– У меня нет с собой купальника.

– Я на это и рассчитывал, дорогая. – Он уже целовал ее, целовал так, что все ее мысли мигом куда-то исчезли. – А потом, – пробормотал Гейб невнятно, – я намерен уговорить тебя продемонстрировать мне то кулинарное умение, которому ты выучилась на своих хваленых курсах для домашних хозяек.

Расслабиться – это было неплохо придумано. Келси негромко пробормотала что-то счастливо-благодарное и повернула голову так, чтобы Гейбу удобнее было целовать ее в шею.

– Ты хочешь, чтобы я для тебя стряпала?

– Конечно. А еще я хочу отвести тебя наверх и соблазнить.

– Интересно, как называется то, что ты делаешь сейчас.

– А-а.., это… Это просто прелюдия. Завтра, после того как ты отдохнешь и твоя головка снова начнет соображать, мы с тобой снова начнем размышлять над нашими проблемами.

– Это звучит разумно.

Гейб поцеловал ее в шею и вернулся обратно к губам. Он знал, что с его стороны просто нечестно не поделиться с ней кое-какими идеями, но ему очень хотелось, чтобы напряжение и тревога поскорее исчезли с ее лица. Гейб был благодарен судьбе за то, что они нашли друг друга, и стремился к тому, чтобы на ближайшую ночь они сосредоточились только на этом замечательном факте.

– Давай побудем сентиментальными, – предложил он и, шагнув назад, погладил ее по рукам, пока их пальцы не встретились и не переплелись между собой. – Я люблю тебя.

Келси почувствовала, как от этого признания сердце медленно переворачивается у нее в груди.

– Как я могу с этим не согласиться? – отозвалась она.

Глава 6

В розовом свете утренней зари Моисей наблюдал за тем, как кобылы ведут своих жеребят на водопой. Лошади знали порядок едва ли не лучше его: первой, горделиво помахивая хвостом, шла Большая Бесс, за ней – светло-рыжая упрямица Кармен, третьей вышагивала Верная, и так далее, и так далее. Замыкала строй пугливая, тонконогая Салли.

Рядом с кобылами скакали беззаботные жеребята, чувствующие себя в полной безопасности под защитой матерей. Они еще не знали, что всего через несколько недель им предстоит расстаться с беззаботной жизнью и впервые примерить узду, сделав первый шаг навстречу своей судьбе. Самых резвых и выносливых будут готовить к выступлениям на дорожке ипподрома или продадут на аукционе для жеребят-годовичков. Других станут тренировать для барьерных скачек или для выездки, Моисей, впрочем, не одобрял последнюю, которая казалась ему чем-то сродни цирку или ярмарочным балаганам, третьих кастрируют, четвертых оставят на ферме в качестве производителей.

Из нескольких десятков жеребят, как правило, только один или два обладали задатками будущих чемпионов. Моисей очень надеялся, что и среди этой группы найдутся такие, ибо каждую весну в Кентукки проходило новое дерби – состязания, на которых его воспитанники получали шанс отличиться.

Может быть, вот этот жеребенок – гнедой, со звездочкой во лбу – выйдет через два года на площадку для победителей? Наоми назвала его Задором за гордый, вызывающий наклон головы. Жеребенок отличался безупречной статью, с обеих сторон вел свою линию от чемпионов, но только время могло показать, достаточно ли у него сердца, чтобы вести нелегкую борьбу на скаковой дорожке.

Собственное сердце Моисея уже давно ныло и никак не желало успокоиться – слишком большие надежды возлагал он на последнее дерби и на Горди. Наверное, этого не стоило делать, ибо объединенная мудрость его индейских и иудейских предков учила, что негоже дразнить богов, но он не прислушался к этой мудрости, вложив все свои надежды и все свое сердце в короткую двухминутную гонку.

И расплата не заставила себя ждать.

– Какие красивые, – раздался за спиной Моисея голос Келси. – Трудно поверить, что на будущий год они уже будут ходить под седлом.

Моисей засунул руки в карманы и, не оборачиваясь, промолвил:

– Наконец-то ты соизволила появиться…

– Прошу прощения, я немного опоздала.

– Ты немного опоздала сегодня. Вчера тебя не было полдня. И целый день – позавчера.

– Мне необходимо было сделать кое-какие дела.

– Дела… – Моисей повернулся к Келси с намерением излить на нее свое разочарование и раздражение. Он нисколько не сомневался, что она это заслужила.

– Для каждого, кто работает на ферме, существует только одно дело первостатейной важности, по сравнению с которым все другие дела – пустяки. Это дело – лошади.

Он оттолкнулся от ограды и сердито зашагал к конюшне, и Келси с виноватым видом побрела следом.

– Мне действительно очень жаль, Мо, но я не могла…

Ей пришлось тормозить каблуками, когда Моисей неожиданно остановился, и все равно она едва не врезалась носом в его плечо.

– Послушай, девочка, это тебе не детский сад и не игровая площадка. Здесь нельзя остановиться, нельзя выйти из игры, чтобы подтянуть чулочек или завязать шнурок. Ты должна тянуть свою лямку с утра и до вечера, изо дня в день, потому что, если ты этого не сделаешь, кому-то другому придется исполнять двойную работу. И пока я за все здесь отвечаю, я либо заставлю тебя подчиняться всеобщему распорядку, либо – до свидания. Ну скажи, где тебя носило? Где ты болталась вчера, вместо того чтобы работать Чену вместе с тренером молодняка?

