Подоспели ловчие, мимо в сосредоточенном молчании пронеслись псы, и, пока Генри садился в седло и поворачивал коня, он оказался уже в самой середине лавины охотников.

За поворотом ущелье расширялось, но скалы оставались почти неприступными. Впереди слышался шум водопада, пробившего себе узкий проход среди скал и по уступам скатывавшегося к болотистой низине. Волки, проникнув в эту часть ущелья, оказались в западне. Бэкингем понял это, едва увидев, что творится здесь: собаки, волки, всадники смешались в пестрый воющий и рычащий клубок.

Краем глаза Генри заметил на вершине скалы синий плащ баронессы, но сейчас ему было не до любезностей. Он поскакал вперед, где толпились конные охотники, а в середине образовавшегося полукольца шла ожесточенная схватка. Волк расшвыривал собак, огрызался и лязгал оскаленными клыками. Около десятка псов кружили вокруг него, но едва лишь какой-нибудь из них бросался к зверю, как тот сбивал его с ног и разворачивался, ожидая следующей атаки. Он был затравлен, но, видимо, решил дорого продать свою жизнь.

– Уберите собак! – раздался звучный голос барона Майсгрейва.

Он соскочил с коня и, держа в руке длинный охотничий нож, неторопливо двинулся к волку. Собак, лаявших и бесновавшихся, растащили в стороны. Вожак остался в одиночестве, но, едва заприметив направляющегося к нему человека, весь подобрался, вздыбив шерсть на загривке. Филип двигался осторожно, обходя зверя по дуге и заставляя его поворачивать негнущуюся шею. Это длилось несколько долгих минут. Люди притихли, и даже собаки как будто угомонились. Внезапно зверь оскалил свои огромные желтоватые клыки и с глухим урчанием прыгнул.

Все произошло молниеносно. В прыжке зверь сбил с ног человека, но тот успел схватить его за глотку и, рывком перебросив через себя, опрокинуть на спину. В следующий миг лезвие вспороло брюхо вожака до самого паха. Брызнула темная кровь, пятная снег, и огромный зверь забился в судорогах.

Майсгрейв поднялся, вытирая рукавом камзола лицо. Охотники зашумели, выражая восторг. Генри Стаффорд прикусил губу. В эту минуту он отчаянно завидовал барону. Как должна гордиться им леди Анна! Он оглянулся, ища ее, но баронессы нигде поблизости не было.

Меж тем было приказано трубить сбор. Охотники не спешили съезжаться, делясь впечатлениями от травли. Охоте сопутствовала удача. Нескольких хищников пристрелили из арбалетов, едва подняв с лежки, еще двоих взяли собаки, троих убили на скате, когда звери пытались по склону вырваться из лощины. Там и отличился сын Эмброза Флетчера Гилберт, собственноручно добывший двух волков: одного стрелой, другого охотничьим ножом.

Генри хмуро молчал. Он тоже был не прочь блеснуть удальством, да не вышло, и сейчас, пока все еще были разгорячены ловом, на герцога почти не обращали внимания. Охотники суетились, укладывая в ряд тела хищников. Барон послал людей в долину, чтобы подобрали раненых собак и волчьи трупы. Между тем кто-то заметил, что седой волчицы среди них нет.

Это немного остудило горячие головы. Иные даже начали креститься, бормоча, что эта волчица и впрямь оборотень, если и на этот раз ускользнула из западни. Но тут подоспели отставшие загонщики, и один из них сообщил, что видел, как старая волчица по отвесной крутизне взбиралась на скалы.

– Она прыгала с уступа на уступ, как серна! – воскликнул загонщик, тот самый Гарольд из ратников Майсгрейва. – Клянусь подземными силами, я придержал лошадь и несколько раз выстрелил в нее, да не уверен, что стрелы достали ведьму.

– Где же это было?

– Там, где Безымянная лощина расширяется за Горелым хутором. В аккурат рядом с местом, где его светлость хотели взять вожака живьем.

«Хоть кто-то заметил, что я не зря гонял Молнию среди скал», – подумал Бэкингем, но внезапно, ощутив беспокойство, принялся оглядывать возвышающиеся над лощиной утесы. На одном из них он видел синий плащ леди Анны. Если седая выбралась здесь, то баронесса оказывалась как раз на ее пути. Это опасно, какой бы отчаянной охотницей ни была хозяйка Нейуорта.

Он вывел коня из общей сутолоки и поскакал назад в лощину, стремясь отыскать где-нибудь путь, по которому можно было бы подняться наверх, туда, где он видел баронессу.

Его отъезд поначалу остался незамеченным. Даже Ральф Баннастер, забыв о господине, с изумлением разглядывал туши матерых зверей.

Филип спросил, видел ли кто баронессу, но ответа не получил. Все знали, как Анна не любит, когда ее оберегают во время охоты. Прекрасная наездница и великолепный стрелок, она неизменно отвергала попытки слуг сопровождать ее, невзирая на строгий наказ Филипа. Барон опросил всех собравшихся, но только Оливер сказал, что перед началом охоты баронесса поднялась на скалы над лощиной, чтобы лучше видеть ход травли.

– С ней был кто-нибудь?

– Она была, как всегда, одна.

Филип подавил раздражение.

– Куда именно она поехала? С какой стороны лощины поднялась?

Никто не знал.

Майсгрейв ухватился было за луку седла, готовясь вскочить на лошадь, но внезапно резко остановился. Лицо его побелело.

