— Я никогда не называл его Хозяином, — продолжает Стоун. — Этот факт натолкнул меня на мысль, что ты знаешь личность этого мужчины. Вот так сюрприз, не так ли? Тебе не спрятаться от меня, Брук.

Я пытаюсь сглотнуть неожиданную сухость во рту.

Дом в лесу был красивый, но простой, и Стоун использовал его красоту, чтобы соблазнить меня. Здесь же, в своей комнате, наполненной единением и странным величием, он будет использовать все необходимое, чтобы причинить мне боль. Чтобы заставить меня говорить.

Я обнимаю себя руками.

Папа приходил на каждое моё балетное выступление, он работал до поздней ночи, чтобы оплатить частную школу. Может, у меня никогда не было счастливой семьи, но у меня все еще есть моя.

Стоун защищает своих парней, и продолжил бы защищать, соверши они ужасную ошибку. Поэтому я также должна защитить своего отца. Он заслуживает правосудия, не мести.

— Этот человек важен для тебя, поэтому ты скрываешь его от меня. Член семьи или друг. Один из отцов твоих подружек. — Он дарит мне тяжёлый взгляд, и передо мной больше не тот мужчина, в которого я влюбилась. — Возможно, даже твой отец.

Я стараюсь не реагировать на его заявление, но никак не могу успокоить учащённое сердцебиение, которое вот-вот, кажется, пробьёт мне ребра.

Несмотря на все попытки сдержать самообладание, я вздрагиваю, но не осознаю этого, словно кто-то другой управляет моими мышцами.

— Ты должна просто рассказать мне, — говорит Стоун. — В конце концов, ты все равно скажешь мне.

Угроза в его словах звучит в десять раз хуже из-за того, с каким спокойствием он говорит об этом. Если бы он кричал, орал на меня что есть мочи, мне не было бы так страшно, как сейчас из-за холодной ужасающей реальности. Стоун собирается причинить мне боль.

— Почему? Потому что ты собираешься заставить меня?

Он просто всматривается в моё лицо, не говоря ни слова.

Я стою на своём, пока чувства распирают меня изнутри или, может быть, это действие виски.

— Я не могу.

Я шумно вздыхаю. Может быть, Стоун никому и не доверяет, но я доверяю детективу Ривера. Я верю в справедливость, хоть и знаю, что Стоун никогда не сможет поверить в неё. И я все еще доверяю своему папе, хоть и не должна.

— Я не скажу.

Угроза висит в воздухе между нами.

— Я не шучу, Брук.

— Ты же не хочешь причинять мне боль, — я с отчаянием всматриваюсь в глаза мужчины, пытаясь отыскать там того, кто не смог утопить меня в реке. Того, кто подарил мне маленькую птичку и придумал историю про дверцу в печи.

— Ты права, я не хочу причинять тебе боль, — его голос необычайно мягок, но за ним скрывается темнота. Темнота сотни ночей, проведённых в безнадёжности. — Но я сделал много вещей, которых никогда не хотел делать.

Он совершал все те ужасные поступки ради своих братьев. Ради ребят, заключённых вместе с ним в том проклятом подвале. Ради детей, которые заключены прямо сейчас. За это я всегда буду глубоко уважать Стоуна, буду любить его, но из-за этого какая-то часть в нем навсегда сломалась. Он убивает людей с таким видом, словно это ничего ему не стоит. Словно это не разбивает его сердце вновь и вновь.

Мой пульс ускоряется.

— Я не знаю, я не уверена, Стоун.

Мои слова все меняют. Теперь он наверняка знает, что у меня есть конкретная информация. Я не хотела говорить этого, и теперь атмосфера меняется. Взгляд его зелёных глаз становится холоднее, вся человечность уходит прочь. Словно он внутренне готовится к тому, что сейчас произойдёт.

Страх берет верх, когда я разворачиваюсь и бегом бросаюсь к двери. Как только я успеваю распахнуть ее, Стоун врезается в меня сзади, рукой захлопывая дверь прямо перед моим носом.

Я оборачиваюсь к нему, пока Стоун вжимает моё дрожащее тело в дверь. Он выглядит устрашающе, на резных скулах виднеется тёмная щетина. Мои колени превращаются в желе, пока я в мольбе смотрю ему в глаза:

— Пожалуйста, — из моих глаз начинают катиться слезы.

Он трясёт головой.

— Мы уже два года ходим вокруг да около, я и этот Смотритель. И есть только один выход из данной ситуации — моя пуля в его голове.

Страх угрожает поглотить меня с головой, но я подавляю его. Вместо него я пытаюсь сосредоточиться на красивом яростном лице передо мной.

— Подумай об этом, Стоун. Ты как-то говорил, что не сможешь жить нормальной жизнью, но ты можешь. Ты можешь начать прямо сейчас, позволив справедливости все решить. Прекрати отравлять свою душу насилием.

— Отравлять душу? Немного поздно для этого, сладкая. Внутри меня чернота.

— Нет, — шепчу я.

— Где-то там мальчики сидят в клетках, как животные. Бл*дь, хуже, чем животные! И ты знаешь что-то, что поможет мне отыскать их! Су*а, неужели тебе все равно?

— Конечно, мне не все равно! Я хочу не меньше тебя освободить тех детей. Я хочу справедливости для них, как и для тебя. Именно поэтому я рассказала всю информацию о Смотрителе полиции.

Стоун выпрямляется, дрожа от ярости.

