Следующие несколько минут незнакомец был сосредоточен на своей непосредственной задаче. Было очевидно, что ему не впервой менять колесо. Казалось, он знает абсолютно точно, что и как делать. «В отличие от меня», — отметила про себя Шайлер.

Она направила луч света в то место, куда он просил. В результате его лицо тоже оказалось частично освещенным. Через минуту-другую Шайлер поймала себя на том, что изучает его. Волосы мужчины были темно-каштановыми, скорее даже черными, с проседью на висках. Сзади на шее и за ушами они слегка курчавились, возможно, из-за дождя.

Его брови, вне всякого сомнения, были черны как смоль. Глаза — умные, серьезные, расположенные абсолютно симметрично относительно четко очерченного носа. Из-за дождя Шайлер не могла точно определить в желтоватом свете фонаря, какого цвета его глаза. Они с одинаковым успехом могли оказаться и карими, и зелеными, и даже голубыми.

Интересное лицо: худое, жесткое, с резкими чертами. Он не молод, но и не стар. По ее прикидкам, между тридцатью и сорока. Пожалуй, ближе к сорока. Шайлер готова была поклясться, что каждая морщинка на его лице появилась не просто так.

Незнакомец был высок, заметно выше, чем она с ее пятью футами восьмью дюймами плюс «шпильки», — Шайлер вспомнила, как стояла рядом с ним, выйдя из машины.

Мужчина выглядел сильным физически и духовно, а также находчивым и опытным; он явно прошел суровую школу жизни и выдержал все испытания.

Шайлер же сейчас мечтала лишь о том, чтобы как-нибудь дождаться окончания этого несчастного вечера.

Она насквозь промокла и продрогла до костей, когда незнакомец наконец обратился к ней:

— Достаточно. Спасибо за помощь.

Ее ноги и руки заледенели. Зубы выбивали дробь.

— Не за что.

Мужчина проводил ее назад к «ягуару».

— Дождь наконец-то ослабевает, — заметил он.

— Да, как будто.

Шайлер открыла переднюю дверцу, положила зонтик и сигнальный фонарь на место и села за руль. Включила зажигание и нажатием кнопки опустила стекло. Оно бесшумно скользнуло вниз.

Мужчина в мокрой одежде наклонился к окошку и произнес:

— Надеюсь, вам недалеко ехать. Она благоразумно ответила:

— Да, недалеко.

Он выпрямился и огляделся вокруг, хотя в темноте почти ничего нельзя было увидеть.

— Кто бы вас ни побеспокоил, похоже, он уже далеко.

Шайлер слегка склонила голову.

— Так вот как вы это называете: беспокойство?

— А почему и нет. — Он покачивался на носках. — Люди бывают такими странными.

— Бывают.

Он помотал головой из стороны в сторону.

— А иногда даже так называемые нормальные люди совершают странные поступки.

Что-то в его голосе заставило Шайлер подумать, что он судит по собственному опыту. Как бы то ни было, она не собиралась с ним спорить.

Он порылся в заднем кармане джинсов и вытянул бумажник.

— Вот моя визитка.

Шайлер почувствовала смущение.

— Ваша визитка?

— Для деловых контактов. Просто если вам вдруг понадобится связаться со мной. — Он пожал плечами. — Возможно, страховая компания решит возместить вам ущерб, если ваша машина повреждена.

Шайлер взяла белую, довольно влажную, немного помятую карточку и сунула в сумочку, лежавшую на сиденье позади нее. Затем достала маленький кожаный чемоданчик, быстро нацарапала имя и телефон на обороте своей визитки и протянула ему.

— Это имя и телефон моего поверенного. — Она включила печку на полную мощность. — На тот случай, если вам надо будет связаться со мной.

Не давая себе труда прочесть написанное, мужчина сунул визитку в бумажник.

— Счастливого пути, — сказал он, похлопав рукой по крыше «ягуара».

— Вам того же, — ответила она, нажав на кнопку, закрывающую окно.

Шайлер завела двигатель и выехала на шоссе. Взглянув в зеркало заднего вида, она увидела мужчину и собаку, стоявших рядом и наблюдавших за ее отъездом.


Миссис Данверз снабдила Трейса стопкой полотенец, которыми шофер Грантов когда-то натирал семейный автомобиль, называемый «Серебряным облаком». «Роллс-ройс» давно канул в Лету. Шофер умер в позапрошлом году. Полотенца остались.

Трейс убедился, что Бадди высушили, накормили и напоили, и только потом приступил к предложенным экономкой сандвичам и стаканчику целительного виски. Он расположился за кухонным столом, молча вкушая пищу и предоставив миссис Данверз вести разговор.

— Она здесь, — провозгласила женщина за чашечкой кофе.

Трейс сделал еще глоток виски.

— Она?

— Мисс Грант.

Он откусил бутерброд — ветчина с сыром, немного дижонской горчицы, ржаной хлеб.

— А-а, мисс Грант.

— Она прибыла за несколько минут до вас и сразу поднялась в свою комнату, отказавшись даже от чашечки чая и домашнего печенья. — Чувства миссис Данверз явно были задеты. — Вообще-то она едва обмолвилась со мной словом.

Трейс предложил ей возможное объяснение:

— Наверное, она тяжело перенесла смену поясов. Миссис Данверз покусала нижнюю губу.

