Мои пальцы неуклюже возятся с джинсовой тканью. Я чувствую его твёрдость под молнией и знаю, что это означает. Он тоже хочет меня.

Когда я полностью расстёгиваю молнию, его испещрённый венами член выскакивает из джинсов. Из меня вырывается удивлённый вздох, и я вспоминаю, насколько неопытна в таких вопросах. Я ожидала, что Стоун будет в боксерах или в хоть каком-то нижнем белье, но кроме джинсов больше ничего нет. Только его член, пульсирующий от желания. Ладно, он больше, чем я ожидала.

Мускусный аромат заполняет мои лёгкие, и я впитываю его в память, чтобы запомнить навсегда. Стоун не шевелится, позволяя мне изучить его внимательнее, но ожидание не делает меня увереннее. Минуту назад я была такой смелой, но не теперь.

Раз уж начала, отступать я не намерена. Хочу узнать: так ли это прекрасно в реальности, как и в моих фантазиях? Кончу ли я так же сильно от его рук, как и от его слов?

Мои руки немного дрожат, когда я обхватываю его. Он гладкий и твёрдый, словно вырезан из мрамора. Я прижимаюсь лицом к животу Стоуна, слегка сжимая его член.

До меня доносится болезненный гортанный стон:

—Ты не можешь, — говорит Стоун, сжимая пальцами кожу моей головы.

«Могу — думаю я. — Мы можем».

—Только ты, — напоминаю я ему.

Кончиком языка я осторожно слизываю блестящую каплю, что так заманчиво скользит по головке. Его стон перерастает в приглушенный рык. Он пытается сдержаться даже тогда, когда я, наконец, отпускаю себя.

У меня начинает кружиться голова, когда я ощущаю солоноватый и одновременно такой сладкий вкус. Губами медленно вбираю головку в рот, руками чувствуя, как сквозь его бедра проходит дрожь. Или, может быть, это дрожу я, окончательно разрушаясь внутри, когда другая моя рука скользит обратно в трусики?

Я ласкаю себя, пока член Стоуна у меня во рту — все так, как он говорил тогда по телефону. Стоун слишком большой, но это не мешает мне наслаждаться ощущениями. Я хочу, чтобы он наполнил меня, чтобы умолял меня, чтобы впитался в каждую клеточку моего тела. Я парю на грани оргазма, желая, чтобы мы остались здесь навечно.

Его дыхание становится учащённым, когда он берет мою руку и скользит ею к основанию члена:

— Сожми его здесь, малышка.

И я сжимаю.

Поток неразборчивых слов вылетает из его рта, когда я увеличиваю давление. Слова смешиваются друг с другом:

— Сильнее. Жёстче. Позволь мне почувствовать тебя.

Стоун не ждёт моего повиновения. Он мягко и аккуратно скользит глубже в мой рот. Чем больше времени проходит, тем более диким и ненасытным становится его темп. Так, словно Стоун использует меня, отчего я завожусь даже больше, чем от собственного пальца, кружащего вокруг клитора. Я не могу это описать, но я точно знаю, когда мне надо шире раскрыть рот, когда слегка сильнее сжать его губами. Он словно создан для меня.

— Дааа, — Стоун стонет громче, — поработай теперь язычком.

На этот раз стон вырывается из меня, но звук получается гортанным. Не могу произнести ни слова, его член слишком глубоко во мне. Когда он стонет в ответ, я понимаю, что вибрации от моей попытки застонать приносят ему еще больше удовольствия. Он настолько глубоко, что может все это почувствовать.

— Трогай себя, — приказывает Стоун.

Потерявшись в ощущениях, я забываю о себе. Коленки разъезжаются на деревянном полу, и я раздвигаю ноги шире. Я одновременно смущена и бесстыдна, дарю удовольствие и получаю его. Когда мой большой палец снова находит клитор, резкие ощущения заставляют слезы выступить на моих глазах. Когда я трогала себя раньше, все ощущалось по-другому. Я могла снова и снова гладить чувствительную горошинку у себя между ног, но сейчас ощущения почти болезненны, и все, что мне остаётся, это кружить вокруг неё.

Я подстраиваюсь под его ритм, теряя себя в нем.

— Тебе нравится, маленькая птичка? — тон Стоуна не оставляет сомнений, что он знает ответ на свой вопрос. Он все видит сам, но хочет, чтобы я кивнула, пока он вбивается в меня снова и снова. Мои широко открытые глаза умоляют его о чем-то.

В его же глазах плещется нежность.

— Войди в себя. Твои пальцы такие влажные, что я отсюда могу уловить блеск на них.

Моя рука сжимается в кулак, покрытый влагой, как он и сказал. Я не могу сделать этого. Это из-за того, что я девственница? Или со мной что-то не так?

Стоун видит моё сомнение и придвигает свой ботинок между моих ног.

— Вот, — говорит он, словно даёт мне что-то.

Я моргаю, ничего не понимая, пока струя солоноватого предэякулята покрывает мой язык. Мой рот вбирает его все глубже, когда я решаюсь языком облизать его по кругу, отчего глаза Стоуна закатываются. Все мои действия исходят от сердца, я делаю все, чтобы удовлетворить его, но почему я не могу сделать то же самое с собой?

Я парю на самой грани, но никак не могу перекинуть себя через край. Чувствую себя в чёртовой ловушке.

