Бевил усмехнулся:

— Конечно. Я нуждаюсь в тебе больше, чем Бенни.

Я не смогла скрыть своей радости.

После этого мы обсудили вопрос все вместе. Сэр Энделион и леди Менфрей сочли, что это — превосходная идея. Они обожали малыша и очень беспокоились о том, чтобы у него было все самое лучшее, но за разговором ничего не воспоследовало, и мне подумалось, что леди Менфрей не вполне готова так быстро передать любимого внука в чужие руки.

— Он еще слишком мал, — говорила она. Видимо, ей нравилось самой присматривать за ним.

Вскоре сэр Энделион отправился в Лондон навестить друзей и примерно через пару недель по возвращении получил письмо. Поначалу он ничего нам не сказал, но было ясно, что произошло что-то изумившее его. Он таинственно покашливал, а однажды вечером за ужином объявил:

— Пока вы все только рассуждали о том, что делать, я действовал. Я нашел гувернантку для юного джентльмена.

Мы разом посмотрели на него, но сэр Энделион сосредоточенно наблюдал за тем, как Пенджелл наполняет кларетом его бокал.

Бевил улыбался. Я полагала, что он доволен, потому что идея нанять Бенедикту гувернантку и тем самым освободить мне время для работы на выборах принадлежала ему.

Сэр Энделион взмахнул рукой.

— Вы будете удивлены, — сказал он.

— Ты хочешь сказать, Энделион, что ты нанял гувернантку?

— Именно это я и говорю, моя дорогая.

— Но откуда ты знаешь, какой у нее опыт, подходит ли она нам и все прочее?

— У меня нет ни малейших сомнений в том, что эта кандидатура нас устроит.

— Но, в самом деле…

— Подожди. Она приедет в конце недели.

— Но я не понимаю!

— Ты все поймешь, моя дорогая.

Леди Менфрей выглядела обеспокоенной. Бевил поймал мой взгляд и улыбнулся.

— Мы же этого хотели, — сказал он.

— Но таким странным способом… — начала было леди Менфрей.

— Девушке нужна работа — у нас она есть. Все очень просто, — заявил сэр Энделион. Он все еще посмеивался про себя. — Подождите, и увидите, — сказал он.

Мы с Бевилом отправились в Ланселлу верхом — это был хороший способ погонять лошадей, насладиться ездой и одновременно разобраться с делами.

Утро мы провели в предвыборных заботах и, пока скакали домой, горячо обсуждали вопросы, которые час спустя уже казались мне такими незначащими.

Почти с порога нас позвала леди Менфрей.

— Она приехала. Ни за что не догадаетесь. Вот уж не ожидала такого сюрприза.

— У нас к обеду гостья? — спросила я.

— О…нет. Приехала гувернантка.

Мы заторопились наверх, и, когда поднимались по лестнице, она вышла на лестничную площадку. Она стояла там, над нами, ее лицо хранило спокойствие. На ней было темное платье — очень простое, строгое, но эта безыскусность лишь подчеркивала достоинства фигуры. Ее черты могли служить образцом классической греческой красоты; темные волосы падали свободными волнами, окружая безупречный овал лица; ее голубые глаза были словно миндалины, глубокие, опушенные черными ресницами. Она улыбнулась, и эта улыбка испугала меня. В ней сквозила нежность… и мудрость… которую позже я назову хитростью.

— Похоже, вы удивлены, — произнесла она. — Сэр Энделион пришел в гости в дом, где я работала, и мне выпала возможность поговорить с ним. Я слышала о малыше. О таких вещах всегда узнаешь. И когда я узнала, что вы ищете няню или гувернантку, я сказала ему, что с радостью приняла бы эту должность.

Сердце мое сжалось от тревожных предчувствий. Я словно оцепенела. Джессика Треларкен медленно спускалась по ступеням, и я чувствовала, как с каждым ее шагом меня покидают уверенность и покой. Я не решалась взглянуть на Бевила из страха, что сумею прочесть в его лице слишком много. Мне вспомнилось, что это он первым предложил мне, чтобы мы наняли гувернантку. Может, он уже тогда думал о Джессике? А как он радовался, когда сэр Энделион сообщил нам свою новость. Значит, он знал? Неужели он попросил отца пригласить Джессику?

Будущее представилось мне в очень мрачном свете. Я знала, что жизнь моя в Менфрее изменится бесповоротно — с той минуты, как сюда вошла Джессика Треларкен.

Глава 8


Последствия появления Джессики не заставили себя ждать. В первый вечер по ее приезде мы сидели за ужином. Я была в платье темно-зеленого бархата, которое, как я всегда полагала, весьма мне шло, и, кроме того, я надела гранатовые серьги, брошь и браслет, которые дала мне леди Менфрей. Она сказала, что раньше они принадлежали ей, а еще раньше — предыдущей леди Менфрей, как некая семейная реликвия.

Пока я смотрела на себя в зеркало, весьма довольная результатом, в спальню вошел Бевил и, взяв меня за плечи, стал рядом, глядя на наше отражение.

— Очень эффектно, — заключил он. — Ты выглядишь так, словно сошла с одного из полотен в галерее. С тобой это бывает часто.

Я ждала, что он скажет что-нибудь о новой гувернантке, но он этого не сделал, и это показалось мне подозрительным. Было бы совершенно естественно поговорить о приехавшей девушке, тем более что мы оба знали ее в прошлом.

Потом мы спустились к ужину. Сэр Энделион — он был в весьма приподнятом настроении — во всеуслышание заявил, что на столе не хватает одного прибора.

— Но мы никого не ждем, — отозвалась леди Менфрей.

