Оливия Уэдсли - Заложница любви

Она наблюдала Сару с улыбкой в глазах. Сара только небрежно повторила это имя:

– Шарль? Вот удивительно!

– Я ему сказала все, конечно, – смело заявила леди Диана. – Ты знаешь, ведь он непременно хотел приехать сюда. Я сказала ему, что это бессмысленно, что ты вышла замуж и простила ему все и что он должен вести себя разумно, явиться с визитом и больше ничего.

– А что же он сказал? – спросила Сара. – Я не могу представить себе его, несмотря на твое живописное описание, каким-то кающимся грешником.

– О, он послал тебе записку, разве ты не знаешь? Это обычная вещь – и он явится сам, днем.

– К кому же он придет, к тебе или ко мне? – наивно спросила Сара.

– Формально – ко мне, а в действительности – к тебе. Ты – его прежняя любовь, которая сделалась прекрасной принцессой и ничего не потеряла в его глазах от такой перемены (если Шарль таков, каким я считаю его). Я уверена, что все мужчины таковы.

– А зачем он сюда приехал? – спросила Сара, рассматривая набалдашник своего хлыстика для верховой езды.

– Какое-то дело в суде, как мне кажется. Его деньги помещены здесь, как ты знаешь. Он ведь француз на самом деле, хотя об этом всегда забывается, так как, в сущности, он такой англичанин! Итак, он сюда приехал и останется здесь еще некоторое время. Это дело, связанное с завещанием его отца. Его увезла на квартиру его сестра Корнелия, по дороге в Пасси.

– Значит, он останется здесь на время сезона?

– О да… Сара!

– Что?

Глаза леди Дианы улыбались, и у нее появилось такое выражение, как будто она собиралась сказать что-то такое, что забавляло ее, но относительно чего она в то же время чувствовала некоторое сомнение. Но дверь открылась, и вошла Гак в сопровождении лакея, внесшего завтрак.

Леди Диана ласково взглянула на нее.

– Подумайте только, Гак, мистер Кэртон здесь! – сказала она. – Он придет сегодня сделать визит ее сиятельству.

Гак ответила на улыбку леди Дианы, насмешливо фыркнув, но соблюдая в то же время правила вежливости.

– Гм! – сказала она, выказывая самый поверхностный интерес. – Это развлечет мисс Сару. Мне очень грустно видеть вас до такой степени утомленной, миледи, – прибавила она, и, прежде чем леди Диана могла что-нибудь возразить, она шепнула что-то своей госпоже и увела ее из комнаты.

Тихо, но со страстью Гак умоляла:

– Я бы не захотела его видеть… не захотела бы!..

Она знала, что выстрадала Сара из-за этого человека, хотя Сара никому не поверяла этого.

Но Гак слыхала заглушенные рыдания, наблюдала горе ее ночей и следила за негодяем, причинившим его.

«Если она поймает меня врасплох, то я сумею отомстить», – говорила себе Гак, решая не щадить леди Диану и рисуя себе с удовольствием борьбу с ней.

Гак прекрасно понимала истинную причину внезапного появления леди Дианы и мирилась с этим, как с неизбежным злом, хотя и негодовала на это. Но венцом этого было, что она собиралась снова ввести в жизнь ее возлюбленной госпожи человека, который обманул ее и разрушил ее счастье, и это приводило Гак в неистовую ярость.

После того как она одела Сару и увидела, что она сошла вниз к завтраку, Гак вернулась в комнату леди Дианы.

Леди Диана доставила ей удовольствие, возобновив атаку.

– Гак, неужели вы в самом деле могли думать, что я не вернусь? – спросила леди Диана.

Гак, зная, что она имеет дело с тайным врагом, не постеснялась пустить в ход хитрость. Она стала внимательно всматриваться в лицо леди Дианы, тщательно исследуя его. Окончив свой осмотр, она сказала:

– Избегайте каких бы то ни было волнений, миледи, не то вы причините себе большой вред. Ничто так не вредит чертам лица, как утомление. Я не стану говорить вам, что вы еще можете обратить на себя внимание, если только не утомлены. Но переезд через Английский канал может повлиять на цвет лица кого угодно… Ваши волосы изменили цвет, миледи. Может быть, это повлияет на ваше лицо. Притом же сегодня прохладно, а вы ехали на моторе. Это всегда отзывается дурно на лице и придает ему обветренный, осунувшийся вид. Но, во всяком случае, я уверена, что вы еще способны выглядеть намного лучше. Что же касается перемен, то я думаю, что мистер Кэртон найдет большую перемену в мисс Саре. Вы, вероятно, читали, что она считается красавицей, миледи? Я сейчас же сказала себе, что вам это должно понравиться. Читая это, вы будете вспоминать статьи, написанные о вас несколько лет назад…

Легкая краска возмущения показалась на лице леди Дианы, но быстро исчезла. Леди Диана весело отпустила Гак и снова залегла на мягких подушках.

