– Вот они, милорд. Я подумала, что слишком много несчастий в последнее время обрушилось на нас, и в замке полно людей, и костры жгут во дворе, как бы чего не случилось! Я решила высушить водоросли и развесить их повсюду… чтобы избежать пожара в стенах замка.

Ульрик пренебрежительно хмыкнул. Когда-то он считал, что нет никого суевернее безграмотных англичан, но, видно, нет конца уэльским поверьям.

– По-моему, у хозяйки замка есть более важные дела, нежели собирание водорослей, особенно когда до приезда гостей остается меньше недели!

– Я старюсь защитить вас и свой народ, милорд, как только могу.

– Бронуин, наши несчастья порождены людьми из плоти и крови, а не духами. Собачья смерть, взгляни!

Бронуин проследила за направлением его протянутой руки, указывавшей на стены Карадока, где висели тела мертвецов, и невольно вздрогнула, но, все же, повернувшись к Ульрику, она продолжала настаивать:

– «Деревья леди» и тому подобные средства хорошо охраняли Карадок от несчастий все прошлые годы, милорд, а ваше благородное отношение к нашим затруднениям пока еще не помогло избавиться от них.

Терпение Ульрика начало истощаться под напором ее наивных, но все же уязвляющих гордость доводов.

– Проклятье, женщина, я человек образованный и верящий в Бога!

– Тетя говорит, многие мужчины не способны получить должное образование, сколь бы ни были прилежны к учению.

– Твоя тетя – глупая старая дура.

Бронуин оскорбленно вздернула подбородок.

– Дура, милорд? – она тихо хмыкнула. – Однако эта самая дура разбудила вас, чтобы предупредить о нападении на деревню. Своими травами и отварами она вылечила больше людей, чем какой-нибудь знахарь! Если и есть среди нас дурак, то советую вам повнимательнее посмотреть в зеркало, сэр!

Перебросив ногу через седло, Бронуин соскользнула с коня, и Ульрик поморщился, услышав приглушенный стук ее ног о влажный песок. Она же в тягости!

– Ладно, надеюсь, Агнес сможет наложить на тебя какое-нибудь заклятие, чтобы ты не потеряла ребенка, раз сама ты о нем совершенно не думаешь!

Бронуин надеялась, что краска, от чувства вины заливавшая лицо, сможет показаться Ульрику румянцем.

– Беременность еще не одну женщину не делала немощной, милорд!

– Сегодня вечером я вам это напомню, миледи!

– Вам отводится половина кровати, милорд, больше ничего, – неловко запинаясь, ответила Бронуин.

Она опустилась на колени, чтобы подобрать отличную веточку водорослей, очень подходящую для ее цели.

– Тогда я выбираю ту половину, на которой будете вы.

Бронуин вспыхнула от насмешливого тона его голоса. Что за проклятый человек! Он может и очаровать, и оскорбить одновременно, потревожив слабую женскую плоть, у которой такая хорошая память!

– Думаю, у нового владельца замка слишком много дел, чтобы развлекать свою леди!

Это был остроумный ответ, но при одной мысли о том, что подразумевал муж, волнение, к возмущению Бронуин, стало терзать ей душу, усугубляясь взрывом сочного смеха. Неслыханно! Как мог он обидеть ее, а в следующее мгновение взволновать? Бронуин не могла отрицать чувственную плотскую связь, бросавшую вызов всякой логике и всевозможным попыткам отмести эту связь как несущественную.

Об этой связи она думала, принося клятву верности благородному лорду Карадока, но, вовсе не собираясь отдавать ему свое тело, что, как мужчина, он, очевидно, подразумевал. Жена должна поддерживать своего мужа и хотя бы соблюдать приличия и условности – например, переселиться в его комнату вместе со своими вещами. Но это ни в коем случае не значит, что все их лишние разногласия улажены! Супруг завоевал ее уважение и, пусть с большим трудом, любовь. Разве не честно ожидать взамен того же?

– Хорошо, собирайте ваши водоросли, миледи, если это вам нравится, а я посторожу вас, пока вы занимаетесь своим делом, – милостливо разрешил Ульрик, изогнув губы в улыбке, сводившей Бронуин с ума, как и сам его голос. – Но ничего не кладите поблизости от нашей постели сегодня вечером. Это как раз то место, где нужно много огня.

Задыхаясь от возмущения, Бронуин поднялась с колен, зажав пригоршню водорослей в руке. Во имя всего святого, она не собирается позволять ему так насмехаться над ней и, уж тем более, стоять над нею с этой невыносимой снисходительностью на лице.

– Наглости у тебя, наверное, хватило бы, чтоб набить себе матрац, ты, напыщенный олух! – Бронуин зашагала к Макшейну, терпеливо ждавшему ее, переступая по мокрому песку.

Хозяйка была в такой ярости, что, почувствовав ее настроение, конь прижал уши.

– Можете занимать свою постель целиком, сэр, потому что, клянусь, я не разделю с вами ложе ни в эту ночь и ни в какую другую, пока вы не извинитесь!

Веселое настроение Ульрика постепенно улетучивалось, когда он спешивался, чтобы помочь жене сесть в седло. Как всегда, стремясь сделать больше, чем в ее силах, его супруга набрала слишком много водорослей.

