Бронуин представления не имела, сколько времени оставалась она в ледяном небытии. Медленно приходя в сознание, девушка начала ощупывать твердый снег под собой и почувствовала пульсирующую в затылке боль, грозно разраставшуюся с каждым биением сердца. Ей показалось, что она умерла и похоронена: кругом был только снег, и лишь сквозь отверстие наверху проникал слабый свет. Толстый корень дерева удержал слой снега, чуть не засыпавший ее.

Это и спасло от верной смерти.

Бронуин попробовала пошевелить руками и ногами и обнаружила, что они занемели, но вполне подвижны. Встав, она увидела, что упала, не так глубоко, как показалось, расщелина скрывала ее лишь по плечи. Оставалось лишь найти опору для ног и…

Бронуин постаралась отогнать туман, окутавший сознание, с пугающей ясностью вспомнив, почему она так торопилась. Мама! Отец! Девушка легко подтянулась, ухватившись за край ямы, и выбралась из ловушки, подстроенной природой.

«Случилось что-то ужасное», – подумала она, поворачиваясь к озеру. Было слишком тихо. После успешного отражения неприятеля не могла установиться подобная тишина. Должны были раздаваться крики радости и облегчения… если, конечно, только воины Ульрика Кентского не одержали победу.

Не-е-е-ет!

Дрожащими губами Бронуин бормотала проклятия, снова безрассудно устремившись вперед. Скорее всего, это падение оглушило ее, но слух вот-вот восстановится, и, добравшись до места, она услышит, как отец хвалит своих воинов за храбрость и искусное владение оружием, а в это время мама и тетя Агнес мягкими голосами утешают раненых. Отвердевшие замерзшие юбки мешали Бронуин бежать, когда она, спотыкаясь о камни и корни, огибала озеро.

Тихо. Как тихо! В абсолютном безмолвии, обступившем со всех сторон, ей страшно было слышать удары собственного сердца. Чем ближе подходила Бронуин к месту сражения, тем медленнее становились ее шаги – и из-за того, что девушка выдохлась от бега, и потому, что вдруг испугалась увидеть следы поражения. Когда она поднялась на небольшой пригорок, картина, открывшаяся ее взору, превзошла все кошмары, подвластные воображению.

Белый снег окрасился в розовый цвет и подтаял от теплой крови, все еще сочившейся из тел, только что умерших. Никто не двигался и не подавал признаков жизни – как и сама Бронуин, застывшая от ужаса. Боже милостивый, этого не может быть! Ее взгляд скользил по затоптанному копытами лошадей снегу, по телам павших воинов в красно-черной одежде до тех пор, пока в поле зрения не попал женский темно-синий плащ, отороченный лисой – плащ ее матери. Рядом неподвижно лежал мужчина в темном плаще, подбитом мехом.

Сердце замерло у Бронуин в груди, дыхание перехватило, оцепенение сковало тело. Мама? Отец?.. Леди Гвендолин? Лорд Оуэн?.. Их имена снова и снова всплывали в сознании, пока на девушку не обрушилось полное понимание случившегося. Боль обжигающим клинком пронзила сердце и толкнула вперед. Бронуин не верила своим глазам. Неуверенно приближалась она, моля Бога, чтобы представшая ее взору картина оказалась безумным видением. Но молитва оборвалась на горестном вопле, когда Бронуин упала на колени между телами своих родителей.

Сначала она положила себе на колени голову матери, потом голову отца, не обращая внимания на кровь, которая текла из перерезанных глоток и пропитывала ей рукава и юбки. Застывшее лицо матери выражало ужас, испытанный в смертный час. Неистовая ярость исказила окаменевшие черты отца. Рыдания рвались из груди Бронуин, но ком в горле не давал разразиться плачем. Снова и снова слезы как бы пытались пробиться через непреодолимую преграду, пока Бронуин едва не задохнулась от горя, дав, наконец, слезам выход в отрывистых сдавленных звуках.

Хлопанье крыльев над головой девушки нарушило спокойствие зимнего леса. Бронуин подняла затуманенные слезами глаза на ворона, опустившегося на ветку.

– Посмотри на эту резню, мой сеньор! – с горечью обратилась она к птице, в которой, согласно поверью бриттов, воплотился дух короля Артура. – Это похоже на то низкое коварство, что привело к гибели тебя. Среди нас затаился Модред,[2] и, клянусь, пока буду, жива, не перестану добиваться, чтобы его постигла кара!

Осторожно сняв с колен головы мертвых родителей – словно пытаясь приставить головы к их безжизненным телам, – Бронуин поднялась с земли. Когда она обвела взглядом лежавшие вокруг мертвые тела, ее ноздри затрепетали от ярости, приглушившей мучительную душевную боль.

Одно из тел привлекло ее внимание, обнаженное, распростертое на богатом меховом плаще. «Кэрин!» – мелькнула у Бронуин мысль, и тошнота поднялась к горлу при виде окровавленного тела служанки. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понять: девушка была изнасилована. Неизвестно, до этого или уже после насильники перерезали ей горло. Они пригвоздили ее к земле своими копьями, как мишень на боевых состязаниях.