— А как насчет мисс Треларкен?

Леди Менфрей выглядела озадаченной.

— Но, Энделион, она теперь гувернантка.

— Теперь! Но ее отец в свое время бывал здесь в гостях. Нельзя же числить прислугой тех, кто в прошлом обедал с вами за одним столом.

— Никто не числит ее прислугой, — возразила леди Менфрей. — Ей отнесли ужин в комнату. Таков обычай в отношении гувернанток. Им всегда относят еду в комнату, потому что, естественно, никто не ожидает, что они станут есть на кухне вместе со слугами.

Бевил ничего не сказал, но я заметила, что его лицо раскраснелось. Он явно с интересом ждал, чем кончится дело, и я не сомневалась, что, не будь здесь меня, он бы поддержал отца. Появление Джессики сразу изменило его; он закрылся, словно ему уже было что скрывать.

— Моя дорогая, разумеется, ты не можешь отправить Джессику Треларкен на кухню. Она — леди.

— Теперь она — гувернантка, Энделион. Между прочим, очень многие леди становятся гувернантками…или компаньонками. В определенных ситуациях это — единственный выход, что и произошло с бедной Джессикой.

Я следила за Бевилом и думала: «Неужели она будет появляться здесь каждый вечер? Это невозможно. Она должна ужинать в своей комнате… хотя бы».

— Моя гувернантка никогда не обедала вместе с отцом, — вмешалась я. — По-моему, лучше правда относить ей еду в комнату.

— Моя дорогая Хэрриет, — рассмеялся сэр Энделион. — Одно дело — твоя гувернантка. А другое — Джессика Треларкен. Старый друг нашей семьи. Правда, Бевил?

Мгновение Бевил колебался. А потом сказал:

— Треларкенов всегда приглашали к обеду во всей округе. Я считаю, что мы должны показать Джессике, что не смотрим на нее как на прислугу.

— Гувернантки — не прислуга, — возразила я. — Они обычно едят со своими воспитанниками.

— Но Джессика пока не может это делать, — отозвался Бевил. — Разве что она возьмет поднос с едой к детской кроватке, пока Бенни будет засыпать.

Пенджелл внимательно прислушивался к разговору. Мое живое воображение уже рисовало мне картины того, как слуги станут обсуждать: «Конечно, она не хочет, чтобы гувернантка ужинала с ней за одним столом. И миледи тоже. А мужчины из кожи вон лезут, чтобы было так. Тише!»

— Поднос мисс Треларкен уже отнесли? — спросила леди Менфрей.

— Нет, миледи. Мы собирались отнести ей ужин после того, как закончит есть семья, — важно сообщил Пенджелл.

— В таком случае, — вмешался сэр Энделион, — поставьте еще один прибор. А потом поднимитесь к ней и скажите, что мы приглашаем ее отужинать с нами.

Пенджелл слегка наклонил голову, сделал знак одной из горничных поставить еще один прибор и исчез.

Через пять минут в столовую вошла Джессика. Она была одета в простое черное шелковое платье, которое, наверное, второпях натянула, получив приглашение, однако в ее движениях не ощущалось никакой спешки.

Она помедлила в дверях, но я не сомневалась, что это смущение было наигранным.

— Садитесь, моя дорогая, — пригласил сэр Эиделион. — Конечно, вы будете ужинать с нами. Поднос в комнату! В жизни не слышал такой чепухи. Ваш отец не раз сиживал за этим столом.

— Благодарю вас, — спокойно сказала Джессика.

Пенджелл подвинул ей стул.

Она улыбнулась — смиренно и скромно, — но не выказала ни малейшего удивления. Похоже, она не видела ничего странного в том, что гувернантка ужинает с семьей. В тех местах, где она работала прежде, такого случиться не могло. Но теперь все было по-другому. Здесь была Менфрея.

Как ни странно, присутствие Джессики изменило всех. Казалось, она озарила дом каким-то странным, зловещим светом, в котором мне все и вся казались другими, так что я вновь потеряла уверенность в себе и стала думать, а не была ли в конечном счете наивной, не знающей жизни дурочкой.

Она держалась очень скромно, но я вскоре начала спрашивать себя, не таилась ли за этим смирением смертельная угроза. Джессика все делала тихо. Двигалась она бесшумно, и я частенько не сразу обнаруживала, что она вошла в комнату; она могла стоять рядом с ничего не подозревающим человеком, пока тот не оборачивался, замерев на мгновение при виде ее красивого лица.

Ее красота! Никто не стал бы оспаривать ее. То была редкостная красота. Черты Джессики были безупречны; нежная, гладкая кожа, казалось, светилась особым светом. Такой цвет лица я видела раньше только раз или два; прямые густые волосы блестели. У этой женщины было все — кроме денег.

Появление подобной особы в доме неизбежно затронуло всех нас. Похоже, в ее присутствии в людях просыпалось все то, что обычно таилось где-то глубоко внутри. Мой свекор всегда держался со мной приветливо; я не так часто его видела, но, встречаясь, мы весьма приятно проводили время. Я допускала, что он с такой радостью принял меня в свою семью только потому, что я — наследница большого состояния, однако он всегда относился ко мне хорошо и в чем-то даже по-отечески. Теперь я открыла в нем какую-то злую проказливость. Он ведь знал, что Бевил одно время был очень увлечен Джессикой Треларкен; так чего ради он привел ее в дом? Временами мне казалось, что он сделал это из озорства — словно мальчишка, который запускает в таз двух пауков и получает удовольствие, наблюдая за их дракой. А может быть, думала я, он так и не забыл о том, что когда-то потерял место в парламенте, и справедливость в отношении Менфреев восторжествовала.