Сначала она была готова в одиночку отомстить ему за своих родителей – ему, опытному воину! Сама наивность ее стремлений завоевала его сердце и проникла в мысли. А затем она, испытывая его терпение сверх всякой меры, перешла к холодной войне упрямого неприятия всего, что он предлагал, и теперь собиралась провести ночь в его комнате без естественных и полноправных последствий, которых он сам себя лишал дольше, чем допустимо для любого нормального мужчины!

– Прочь от меня! – отрезала Бронуин, когда Ульрик подошел, чтобы помочь ей.

Мокрой ступней туфли ему был нанесен удар, оставивший песок на его груди, что мало способствовало желанию и дальше шутить и развлекаться с этим непредсказуемым созданием. Мало того, что она так серьезно относилась ко всем этим смешным верованиям, так еще и легкомыслие ее выходило за пределы здравого смысла!

– У тебя ноги промокли, ты, дурочка! – возмутился Ульрик, отступая перед Макшейном, крутившемся на месте, в то время как Бронуин пыталась, вдев одну ногу в стремя, выбрать момент, чтобы вскочить на спину коня.

Не заметив, что они подошли слишком близко к воде, Ульрик не был готов к тому, что большая волна внезапно накатит на берег, залив его водой до колен. Этого, конечно, было бы недостаточно, чтобы свалить рыцаря, но Пендрагон, выведенный из себя ледяной водой, намочившей ему брюхо и круп, переступая с ноги на ногу, подтолкнул своего хозяина прямо в воду.

Когда Бронуин забралась, наконец, в седло с милостивой и услужливой помощью понятливого коня, то, обернувшись, увидела мужа выбирающимся из воды, явно не остудившей его ярости. И хоть не в том она была настроении, чтобы смеяться, все же не смогла не хихикнуть при виде этого зрелища: плащ, прилипший к телу рыцаря, был весь в песке, и вода переливалась через край сапог из тонкой кожи.

– Вот как, милорд! А вы, в отличие от меня, кажется, замочили не только ноги!

– С глаз моих долой, хладнокровная ведьма, пока я не проверил, как твоя природная выносливость выдержит зимой купание в твоем любимом море!

Предусмотрительно отъехав на безопасное расстояние, Бронуин глянула на Пендрагона, выбравшегося на сушу.

– Кажется, ваш скакун любит море не больше вас, милорд. Поймать его для вас?

Ответ Ульрика не подходил для ушей леди. Бронуин имела полное право негодующе умчаться на своем коне. Но не возмущение заставило ее пустить Макшейна в галоп. Смех! Ульрик, конечно, заслуживал унижения, поджидавшего, когда он войдет в замок, больше похожий на мокрую крысу, чем на лорда, думала Бронуин, пытаясь не расплываться в веселой улыбке столь безудержно. Но у лорда Карадока было такое… выражение лица! Никогда не видела она его красивые черты искаженными в столь сокрушительном смущении.

ГЛАВА 20

– Я видела тебя на берегу, девочка. Не годится так обращаться со своим мужем, – мягко обратилась к ней тетя Агнес. – Могу поклясться, никогда еще я не видела тебя такой строптивой. Обычно ты ведешь себя более сдержанно, особенно в отношении мужчин.

– Ульрик оказался самым несносным мужчиной, которого когда-либо создавал Господь.

Бронуин закрыла затянутое пергаментом окно солярия. Солнечные лучи проникали через пергамент, но холодный воздух не проходил. Все женщины, не занятые приготовлением пищи или уборкой, были созваны сюда, чтобы проявить свое мастерство в умении обращаться с иглой. На случай, если придется принимать Жиля де Клера Меринвитского и его свиту, следовало починить простыни для людей этого лорда, чьи владения располагались на границе Уэльса и Англии. Англичанин, равный Ульрику по знатности, выразил через гонца желание поздравить с женитьбой нового верховного лорда Карадока, с которым он рука об руку сражался во время уэльского восстания.

– Думаю, он достойный человек, – заметила Мириам, орудуя иглой. – Мне же приходилось видеть и настоящих тиранов.

Одобрительное хихиканье прекратилось, когда Бронуин обратилась к своей служанке:

– Я, кажется, твоим мнением не интересовалась, Мириам.

– Ну, не веди себя так высокомерно и властно со своей служанкой только потому, что муж взъерошил тебе перышки, – вмешалась тетя Агнес. – На этот раз нужно проглотить свою гордость и упрямство и позволить ему их пригладить.

– Я не покорюсь человеку, который меня не уважает.

Агнес рассмеялась.

– Ха, ты хочешь получить все сразу: любовь, уважение…

– Он меня не любит! – настаивала Бронуин. – Может, он и питает ко мне страсть, но…

Агнес покачала головой, пощелкивая языком, из-за чего негодующая тирада племянницы осталась незаконченной.

– Он любит тебя, девочка. В противном случае муж затащил бы тебя в свою постель за волосы и воспользовался своими правами с твоего согласия или без оного. Я думаю, пожалуй, он даже слишком сильно тебя любит.

Бронуин была озадачена тем, как решительно тетка встала на защиту Ульрика.