— Давай, — уговаривает Стоун охрипшим голосом, — заставь себя кончить.

Носок его кожаного ботинка придвигается к моему самому чувствительному месту, и я вдруг понимаю, чего он хочет. Чтобы я прижалась к нему, а затем раскачивалась на нем, пропитывая чистую кожу своим возбуждением. Он пытается помочь мне найти освобождение. Я размещаю колени по обе стороны от его ноги и ощущаю себя так, словно наконец-то вернулась домой.

Устраиваюсь поудобнее, находя тот самый угол, под которым ощущения обостряются до максимума. То, как я двигаю своими бёдрами, то, как он не позволяет мне освободить его член, то, как он смотрит на меня все время. О боже, всё это слишком. И тогда на меня обрушивается удовольствие, заставляя мои глаза непроизвольно закатываться.

— Вот так, — говорит он, оттягивая волосы еще сильнее.

Я думала, что он контролировал ситуацию до сих пор, но Стоун только начал. Словно срываясь, он хватает мою голову и начинает вколачиваться в мой рот жёсткими и глубокими толчками. Мне тяжело дышать, потому что я полностью потеряна в моменте. Некогда думать о дыхании, пока мои бедра двигаются в сумасшедшем темпе, и от оргазма отделяет только одна или две секунды.

— О да, ты представляла себе все именно так? Нуждалась в этом, сладкая. Жёстко и грязно. И я единственный, кто может дать тебе это.

Из меня вырывается еще один стон в знак согласия, в то время как я чувствую приходящую волну оргазма. Я в мгновении от неизбежной разрядки.

Его движения почти причиняют боль, в то время как слова вырываются из него:

— Единственный, — говорит он насмешливым голосом. — Единственный настолько испорченный, чтобы заставить тебя кончить. Единственный, кто достаточно ошибался, чтобы ты могла почувствовать себя плохой.

Слезы выступают на глазах от силы его хватки на моих волосах и от его слов. Но оргазму наплевать на опасность, повисшую в воздухе. Он подкрадывается все ближе и ближе.

— Единственный больной на всю голову, — продолжает он. Не уверена, понимает ли Стоун, что произносит все это вслух. Выражение его лица жёсткое, словно он опять превратился в камень. — Так что теперь ты можешь прекратить притворяться маленькой послушной девочкой.

И тут я понимаю, о чем идёт речь: Стоун думает, что это мой мятеж. Что я просто захотела отвлечься от школы и богатеньких занудных парней. Что я хочу его только потому, что он испорчен.

И именно в этот момент на меня обрушивается оргазм. Он проходит сквозь кожу, зажигая каждое нервное окончание, стирая все ненужное из моей головы, оставляя после себя только лишь чистое удовольствие. Все моё тело сотрясает дрожь, пока между ног болезненно пульсирует.

Рычание, исходящее от Стоуна, могло бы выбить все окна в доме. Доказательство его собственной кульминации мощной струёй наполняет мой рот.

Я сглатываю, принимая все, что он только может мне дать.

Стоун аккуратно вынимает свой член, при этом издавая последний стон, после чего натягивает штаны обратно.

Пролившаяся капля спермы стекает по моему лицу, все ниже и ниже, пока, наконец, не скатывается мне в ложбинку. Я задыхаюсь, пока комната плывёт у меня перед глазами, или же это я не могу вернуть себе равновесие?

Стоун опускается передо мной на колени и нежно целует в губы. Его длинные и сильные пальцы смахивают и вытирают слезы с моих щёк немного грубыми движениями, из-за чего я делаю вывод, что он сам еще не пришёл в себя после оргазма.

Я чувствую себя счастливой из-за его заботы. Я чувствую себя влюблённой.

— Господи, птичка, посмотри на себя, ты так чертовски горяча. — Стоун целует меня в щеку. — С моим членом во рту ты смотришься безумно сексуально.

Следующий поцелуй приходится на другую щеку.

— Мне понравилось, — говорю я. — Я мечтала об этом.

После моих слов взгляд Стоуна снова меняется. Я не должна была говорить подобное? Но мне еще так много надо сказать ему.

— Стоун, у меня есть с собой кое-что, — шепчу я.

— Что же это, сладкая? — Он осторожно смахивает последнюю слезу.

— В моем клатче. Я принесла… ну, ты знаешь. — Не могу произнести это слово вслух.

Стоун изучает моё лицо, наклонив голову вбок.

— Что же ты принесла с собой на танцы?

Мое лицо начинает заливаться краской:

— Ты знаешь.

— До сих пор не можешь произнести вслух, — Стоун проводит костяшками пальцев по щеке. — Но все в порядке, твоя кожа сейчас такого же милого розового оттенка, как и твоя киска. — Подушечки пальцев скользят по моей опухшей губе. — Твои слезы самая сладкая вещь, которую я когда-либо пробовал. Мне нравится, что это мой член заставил тебя плакать. — Он делает паузу, всматриваясь в мое лицо. — Мне нравится то, что на твоих губах до сих пор остались остатки моей спермы.

Его собственнические слова просачиваются под мою кожу.

— Ты выглядела чертовски горячо, когда пыталась отстраниться.

Я хмурюсь:

— Я не пыталась…

— Шшш, — Стоун осаждает меня злым взглядом. — Никаких разговоров. Я дам тебе то, чего ты хочешь.