеленая бархатная юбка мягкими складками спускалась к земле, как-будто она специально расправила каждую складочку, черные волосы свободно колыхались на ветерке. Ее взор был обращен к Темзе. Она вдыхала свежий речной воздух, и на ее губах играла явно победоносная улыбка, поскольку мадемуазель Анна добилась своей цели. После четырех лет изгнания она была восстановлена при дворе в качестве одной из фрейлин Екатерины; четырех лет, в течение которых порой казалось, что они не закончатся никогда. Как ей и хотелось, она вернулась только на собственных условиях — монарх Англии просил и умолял ее быть рядом с ним!

Она думала: «Если бы только я могла стать графиней Перси — женой Гарри. Я так сильно любила его, как никого никогда больше не полюблю и не смогу полюбить. А Уолси разорвал наш союз при подстрекательстве Генриха. Как я презираю короля и его благочестивого угодника».

Ей доставляло удовольствие видеть на большом, невозмутимом лице Генриха выражение замешательства, когда она отказывалась от подарка, или не отвечала на письмо, или просто капризничала. Разве не он, через Уолси, довел Гарри до слез? Гарри, который обнимал и целовал ее и просил разделить с ним постель, пусть даже она из скромности отказалась. А теперь люди удивляются, почему она постоянно отвергает короля, думая, что она делает это, чтобы еще сильнее привязать его к себе. Если бы только они знали, что видеть его разочарование для нее пусть и малое, но все-таки утешение за ее поруганную любовь к Гарри. И началась жестокая игра. Когда она впала в немилость и была отправлена домой, навсегда разлученная с человеком, которого любила, она подумала, что во всем виноват Уолси. Но она вскоре докопалась до истины. И пусть ей было всего шестнадцать, она все поняла, когда король стал наезжать в Гевер. Все — инстинкт, интуиция, шестое чувство — указывало на то, что Генрих VIII хочет ее для себя, устав от ее бедной, глупой сестры и желая заполучить в свою постель другую дочь Болейна, жестоко расправившись с ее любовью к Гарри Перси. Но состязание началось; посмотрим, как далеко ей удастся загнать двух самых могущественных мужчин на земле. Ей нечего терять.

И теперь, сидя среди нарциссов и ощущая свежее дуновение ветерка на своей коже, она с превеликим удовольствием думала о том, что триумф превзошел ее первоначальные намерения. Король на самом деле влюбился в нее, и она заняла столь прочное положение, что теперь могла причинять маленькие страдания, способные превращать каждый день в несчастье для влюбленного. И не только это; паутина ее сетей все ближе подбиралась к Уолси. Он описывал ее Гарри как «глупую девчонку».

— Посмотрим, — вслух произнесла она. Ее волновало только одно. Какой следующий шаг предпринять? Ее главная цель — наказать Генриха и с триумфом возвратиться ко двору — была достигнута. Но теперь она оказалась на перепутье. Она могла или стать любовницей короля, или… Или что? Увядать в безвестности, когда надоест Генриху? Или ей осмелиться претендовать на самое высокое положение в королевстве? Сможет ли она настоять, чтобы Генрих развелся с Екатериной и женился на ней?

Эта дерзкая мысль показалась настолько заманчивой, что Анна откинула голову и всколыхнула облако черных волос, громко засмеявшись. Как чудесно в девятнадцать лет иметь возможность сидеть на дереве, словно русалка или лесное создание, и раздумывать, чтобы еще такое сделать с королем Англии.

Вот такой Фрэнсис Вестон впервые увидел ее: святящейся от удовольствия и чрезвычайно самоуверенной, излучающей жизнерадостность. Он подумал, что никогда не встречал столь привлекательной девушки. В ней было что-то нереальное, волшебное.