– Я была… – Келси прикусила язык. – Это мое личное дело.

– Ну вот что, отныне будешь делать стрижку и маникюр в свое личное время. А теперь – марш! Нужно чистить стойла и вывозить навоз.

– Но… Но мне нужно дрессировать Чену.

– Она уже на ринге – ее дрессирует другой человек. Когда он закончит, можешь немного ее прогулять. А теперь хватай вилы – и вперед!

Моисей повернулся и скрылся в своей конторе, а грумы и конюшенные мальчики, остановившиеся послушать, как Моисей проводит воспитательную работу, немедленно вернулись к своим обязанностям. Публичные нагоняи неизменно вызывали всеобщее любопытство, но никому не хотелось, чтобы его застали за праздным созерцанием чего-либо подобного.

– Ну вот, теперь ты прошла крещение и можешь считать себя полноправным работником. – Наоми появилась словно из-под земли и, успокаивая, несколько раз погладила Келси по спине. – Мо не стал бы так с тобой разговаривать, если бы считал тебя посторонним человеком.

– Не обязательно было делать это на глазах у всех, – проворчала Келси. – И, черт побери, я была вовсе не у парикмахера. Взгляни…

Кипя праведным гневом, она помахала перед носом Наоми рукой с коротко остриженными, неотполированными ногтями.

– Разве похоже, что я недавно сделала себе маникюр? Он не должен был обвинять меня в том, что я отношусь несерьезно к своей работе только потому, что мне понадобилось несколько часов… – Келси негромко выругалась. – Мне нужны были эти несколько часов!

– Мы все иногда забываем о том, что в мире есть еще что-то, кроме лошадей, навоза и ежедневных тренировок, – сказала Наоми мягко. – И ты вовсе не обязана с головой погружаться во все это. Откровенно говоря, большинство владельцев далеки от ежедневной черной работы, и если бы ты захотела…

– Ты думаешь, я не справлюсь? – На щеках Келси вспыхнули красные пятна, вспыхнули и стали распространяться вверх. – Ты думаешь, я не сумею довести начатое до конца?!

– Я этого не говорила, Келси.

– Вот как? Но почему бы, собственно, и нет? Разве прежде я не перепрыгивала от одного занятия к другому, разве не меняла места работы словно перчатки? Разве я дала кому-то повод подумать, что способна здесь задержаться и что вывозить навоз для меня важнее, чем составлять рекламные объявления или рассказывать экскурсантам об импрессионистах? Ведь если я смогла бросить мои прежние занятия, то почему бы мне опять не поискать что-то более интересное? – Она резко тряхнула головой, отбрасывая назад волосы. – Да потому, что это – другое! Совсем другое.

Она круто повернулась на каблуках и зашагала к стойлу.

Наоми поглядела вслед дочери и тяжело вздохнула. Потом ей подумалось, что самый верный способ забыть о собственных бедах – это заняться проблемами, которые двое самых дорогих ей людей бросили к ее ногам. Сравнивая эти два характера, она решила, что Келси не вредно будет покидать навоз, чтобы слегка выпустить пар, поэтому она решила начать с Мо.

Моисей был у себя в конторе. Он разговаривал по телефону с агентом Рено и буквально рычал в трубку:

– Нет! Нет, я не выпущу его в Бельмонте. Сан-чес еще не готов, а Корелли прекрасно справился с Приливом на Прикнесс и даже занял призовое место. Он знает жеребца, а жеребец знает его. Да, это окончательное решение!..

Агент Рено еще что-то говорил, но Моисей, не дослушав, швырнул трубку на рычаги.

– Я не выставлю на такие ответственные соревнования напуганного жокея, с которого только что сняли гипс! – раздраженно бросил он.

– Я с тобой согласна. – Готовая к долгим уговорам, Наоми присела на краешек его стола. – И я думаю, что Рено с нами согласится. Он сам знает, что не готов к этим скачкам.

Предельно миролюбивым жестом она накрыла ладонью руку Моисея.

– Послушай, Мо, не слишком ли ты был резок с Келси?

Моисей нахмурился и отдернул руку.

– Ты пришла ко мне как хозяйка фермы или как мать?

– Я пришла, – сказала Наоми и ничего больше не прибавила. Оба некоторое время молчали, наконец она снова заговорила:

– Я знаю, что Кел некоторое время отсутствовала. Я знаю, ее что-то тревожит. И точно так же я чувствую – что-то тревожит тебя.

– Давай разбираться не со всем сразу, Наоми. – Мо отодвинулся от стола и покачался на задних ножках стула. – Давай займемся для начала чем-нибудь одним. Келси лодырничала почти полтора дня. Завял наш цветочек…

Наоми озадаченно покосилась на него. Нет, это не просто раздражение, решила она. Мо и вправду обеспокоен.

– Нельзя забывать, что ей пришлось за очень короткое время перестроить всю свою жизнь, – сказала она осторожно. – Возможно, Келси просто хотела решить до конца какие-то вопросы, которые ее волнуют. Мне казалось, что до сих пор ты был весьма доволен ее работой.