— Ты не хочешь пить? — спрашивает она в пятый раз за утро.

Я не хочу, но отвечаю:

— Стакан воды не помешал бы, спасибо.

Ничто не сможет помочь мне сейчас, но её глаза загораются на секунду, и ложь оправдывает себя. Я знаю, она старается изо всех сил. Мама отменила свой визит к парикмахеру, встречу в клубе и благотворительное мероприятие. Мне любопытно, что же она сказала всем, но не настолько, чтобы поинтересоваться. Не хочу узнать, что я внезапно заболела гриппом.

Смотрю в окно гостиной, желая, чтобы мама не возвращалась как можно дольше. Стакан свежевыжатого сока, стакан воды. Я не хочу пить — мне нужно пространство. Это странно, учитывая, что я пришла бы в восторг от такого внимания всего день назад.

Многое изменилось всего за один день.

Мама направляется ко мне, когда раздаётся звонок в дверь.

На её лице мелькает волнение, затем она разворачивается и направляется в фойе. Я слушаю без особого интереса, как она открывает дверь. Ожидаю услышать тихий шёпот соседей, у которых сегодня выходной. Несколько её друзей уже заходили, за их беспокойством прячется обыкновенное любопытство.

Я сбежала с собственной вечеринки. Это не просто «кровь в воде», это целое окровавленное тело.

Мама заходит в гостиную, и кто-то следом за ней. Мужчины. Не друзья. Они выглядят официально.

Моё сердцебиение учащается. Внезапно мне становится необходим тот стакан воды, который у мамы до сих пор в руках. И нестерпимо хочется принять таблетку снотворного, которую мне прописали в больнице, чтобы просто уснуть и забыться.

Один из посетителей кивает в знак приветствия, взгляд его тёмных глаз мрачен. А лицо бесстрастно непроницаемо, хотя мимические морщинки, испещряющие лицо, свидетельствуют об эмоциональности в обычной жизни.

— Мисс Карсон. Я детектив Эмилио Ривера.

Другой детектив тоже кивает и представляется.

— Здравствуйте, — мямлю я в ответ, не встречаясь с ними взглядом. Я уже говорила с копами в больнице. Разные люди в форме с одинаковыми вопросами. Ничего сложного. Но что-то подсказывает мне, что этого детектива не удастся так легко обмануть.

Это сумасшествие, я ощущаю вину и страх. Как будто я сделала что-то не так, хотя это я была тем, кого держали под прицелом. Похититель сделал это со мной, заставив меня молчать.

Мама взволнованно улыбается мне:

— Ты не против пары вопросов? Детективы уверяют, что это не займёт много времени.

— Всё хорошо, — отвечаю я, потому что рано или поздно мне придётся ответить на них.

Мама предлагает посетителям что-нибудь выпить, но получив отказ, нервно улыбается и ретируется из комнаты, унося с собой стакан воды. Я облизываю губы.

У меня пересохло во рту.

Детективы присаживаются в кресла напротив меня.

Тот, кого зовут Эмилио Ривера, наклоняется вперёд, очевидно, он тут главный. То, как он держится, говорит мне об этом. Его глаза изучают меня, будто я головоломка, которую он собирается разгадать. Я едва замечаю другого человека, потому что детектив Ривера заполняет собой всё пространство.

— Мисс Карсон, нам очень жаль, что вам пришлось пережить такое тяжкое испытание, — начинает он. — Я знаю, что вы устали, но мы ведём расследование. И нам очень важно, чтобы вы подробно ответили на наши вопросы.

Чувствуя, как внутри разрастается беспокойство, я отвечаю:

— Я уже разговаривала с полицейскими. Рассказала им всё, что помню.

По лицу детектива не прочитать ход его мыслей, он продолжает вглядываться в меня, изучая, словно знает, что я что-то скрываю.

— Рассказ от первого лица поможет нам разобраться во всём, — отвечает он. — И, может, вы что-нибудь дополнительно вспомните в процессе разговора.

— Я больше ничего не помню, — говорю я слишком быстро.

Детектив тут же прищуривает глаза. Чёрт.

Я облажалась, потому что-то не умею врать. Неправильно было лгать родителям, нельзя лгать копам. Я росла в роскоши, особенно до того, как у нас появились проблемы. Но получила весьма строгое воспитание. Меня учили быть послушной и говорить только правду.

Ложь заставляет меня чувствовать себя соучастником преступления. Соучастником собственного похищения и убийства того мужчины, Мэдсона. Я даже не знаю имя своего похитителя, едва не утопившего меня в реке, но сейчас ощущаю себя связанной с ним. Почти сообщником. Я ненавижу это, но не могу рассказать о нём ничего.

Я не могу рисковать людьми, которых люблю.

— Я просто, — сжимаю руки вместе, смотря на кашемировое одеяло. Даже сейчас, когда мамы тут нет, я не трогаю его. Оно защищает меня, я хотела бы накрыться им с головой. — Мне интересно узнать о мужчине, которого убили.

Брови детектива взлетают вверх:

— Мы опознали тело убитого. Его имя Джеральд Мэдсон. Он был гостем на вечеринке. На вашей вечеринке.

Я киваю, потому что мама уже рассказала об этом. Я не помню Мэдсона, и от этого ещё ужаснее. Успел ли он попробовать фуа-гра перед своей кончиной? Он не был близок к моему отцу, не настолько, чтобы я встречалась с ним раньше, но он всё еще был одним из гостей.