В отчаянии Бронуин начала вытаскивать копья. Хлюпающие звуки, раздававшиеся, когда наконечник копья высвобождался из тела, и вид оставшихся на теле треугольных отверстий, доводили Бронуин до изнеможения, и ей пришлось несколько раз останавливаться, но она снова и снова бралась за дело, пока не завернула мертвую девушку в плащ, который дала ей поносить. Бессмысленная попытка придать достоинство несчастной – это было все, что Бронуин могла сделать, и хотя теперь для погибшей служанки это уже не имело значения, все же госпожа сочла своим долгом позаботиться о мертвой.

Бронуин вытерла рукавом лоб. Что делать? Без сомнения, нужно похоронить родителей. Разве может она оставить их здесь? Они заслуживают достойных их положения похорон и отдохновения в каменном склепе предков. Но замок Карадок так далеко! Бронуин, потерянная и одинокая, в отчаянии огляделась по сторонам. Ближе всего приграничные владения лордов… но, не исключено, эти лорды и укрывают тех самых убийц, что совершили злодеяние! «Черт бы побрал их всех! – молча негодовала Бронуин. – Чтоб все они горели в адском пламени!»

Услышав шум крыльев над вершинами деревьев, она подняла взор на ту ветку, где видела ворона. Теперь их было уже больше дюжины – взбудораженных в предвкушении пиршества. У нее мелькнула мысль воспользоваться арбалетом, который она заметила в руке одного из вражеских воинов, но Бронуин сразу же отказалась от этого намерения. Плохо придется тому, кто встанет на пути у ворона.

«Не может же каждый из них быть королем Артуром!» – решила девушка, теряя рассудок от потрясения, еще более усугубившего ее горе. Но при ее невезении она убьет именно того ворона, которого нельзя трогать, и будет проклята навеки! Бронуин сердито пнула арбалет. Она и так уже проклята, мелькнула у нее горькая мысль. И зачем только ей довелось уцелеть?

Взгляд Бронуин устремился к телу служанки, завернутому в плащ. В душу зародилось подозрение: а не подумали ли нападавшие, что богато одетая Кэрин – это она, Бронуин? И тут Бронуин заметила то, что с первого взгляда не бросилось ей в глаза: на голову девушке насильники, глумясь, набросили вытканную золотую вуаль – свадебную фату, которую Бронуин должна была надеть в Лондоне. Горло у Бронуин вновь болезненно сжалось. Дочь лорда поняла: это на ее месте оказалась Кэрин. Неожиданное падение в расщелину скалы изменило ее судьбу.

Однако, что за нечестивое деяние совершил ее жених? Содеянное немыслимо даже для англичанина! И чего он добился этою резней? А только так и можно назвать случившееся! Не было сделано даже попытки захоронить тела тех, кто пал под мечами воинов ее отца! Оранжево-голубые плащи виднелись повсюду среди черно-красных. Видно, нападавшие воины были смелыми людьми, как и само их нападение. И, конечно, это была резня, судя по множеству павших.

Одна из самых дерзких птиц поднялась с высокого дерева и опустилась рядом с телами лорда Оуэна и его супруги. Крича и размахивая руками, Бронуин отогнала ворона. «Почему бы и не встать на пути у ворона?» – в безумном негодовании размышляла она. Ее ведь прозвали дочерью ворона. «Бронуин – прекрасная дочь ворона», – говорили о ней. А одна птица может наброситься на другую. Она сама видела, как дерутся вороны между собой из-за корок, которые бросают им люди. Нечего бояться этих птиц, пока не убьешь одну из них. Бог запрещает убивать легендарного Артура, но не запрещает отгонять от трупов птиц.

Нет, не для того осталась она жива, чтобы оказался сломлен ее дух. Она все преодолеет и низвергнет могущественного Ульрика Кентского! По мере того, как она обдумывала эту мысль, огонь в глазах ее разгорался все больше. Слабости есть у каждого, и она найдет уязвимое место этого человека. Конечно, надеяться можно только на внезапность, лихорадочно размышляла девушка. Он считает ее мертвой. Как же застать его врасплох?

Во имя Господа, она разоблачит его и вынудит короля признать, что он совершил ошибку, выбрав Ульрика для брака, который должен был обеспечить мир. «Доказательства… вот они!» – подумала Бронуин, подходя к тому месту, где лежал воин, одетый в оранжево-голубой плащ. Не обращая внимания на его невидящие глаза, она сдернула с убитого одежду. На глаза ей попался кинжал в ножнах – отвратительное и грозное оружие. Девушка забрала и его. Кинжал тоже станет доказательством случившегося, но сначала она вонзит клинок в подлое сердце Ульрика.

Уголки ее плотно сжатого рта изогнулись в ужасающей усмешке, а глаза блеснули. Не стоит забывать: плохо придется тому, кто станет на пути… у дочери ворона!

ГЛАВА 2

Быстро сгущались сумерки, и Бронуин попыталась зажечь огонь с помощью огнива, принадлежавшего убитому воину, но после часа проклятий, которые вызвали бы гнев самого Сатаны, она все так же сидела на холоде, не в силах разжечь костер. Чтобы избежать опасностей, поджидающих в дороге одинокую женщину, она надела мужскую одежду, найденную в сумке одного из погибших в сражении воинов. Но одежда теперь почему-то не спасала Бронуин от холода, и зубы выбивали дробь. «А ведь ночью придут волки, – в отчаянии подумала девушка, – их не прогонишь, махая руками и крича изо всех сил».