До этого момента она не думала о том, что отношение ее дочери к Шарлю Кэртону может измениться, что уж там говорить про саму Сару. Между тем это правда; перемена была большая – Сара стала красавицей, и он, конечно, увидит это.

Леди Диана встала и подошла к большому створчатому зеркалу и стала смотреться в него.

«Какая дрянь эта Гак, какая дрянь!» – думала она, опираясь ладонями своих тонких рук на стол и приблизив к зеркалу свое лицо как можно ближе. Если леди Диана преданно любила что-нибудь в своей жизни, так это только свою красоту. Она боялась приближения старости, и одна мысль, что красота ее увядает, заставляла болезненно сжиматься сердце. Она с раздражением думала о том, что сделала большую глупость, приглашая Шарля Кэртона в этот дом. Он вовсе не настаивал на своем визите. Но ее собственное желание позабавиться заставило ее уговорить его. Она вовсе не имела в виду быть жестокой относительно Сары. А теперь похоже на то, что как раз Сара позабавится на ее счет.

У леди Дианы невольно вырвалось злобное восклицание, и затем она так энергично позвонила свою горничную, что весь большой дом, казалось, вздрогнул от этого звонка.

Гак, штопавшая что-то в своей комнате, с удовольствием прислушивалась к этому звонку.

«Как я была права! – с торжеством думала она. – Я напугала ее».

Она обрадовалась, когда вошла горничная Лизетт, на высоких каблуках, в шелковых чулках и с рыскающими глазами.

– Ступайте отсюда! – резко приказала ей Гак.

– Да… но… на… – с мольбой обратилась к ней Лизетт, стараясь объяснить ей в чем дело и мешая при этом французские и английские слова. – Я… я… потерялась…

– Я думаю, – отвечала Гак, – и нисколько этому не удивляюсь. Выходите отсюда. Я пойду с вами.

Она повела за собой Лизетт по правому коридору и постучала в дверь леди Дианы.

– Пожалуйста, миледи. Вот ваша горничная. Она тут заблудилась, не привыкла к большому дому, я думаю.

Она осторожно толкнула Лизетт к двери и затем остановилась, натягивая на руку шелковый чулок, штопанием которого занималась перед этим. Она услыхала гневный голос леди Дианы. Гак не понимала французского языка, а леди Диана говорила по-французски; но, даже не будучи лингвистом, Гак легко разбирала бранные слова, употребляемые в гневе, – это ведь универсальный язык.

– Какой нрав, какой нрав! – повторила Гак с удовлетворением, возвращаясь в свою комнату и принимаясь за работу. – И все это из-за своей наружности! Я бы скорее согласилась иметь косые глаза и рот, похожий на щель почтового ящика, чем стала бы так беспокоиться по поводу своей красоты…

Едва познакомившись с Сарой, Шарль Кэртон воспринимал ее не иначе как маленького одинокого ребенка, который был совсем не у места в небольшом доме на Керцон-стрит, где спертый воздух был приторно надушен и где, по-видимому, любили задерживаться преимущественно мужчины, которые слишком громко смеялись и держали себя слишком непринужденно, по-домашнему. Но постепенно Сара сделалась для него занятным маленьким развлечением: ему доставляло удовольствие брать ее с собой по воскресеньям в зоологический сад и на утренние спектакли и покупать ей шоколад, перчатки и нарядные зонтики.

Когда миновал этот период, в течение которого Сара производила на него впечатление славного, интересного ребенка, он вдруг открыл, что она вовсе не была такой уж маленькой девочкой, и решил помочь ей вырасти. Он был весьма искусным учителем, так что Сара выучила его уроки гораздо скорее, чем он этого желал.

Он понял, что она его обожает, и сначала был тронут ее робким поклонением, а затем пленился им, как светский человек и знаток женщин.

Вспышки привязанности сорокалетнего мужчины к семнадцатилетней девушке, частью выраженные, частью же скрываемые им, пришли к неизбежному концу, поскольку это касалось его дальнейшей участи, так как он не желал и не имел намерения жениться.

Шарль Кэртон слыл опытным инструктором в любви задолго до знакомства с Сарой, но для девушки он стал первым партнером в мистическом любовном танце. Сначала, как водится, он колебался, приглашать ли ее на этот танец, так как не был уверен, что их партии сложатся. Чувство стыда было ему чуждо, но он ненавидел чувство неловкости, потому что оно испортило бы ему удовольствие и ликование, какое обыкновенно испытывают первооткрыватели. Но когда Шарль убедился, что Сара обладает чувством ритма и что, как примерная ученица, она делает успехи, то он употребил все свое искусство, чтобы научить ее этому танцу.

Он имел огромный успех, больше чем даже мог предполагать, и даже несколько смутился этим.

Над ним стали подсмеиваться и дразнить в клубах, и он невольно почувствовал себя старым и смешным. Тогда он решил покончить с этой привязанностью, стал избегать посещений маленького домика на Керцон-стрит и посылал Саре подарки вместо писем, оптимистически уверяя себя, что она, наверное, поймет.