Мои кости срослись превосходно — так говорит доктор Треларкен. Он с удовольствием наблюдал, как я иду на поправку, а Бевил с не меньшим удовольствием наблюдал за его дочерью Джессикой. Какая жалость, что он всегда выбирает самых неподходящих людей! Доктор Треларкен не похож на тех умных докторов, которые подбирают своих пациентов. Похоже, его единственная награда за тяжкий труд — общая любовь. Очень благородно, но, похоже, бедняжка Джесс принесет своему мужу в приданое только свою красоту.

Ну и конечно, война. Бевил обязательно должен отправиться туда и биться со злодейскими бурами ради страны и королевы. Понимаешь, куда лучше баллотироваться в парламент будучи героем, вернувшимся с войны. Кроме того, Менфреи никогда не упустят подобный случай. Он должен идти на войну, но, по-моему, сейчас он туда не слишком рвется. Это все из-за Джесс. Может быть, он женится на ней, прежде чем покинет дом. Ничто так не способствует неосмотрительным бракам, как война.

Хэрри на войну не идет. Он говорит, что нужен дома; и то же самое — его отец. Бизнес есть бизнес.

Какое длинное получилось письмо, хотя я не умею писать письма. А все потому, что у меня сердце обливается кровью при мысли о моей бедной Хэрриет, которая не обручена, не выходит замуж, не едет в школу во Францию и очень далеко от дорогой Менфреи. Она сидит у окна в классе — клянусь, так оно и есть! — и смотрит на аккуратные газоны. Она стала теперь такой хорошей девочкой, когда ее перестала сбивать с толку безнравственная Гвеннан».


Как обычно, Гвеннан нарушила мой покой. Я рисовала себе разные картины: все происходившее в Менфрее всегда виделось мне очень ярко. Я представляла, как Бевил скачет к Треларкенам и Джессика выходит из дома на крыльцо. Должно быть, она одета в то самое голубое платье, в котором я первый раз ее увидела, с этим белым кружевным воротником; она и тогда была хороша; а теперь, когда полюбила, наверное, вообще невообразимо прекрасна.

И Бевил влюблен в нее, но скоро он должен покинуть ее и отправиться в Южную Африку. Да, конечно, прежде чем уехать, он захочет жениться на ней.

Я думала о Бевиле и о той девушке, которую он привозил на остров. Между той девушкой и Джессикой, видимо, были и другие. Множество других. Но Джессика — совсем другое дело. Она — юная и чистая, как и я, — я это чувствовала и опечалилась.

До того как Гвеннан отбыла в свою французскую школу, от нее пришло еще одно письмо:


«Родные Хэрри возвращаются в „Вороньи башни“. Он знает, что я никогда не буду счастлива вдали от Менфреи, поэтому говорит, что мы поселимся в „Вороньих башнях“. Надо признаться, эта идея мне нравится. Я уже воображаю себе балы, которые буду давать в той замечательной бальной зале. Срок аренды у твоего отца подходит к концу, так что этот дом больше не будет вашей корнуолльской резиденцией — он будет моим. Ну, конечно, я приглашу тебя погостить и отведу тебе ту же комнату, которую ты занимаешь сейчас. Вот будет весело, правда? Но угадай, что сделал твой отец. Ведь ему же нужно местечко неподалеку от Ланселлы, правда? Он оказал нам большую любезность, твой строгий родитель, Хэрриет. Знаешь, что он предпринял? Никогда не догадаешься. Он присмотрел для вас дом на Безлюдном острове. Мало того, он купил у папы весь остров. Это для нас — потрясающая удача. Ты знаешь, какой обузой он был. Вечно торчал под носом, а какая с него польза — разве что прятать на нем сбежавших наследниц или устраивать тайные свидания! Какую битву мне пришлось выдержать! Я хотела первой сообщить тебе об этом. Так что скоро Безлюдный остров будет твоим. Я полагаю, это будет настоящий дворец. Папа в полном восторге. Он ходит по дому потирая руки от радости. Наконец-то и на нашей улице праздник!

Вот видишь, Хэрриет, все меняется. Я уезжаю в свою школу в конце недели. Хорошо бы ты ко мне приехала. И может быть, ты и приедешь. Это — еще один секрет. Твой отец поговаривал об этом, и мама расписала ему это местечко в красках. Так что, похоже, нам не суждено разлучаться надолго. Я надеюсь, что вскоре тебя тоже отправят приобретать безупречное французское произношение. Но только ни с кем не обручайся, ладно? Я не желаю быть всего лишь первой, я хочу быть единственной невестой в этой школе..

P.S. Бевил уже уехал. Он вступил в армию. Их пока еще не отправили в Южную Африку, а когда отправят, война тут же и закончится, неьсомневайся. Бедняжка Джесс очень грустит, но они не обручились. Родители вздохнули с облегчением. Они были в совершенном ужасе — хотя, конечно, эта история не наделала такого переполоха, как моя помолвка с Хэрри. Думаю скоро встретить тебя, Хэрриет, в нашей французской школе. »


Дух перемен чувствовался повсюду, но, приехав домой на каникулы, я столкнулась с самой грандиозной из них.