— Что ты сделала?!

— Для этого и создана полиция, — я умоляю Стоуна. Молюсь, чтобы он понял меня, но боюсь, он не сделает этого. — У них есть все необходимые ресурсы отыскать их, а после и помочь пройти реабилитацию.

— Ты думаешь, полиция не замешена во всём этом? Твою мать, да они же просто перевезут их в другое место. — Стоун проводит рукой по лицу, выглядя при этом ужасно злым и уставшим. Утомлённым.

— Не все коррумпированы. Детектив Ривера…

— Один из хороших парней? Серьёзно? Ты уверена в этом?

— Да.

— Бл*дь! — Его широкие накачанные плечи опускаются в разочаровании. — Ты не можешь знать наверняка. Ты не уверена в этом.

— Ты можешь довериться кому-нибудь, — говорю я мягким успокаивающим голосом, но мои слова повисают в воздухе словно бомба. Это из-за того, что я имею в виду себя. Я хочу, чтобы он доверял мне, даже если он не хочет. Или не может.

Зелёные глаза сверкают в обрамлении черных ресниц напротив моего лица. Моя кожа пылает под его взглядом, как будто он умеет прожигать насквозь.

— Я должен доверять? Вот что ты думаешь? Кому же я должен довериться? Кому?!

Не стоило говорить этого Стоуну, ведь он был брошен на съедение хищникам, когда был уязвим более всего. Был забыт всеми и брошен умирать. Потерянный несчастный мальчик, защищающий своих друзей в аду.

Но на самом деле он не сбежал оттуда. Все это время он оставался в аду, или же точнее сказать, ад оставался в нем. Мужчина напротив меня наполнен силой, он в ярости, но я почти могу разглядеть, насколько он разрушен и уязвим внутри.

Стоун никому не доверяет. Как он может, если никогда не делал этого ранее?

— Ты должна рассказать мне, кто такой Смотритель прежде, чем они опомнятся и перевезут детей туда, где мы уже никогда не сможем найти их, — Стоун шумно выдыхает, прислоняясь лбом к моему. Его рука скользит от моей талии все выше и выше, прежде чем смыкается на моей шее, обжигая мою кожу.

— Ты пугаешь меня, — шепчу я, пока слезы застилают мои глаза.

— Время, Брук. — Его большой палец давит мне на подбородок. Прикосновение его рук болезненно нежное, но в то же время несёт в себе смертельную угрозу. — Не заставляй меня выбирать.

Я закрываю глаза, принимая худшее. Он не выберет меня.

Сильные пальцы двигаются по линии моей челюсти, задевая волосы, отчего те щекочут мне горло.

Я выпрямляю спину, пока в голове проносятся воспоминания предсмертного хрипящего звука, вылетающего изо рта Мэдсона. Он собирается сделать со мной то же самое? Я знаю, это причинит боль Стоуну. Он не какой-то там хладнокровный психопат, пусть он и притворяется им. Если ему было плохо после смерти Мэдсона то, что станет с ним, когда он убьёт меня?

— Скажи мне, — шепчет Стоун мне на ухо. — Просто, бл*дь, скажи.

Я хочу, правда, хочу сказать ему, чтобы избавить от боли. Но что насчет меня? Неужели он не понимает, что это разобьёт мне сердце? Я умру изнутри, если найду своего отца мёртвого и измученного, зная, что могла предотвратить это. А может, он знает, но ему все равно? Я просто невинная жертва, сопутствующий ущерб на его пути?

— Поклянись, что ты не убьёшь его. Поклянись, что не навредишь ему.

До меня доносится жёсткий, режущий смех.

— Я собираюсь вырвать ему яйца и скормить их ему же.

Я трясу головой, захлёбываясь слезами:

— Тогда я не скажу.

Костяшки пальцев царапают мне кожу. Стоун задушит меня? Лишит воздуха и тем самым убьёт тем же способом, как когда-то собирался лишить меня дыхания в реке?

— Ты действительно хочешь сыграть в эту игру?

— Это не игра, Стоун.

— Вот именно, — рявкает он. — Там дети, Брук. Дети в гребаном подвале.

— Тогда позволь детективу найти их. Он спасёт детей, а Смотрителя осудят по закону. Если тебя заботят лишь дети, тогда согласись. Я скажу тебе сразу, как только ты пообещаешь не убивать его. Именно так ты поможешь тем детям, Стоун.

Он изучает меня, пока на его переносице залегает глубокая морщина между нахмуренными бровями. Я предлагаю ему справедливость, в то время как он желает только мести. Скорее всего, нам суждено было оказаться здесь. Может, вот он, наш конец.

Рука Стоуна крепко удерживает моё горло. Недостаточно сильно, чтобы лишить воздуха, но достаточно для того, чтобы я начала задыхаться. В нем так много силы, что он может убить меня или же переломить шею, не задумываясь. С каждым вздохом мне становится все труднее дышать.

— Никакой сделки, — говорит Стоун, наконец, и в его голосе звучит сожаление. Он сожалеет о том, что приходится причинять мне боль? Или о том, что мне суждено умереть?

И тогда я сдаюсь. Я так устала бороться, устала жить в страхе.

— Потому что ты выбираешь детей, — говорю я в ярости. — Потому что ты тот, кто ты есть.

— Да.

— Как же ты ошибаешься. Ты думаешь, что должен пожертвовать своей человечностью, чтобы спасти их, но ты ошибаешься.