— Может быть.

— Из Парижа слишком долго лететь, — продолжил он.

— Мисс Грант и впрямь выглядела немного уставшей.

— Я и сам выгляжу не лучше, — рассмеявшись, самокритично заметил Трейс, запустив руку в свои все еще влажные на затылке волосы.

— Знаете, я подумала, что, наверное, все дело во мне, — с расстроенной улыбкой поведала ему женщина.

— В вас, миссис Данверз?

Она кивнула своей седеющей головой:

— В моем имени, понимаете? Нет, он ничего не понимал.

— Боюсь, не очень.

— Разве вы не читали классический любовный роман Дафны Дюморье «Ребекка»?

Трейс отрицательно покачал головой. Эльвира Данверз пояснила:

— Ну а большинство людей, по крайней мере большинство женщин, читали. Как бы там ни было, в книге есть экономка, которая становится просто-таки одержимой дьяволом и в финале дотла сжигает дом своего хозяина. — Последовал еще один нервный смешок экономки. — Та миссис Данверз покидает сцену в блеске своего триумфа, если здесь уместен этот каламбур.

— Люди вряд ли принимают вас за вымышленную героиню, — произнес Трейс, пораженный услышанным.

Миссис Данверз распрямила плечи.

— Вы просто не поверите, когда узнаете, что порой говорят и делают люди.

Он юрист. Живет в Нью-Йорке. И очень немногие люди и события могут вызвать его удивление. Экономка доверительно сообщила ему:

— Меня, например, однажды уволили за подгоревший тост.

— Смеетесь?

— Я не шучу. Мой хозяин был убежден, что я хотела сжечь не только себя и кухню, но и весь трехэтажный каменный дом. — Она вздохнула. — С тех пор у меня больше ничего не подгорает.

— Я уверен, что поведение мисс Грант не имеет к вам никакого отношения, миссис Данверз. Скорее всего она просто устала.

— Вы, безусловно, правы, мистер Баллинджер. Как и всегда. Пожалуйста, не беспокойтесь из-за меня. — Эльвира Данверз сменила тему. — Хотите еще сандвич? — спросила она, пододвигая к нему тарелку с тонко нарезанными кусочками запеченной виргинской ветчины, импортного швейцарского сыра и вкуснейшего ржаного хлеба.

За последние несколько лет он научился правильно вести себя с экономкой и кухаркой Коры.

— Никто, кроме вас, не умеет делать такие вкусные сандвичи, миссис Данверз.

— Одно удовольствие готовить для тех, кто ест с таким же аппетитом, как вы, мистер Баллинджер. — Эльвира Данверз покачала головой — ее прическа была аккуратна и опрятна, как и вся она, даже несмотря на поздний час, — и зацокала языком. — У бедной миссис Грант к концу жизни совсем пропал аппетит, вы ведь знаете.

Да, он знал. Бедная Кора.

— Печенье?

Экономка испекла свое любимое — арахисовое масло с шоколадной стружкой. Трейс поблагодарил ее и взял несколько штук.

Миссис Данверз заскрипела стулом, встала и начала собирать грязную посуду. Она поддерживала на кухне безупречный порядок.

— А теперь, когда вы немного заморили червячка, пора избавиться от этой мокрой одежды, пока вы не замерзли до смерти.

Трейс известил ее о своих ближайших планах:

— Сейчас же поднимусь наверх и приму душ.

— Киньте свои вещи прямо возле ванной, — проинструктировала его экономка, когда через несколько минут он уходил из кухни. — Завтра я позабочусь о них.


Трейс разделся и встал под душ. Виски уже начало приятно согревать его изнутри; горячая вода сделает остальное. Он потянулся и наклонился вперед так, чтобы струя воды текла ему на шею и плечи.

Он чувствовал себя почти человеком, когда обвязал бедра огромным банным полотенцем, в одном углу которого, белым по белому, была вышита скромная метка в виде буквы «Г», и побрел в смежную с ванной комнату для гостей, которая уже стала практически его вторым домом.

Бадди, тихо посапывая, небрежно развалился в изножье кровати. Он не дал себе труда даже приподнять голову.

Трейс налил себе вторую порцию виски — миссис Данверз предусмотрительно оставила поднос с хрустальным графином и таким же стаканом — и подошел к окну.

Он сделал глоток дорогого виски и почувствовал, как в желудке разливается приятное тепло.

Трейс посмотрел в окно. Обычно представлявшаяся взору картина не имела себе равных, но сейчас не было ничего видно: ни каштанов, постепенно переходивших в рощу, ни звезд высоко в небе, ни даже огней вдоль Гудзона. Ничего, кроме мглы и густого тумана.

С той судьбоносной поездки в Грантвуд почти восемь лет назад он не раз стоял у этого окна и размышлял о смысле — или по крайней мере об иронии — судьбы.

Забавная штука — ирония.

Первые тридцать лет своей жизни Трейс провел, ненавидя Грантов (и им подобных) и все, что за ними стояло. Он проклинал их имя. Дал себе слово, что отомстит им. А сейчас он был одним из них.

Ну, или почти что одним из них.

— Пора спать, Баллинджер, — наконец произнес он вслух, бросив взгляд на часы, стоявшие на каминной полке.