Детектив Ривера продолжает смотреть на меня. Ждёт.

Это неправильно, но я чувствую вину за вечеринку. Мама работала так много ради неё. Все те бессонные ночи в пекарне, чтобы заплатить за икру и шампанское. Чтобы вечер прошёл на ура, но всё пошло прахом.

Из-за него. Из-за моего похитителя.

Детектив по-прежнему изучает меня:

— Вы помните что-нибудь еще? — спрашивает он, наконец. — Что-то, что вы слышали? Может, один из них что-то говорил? Даже, если это кажется вам несущественным.

Я вытираю влажные руки о ткань одеяла. Лицо Мэдсона всплывает у меня в голове. Как неподвижно он лежал в фургоне.

— Я услышала звуки борьбы, как мне показалось. Спряталась и попыталась набрать 911. В это время мой похититель подкрался сзади. Он накинул что-то мне на голову.

— Ты сказала офицерам, это был мешок.

— Что-то мягкое. Как наволочка.

— Ты уверена, что не видела лица нападавшего, хотя бы мельком? — голос Риверы становится ниже, тон требовательнее. Это пугает больше всего, как будто детектив уже знает, что я видела лицо похитителя, и просто пытается убедить меня рассказать.

Но я верю словам похитителя. Он обещал убить меня, если я расскажу хоть что-нибудь о нём.

Я верю, что он убьёт людей из моей записной книжки, включая родителей. И друзей. Он сделает им больно, как тому мужчине. Джеральду Мэдсону.

— Мешок был на моем лице, — шепчу я. — Было темно.

Перед глазами Он, яростно избивающий Мэдсона до полусмерти.

— Нападающий делал остановку, перед тем как добраться до реки. Ты знаешь что-нибудь об этом?

Они знают о нашей остановке в закусочной?

Я хмурю брови, притворяясь, что пытаюсь что-то вспомнить. Одновременно с этим моё сердце колотится, как сумасшедшее.

Детектив Ривера сидит и смотрит мне в глаза. Он не улыбается, не собирается облегчить мою задачу.

Он смотрит на меня слишком долго. Я бы никогда не смогла смотреть так пристально. Это то, что делают детективы? Пытаются заставить почувствовать себя бактерией под микроскопом? Как будто они могут увидеть все?

Ещё как, могут!

Я думаю о том парнишке, выдающем еду, как он взглянул на меня. Казалось, что мой похититель собирался добраться до того окошка, вытащить паренька и тоже убить. Это было... странно. Мне было страшно тогда, но также я почувствовала что-то ещё, глубоко в моей груди. Что-то дикое.

— Что-нибудь приходит тебе на ум? — не отстаёт детектив. — Нам нужно, чтобы ты рассказала всё, абсолютно всё. Все даже самые незначительные детали… — он бросает взгляд в сторону кухни, где находится мама. — Тебе не стоит нас смущаться.

Я трясу голову, думая о небольшом сгоревшем доме.

— Я не знаю, где мы были.

— Что насчет звуков? Слышала ли ты что-нибудь?

Я закрываю свои глаза. Мне нужен перерыв.

— Было тихо. Я хотела сбежать, но похититель сказал, что убьёт меня, если я попытаюсь… — показываю жестами, будто снимаю с головы мешок, — сказал: «Если хочешь жить, не шевелись».

По крайней мере, хоть это правда.

— Его голос, — к беседе подключается другой детектив, — принадлежал молодому или человеку постарше?

Я опять трясу головой, перед глазами возникает шрам на плече похитителя. В виде буквы Х. Думаю над вопросом. Молодой. Постарше. И то, и другое. Открываю глаза.

— Я не знаю.

— Был ли у него акцент?

— Нет.

— Звонил ли он кому-нибудь?

— Нет.

— Он больше ничего не говорил? За всё время, что вы ехали…

— Он пару раз приказывал мужчине заткнуться.

— Почему? Мистер Мэдсон говорил что-нибудь?

— Нет. Больше стонал. От боли. Может, от страха. Я не знаю.

— А как насчет того, что случилось у реки? — давит детектив.

Я ёжусь, вспоминая ледяную воду на своей коже, как крепко похититель держал меня, пока мы погружались всё глубже. Это мой шанс. Я могу рассказать им всю правду прямо сейчас. Ривера же подсказал лазейку, что иногда люди вспоминают подробности во время рассказа.

Но я не могу — ради жизни родных и близких.

— Я зажмурилась. Я думала, он собирается… — мой голос надламывается, слёзы скатываются вниз по щекам. Эти эмоции искренние. Я не хочу больше разговаривать об этом. Не могу.

— Ты закрыла свои глаза, чтобы не видеть… — Ривера потирает подбородок, как будто запутан. — Но у тебя на голове был мешок, — замечает он, никак не реагируя на мои слёзы. — Или это было после того, как ты его сняла? Поэтому ты закрыла глаза? Потому что, если у тебя на голове мешок, нет смысла жмуриться.

— Я не знаю, — чувствую, как паника поднимается у меня в груди. — Я ничего не помню.

— Похититель снял мешок с твоей головы, или ты сама?

Я не знаю, что ответить. Я не думала об этом, и теперь детективы знают, что я что-то скрываю — уверена в этом. И тогда я вспоминаю то, что мне сказал похититель. Они не смогут заставить тебя сказать то, что ты не помнишь.