В конце весеннего семестра я, к своему разочарованию, получила от отца письмо, в котором говорилось, что, вместо того чтобы, как обычно, провести каникулы в «Вороньих башнях», я должна приехать в Лондон. Меня встретят на вокзале Паддингтон.

Я сильно огорчилась — хотя ни Гвеннан, ни Бевила в Менфрее не будет, я все равно мечтала отправиться в Корнуолл, чтобы выяснить у А'Ли — как у самого знающего в этом деле человека, — что же в действительности происходит вокруг «Вороньих башен», которые мой отец вскоре намерен был освободить, и какие усовершенствования производятся в доме на острове. Но больше всего я хотела выведать что-нибудь о Бевиле и Джессике Треларкен, поскольку ни секунды не верила, что Джессика позволит сделать себя просто очередной пассией Бевила.

Кроме того, я не понимала, с чего это отец захотел, чтобы я приехала в Лондон. Он обычно не желал меня видеть и предпочитал, чтобы я проводила свои каникулы где-нибудь подальше.

Сойдя с поезда, я сразу заметила Фанни. Она выглядела как всегда — в простом саржевом пальто, из-под которого торчало ситцевое платье; черный капор, заколотый под подбородком булавкой, не слишком-то украшал ее лицо, разве что подчеркивал его бледность и скрывал пегие волосы, затянутые сзади в немилосердно тугой узел. На лице ее читалась тревога. И я, увидев ее, тоже почувствовала волнение. Старая, небрежно одетая, — но она заменяла мать, которой я никогда не знала.

При виде меня ее лицо смягчилось.

— Мисс Хэрриет! Девочка моя! Как вы выросли!

— А ты совсем не изменилась, Фанни.

— Те деньки, когда и я росла, давно уж миновали. А у нас такие новости… вы проведете эти каникулы в Лондоне. — Она немного испуганно поглядела на меня: — Что вы собираетесь делать?

— Что-то случилось? — спросила я. Фанни мрачно кивнула.

— О, Фанни, что же?

— Ваш отец снова женился.

— На ком?

— Подождите, моя леди, сами увидите.

— Увижу ее здесь… в доме?

— О да. Ваш отец не мог дождаться, когда представит вас мачехе. Он думает, что все должны быть от нее в таком же восторге, как и он.

— Он… в восторге!

— Я же вам сказала.

— Но… он, по-моему, вообще не способен на такие чувства.

— Ну, во всяком случае, по поводу этой белобрысой дурочки он их испытывает, говорю вам.

— Фанни, я ничего подобного и представить себе не могла.

— Я так и думала. Потому и предупредила вас. Вы должны подготовиться… так мне казалось.

Фанни взяла мою сумку, и мы направились к карете.

— Фанни, когда это случилось? — спросила я, когда мы устроились на сиденье.

— Три недели назад.

— Но отец ничего об этом не говорил.

— Он ведь никогда не считал нужным посвящать вас в свои планы, разве нет, уточка моя?

— Это все произошло неожиданно… да?

— Ну, я думаю, какое-то время он за ней ухаживал. Он изменился. Одна из горничных утром слышала, как он поет. Когда она нам рассказала, мы решили, что она тронулась. Но это была правда. Любовь — удивительная штука, мисс Хэрриет.

— Вот уж действительно, если она пришла даже к моему отцу.

Фанни взяла меня за руку.

— Он изменился, — предупредила она.

— В любом случае это к лучшему, — отозвалась я. — Потому что хуже уже быть не может, верно?

Я потом и правда заметила, что отец изменился. Но, впервые увидев свою мачеху, я могла только поразиться нелепости этого союза.

Едва мы подъехали к дому, миссис Трант, выйдя нам навстречу, велела мне немедленно подняться в библиотеку, где меня ожидают мой отец и леди Делвани.

Ступив на порог этой комнаты, я ощутила, как изменилась атмосфера в доме. «Ничего, — подумала я, — уже не будет как прежде. Прежние времена ушли безвозвратно». Леди Делвани сидела у камина в кресле. Это была молодая женщина, миниатюрная, со светлыми пышными волосами, румяным круглым личиком и светло-голубыми глазами — такими большими, что она все время казалась испуганной. Возможно, она и правда испугалась — при виде меня. Она была одета в белое и розовое, и я в первый же момент подумала, что она похожа па кусок роскошного торта, вроде тех, которые наша кухарка готовила, когда отец устраивал очередной прием. В ее волосах красовалась розовая лента, по платью шла белая и розовая отделка; если добавить к этому напудренное лицо и осиную талию, то я никогда еще не встречала дамы, которой эпитет «фарфоровая куколка» подходил бы больше.

Но отнюдь не она представляла самое потрясающее зрелище в этой комнате. Его представлял мой отец. Я и подумать не могла, что когда-нибудь увижу его таким. Его глаза стали синее и сияли, как в те минуты, когда он упражнялся в остроумии со своими друзьями-политиками.

— Хэрриет, — сказал он, поднимаясь и подходя ко мне. Он взял меня за руку, а другую положил мне на плечо — выражение нежности, которой он никогда не позволял себе в отношении меня. — Я хочу познакомить тебя с твоей… мачехой.

Очаровательное создание закрыло лицо руками и пробормотало:

— О, это звучит так ужасно.

— Ничего подобного, моя любовь, — отозвался отец. — Вы с Хэрриет станете друзьями.