– Гарольд, так где, ты говоришь, карабкалась волчица?

Ратник пустился в объяснения, но вдруг поперхнулся на полуслове. Охотники растерянно переглядывались. Филип рывком прыгнул в седло. Вместе с несколькими ратниками они галопом понеслись по долине.

«Анна прекрасно владеет арбалетом, – убеждал себя Майсгрейв. – Она ходила и на вепря, и на волка, а когда в округе появился медведь-шатун, также принимала участие в облаве. С ней ничего не могло случиться. Но чем скорее мы обнаружим ее след, тем лучше».

Однако первым следы Анны увидел герцог Бэкингем. Он поднялся на утоптанную площадку у края утеса, откуда хорошо были видны толпившиеся вокруг мертвых зверей охотники. Следы вели в горы, и герцог, недоумевая, двинулся по ним. Вскоре он понял, в чем дело. Там и тут на снегу он стал замечать среди следов конских подков отпечатки волчьих лап. Неужели леди Анна в одиночку решилась преследовать эту легендарную волчицу? Чистое безумие!

На его пути появились алые пятна. Видимо, волчица все же была ранена. Как опытный охотник, по цвету крови герцог определил, что зверь ранен легко. Если бы стрела Гарольда вошла глубоко, кровь была бы темнее и пенилась. Теперь седая хищница озлоблена, а сил у нее хватит еще надолго.

Генри ехал по следу верхом поросшего темными вековыми елями склона. Здесь было сумрачно и тихо. Даже гомон охотников не доносился сюда. Дорога пошла под откос, и герцог начал путаться в следах, пока наконец не понял, что в этом месте баронесса также потеряла след зверя. Она кружила среди деревьев, а герцог, в свою очередь, кружил по ее следам. Тогда он остановился и громко позвал:

– Леди Анна!

С соседней ели с резким криком вспорхнула пестрая сойка и, хлопая крыльями, скрылась в чаще. Генри прислушался. Ответа не последовало. Ели стояли безмолвно, словно околдованные, не было ни ветерка, лишь позвякивал удилами да фыркал конь. Генри стало не по себе. Где-то здесь Анна потеряла след волчицы и теперь блуждала среди безмолвного леса. Ему вдруг вспомнилось, как охотники называли седую волчицу оборотнем, а Флетчер даже сравнивал ее с колдуньей Морриган.

Он повел плечами, но все же повторил языческий знак Флетчера, отгоняющий злых духов. В этом сумрачном лесу, среди могучих стволов, он почему-то казался более уместным, чем крестное знамение. И тут же рассердился на себя. Тряхнув кудрями, он пустил Молнию по следу Анны.

Куда могла деваться волчица? Генри вдруг понял, что не на шутку обеспокоен. Когда он скакал сюда, у него все еще теплилась тщеславная мысль отличиться, прикончив дьявольскую тварь, и хорошо бы – на глазах очаровательной леди. Но теперь он желал лишь одного – оказаться рядом с Анной и убедиться, что ничего худого не случилось.

Он снова громко крикнул – и внезапно ему показалось, что он слышит ответный зов. Генри пустил Молнию вниз по склону и вскоре выехал из леса на открытое пространство. Теперь он двигался вдоль огромных выветренных глыб известняка. Спуск был очень крут и почти сплошь обледенел. Он тянулся до россыпей, лежавших ярдах в тридцати ниже. Далее снова виднелся темный лес, уходящий в широкую долину, за которой из туманной дымки выступали горы Шотландии.

Генри Стаффорд остановился в тени нависающей над ним скалы. Он попытался заставить коня спуститься, но Молния скользил по обледенелому откосу, сердито ржал, и герцог натянул поводья, одновременно почувствовав на себе чей-то взгляд. Это было странное, ознобное чувство, пробирающее до костей. Он огляделся, но никого не обнаружил. В тот же миг он забыл обо всем, ибо внизу, среди голых деревьев, послышался звон сбруи, топот копыт, мелькнули синий плащ и белое покрывало леди Майсгрейв, но страшный удар в спину швырнул герцога лицом вперед на шею лошади.

Молния бешено заржал и прянул вперед так резко, что тяжесть на спине исчезла, и Генри услышал лишь, как лязгнули у самого уха клыки. Волчица! Жеребец спас его от затаившегося зверя! Но уже в следующую секунду конь заскользил по склону, неудержимо сползая в пропасть и теряя равновесие.

Генри упал на бок, ударившись грудью о землю, а конь всем весом навалился на его ногу. Скольжение продолжалось, и Генри вопил, как безумный, чувствуя, как ледяная кора и острые камни срывают кожу с бедра. Наконец, извернувшись, Молния вскочил на ноги, но герцог теперь оказался на земле у самых копыт. Подкова едва не расплющила ему руку, но главное – падение прекратилось, и герцог мог оглядеться.

То, что он увидел, было куда страшнее пропасти. Тугим сизым клубком прямо на него неслась старая волчица. Клыки ее сверкали. Генри опять закричал и вскинул руку, стараясь защитить горло. Ему удалось на миг удержать зверя, ощутив у самого лица зловоние волчьей пасти, и он попытался ударить волчицу ногой. Жуткая боль пронзила руку, на которую прежде наступил конь, а теперь ее терзало дьявольское создание. Он слышал, как трещат его кости. Рука ослабела, и страшные клыки рванули плоть. Мир окрасился в алый цвет.