– Ты с этим не справишься. Хорошо, в первый год еще возможно. А после того, как ты получишь деньги от «Сантурз», ты сможешь заплатить последний раз. Дальше ты не потянешь. Разве ты не понимаешь? Третья выплата через полтора года от нынешнего момента тебя доконает.

– Ты не прав, – оборвал его Тодд. Лицо его побелело. Он был непреклонен. – Как бы там ни было, я собираюсь рискнуть!

– Да? Нет, ты явно сошел с ума! А насчет этой страховки, о которой ты меня спрашивал, я говорил с моим клиентом, брокером Абе Кацманом. Ты его видел, помнишь, тогда на скачках?

– И что, он все уладит?

– Речь идет о больших деньгах, понимаешь? Ты что, думаешь, что это какие-нибудь гроши?

– Так сколько?

– Прежде всего, медицинская страховка. – Слава Богу, речь идет только о психическом здоровье! – Мэнни покачал головой. – Любой бы сказал, что ты сошел с ума!

– Хорошо, медицинская страховка, так медицинская страховка. Здоровье у меня превосходное!

– У тебя излишний вес. За это они потребуют дополнительно…

– Я сяду на диету.

– К тому же ты куришь. За это они еще потребуют.

– Я курю сигары. А они обычно беспокоятся насчет сигарет.

– За двенадцать миллионов! – Мэнни закатил глаза, как бы моля Бога, чтобы тот дал ему терпение. – Поверь мне, за двенадцать миллионов они будут беспокоиться обо всем, о чем можно…

– Что же все-таки сказал Абе? Сколько это будет стоить?

– Ты не поверишь, – фыркнул Мэнни и сделал паузу. – Я скажу тебе, сколько стоит все это безумие. Около пятидесяти тысяч. Ну как?

– Твои накладные расходы уже повысились. – Тодд присвистнул. – И мое кровяное давление тоже!

– Во всяком случае не говори об этом Абе, иначе плата повысится. – Мэнни снова фыркнул и начал убирать свои бумаги в дипломат. – Да, кстати, насчет медицинской страховки, я тебе говорил, они сейчас проверяют на H1. Ты сейчас ведешь активную половую жизнь?

От удивления у Тодда вытянулось лицо.

– Да, конечно, – ответил саркастически Тодд. – Я так же активен, как Эррол Флинн!

– Кинозвезда? Черт возьми, вот кто был активен!

– Во всяком случае, не последние двадцать лет, – мрачно сказал Тодд. – Я думаю, что я остановился тогда же, когда и он.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тодд беспокойно ворочался в постели. Одеяло сбилось ему на лицо, отчего он задыхался и хрипел. Он вцепился двумя руками в простыню, которая намоталась ему вокруг шеи.

Кашляя и задыхаясь, он чувствовал себя так, как будто его голова была отделена от туловища. На подушке была кровь. Он вскрикнул и сел на постели. Вглядываясь в серый свет раннего утра, он схватился за горло, прежде чем потрогать подушку. Он искал кровь, но обнаружил только влажное пятно пота.

Морони! Ему приснился Альдо Морони. Он откинулся на подушку, дыхание его восстанавливалось по мере того, как проходил страх. Сон был таким ясным, таким реальным! Он повернулся на бок, ища успокаивающего тела Катрины, но обнаружил, что постель рядом с ним была пуста. Он был удивлен и с минуту не мог ничего сообразить. Затем он вспомнил, мало-помалу восстанавливая события вчерашнего вечера. Он вспомнил, как они поссорились и как Катрина убежала к Миддлтонам. Он вспомнил, что он пил всю ночь, поздно лег спать и был разбужен шумом, когда она пришла и быстро направилась в комнату для гостей.

– Господи! – простонал он в подушку. – Почему мы все время ссоримся?

Прошлым вечером вместо ужина он съел сыру и фасоли и выпил много виски. Сейчас во рту у него стоял вкус желчи. Он пожалел, что не поужинал по-настоящему.

Душ помог ему, но лишь слегка. Голова все еще болела и кружилась, когда он надевал туфли. Внизу, одевшись, чтобы идти на работу, он открыл дверь кухни и полной грудью жадно вдыхал воздух. Он приготовил себе чашку кофе и прошел с нею к открытой двери. На лужайке лежал Мак и лаем пугал скворцов. Шум улицы отдавался в голове Тодда, как будто голову пилили пилой.

Чтобы избежать шума, он вернулся обратно в кухню, сел на табуретку, ругаясь про себя, щипля себя за нос и моргая глазами, как бы желая проверить, открываются ли у него веки.

Тодд с трудом восстанавливал в памяти события вчерашнего вечера. Он прислушался, желая услышать Катрину. Допив кофе, он прошел в гостиную. У подножия лестницы Тодд поглядел вверх, надеясь увидеть, как Катрина спускается, но лестница была пуста. Он вытянул шею и посмотрел на дверь комнаты для гостей, надеясь, что она отворится, но дверь не отворялась, и он вернулся на кухню, чтобы обдумать их ссору.

Он был виноват – он был сейчас достаточно трезв, чтобы признать это, – но лишь наполовину: Катрина вела себя вызывающе, когда услышала о Лео. Налив себе еще кофе, он вспомнил, как они поспорили из-за Миддлтонов.

– Ты лучше не ходи! – кричала она ему. – Я не хочу, чтобы ты шел со мной!

– Как хочешь! – проворчал он. – Я уже почти собрался.

Тодд снова прислушался, но единственным звуком, который доносился до него, был лай Мака.

«Если она сейчас выйдет, – подумал он, – то мы положим конец всему этому». Он представил себе, как Катрина будет умолять его быть снисходительным и забыть…

«Черта с два», – подумал он. Катрина никогда ни о чем его не умоляла, тем более о прощении. Она никогда не меняла своих решений. Доказательством этому служило решение о «Паломе Бланке». Она даже ни разу не ездила туда, она каждый раз отказывалась. Даже сейчас, когда «Палома Бланка» была закончена почти наполовину, когда строители работали строго по расписанию и гостиница с каждым месяцем становилась все грандиознее. Каждый раз, когда он бывал в «Паломе Бланке», его поражало великолепие местности, а приезжал он туда всякий раз, когда бывал на Майорке. Ездил туда он, а не Катрина. Она каждый раз отказывалась.

– Мы будем только спорить, – говорила она, качая головой. – Лучше поезжай один.

Поэтому она оставалась на вилле или ехала в Санта-Понзу, чтобы навестить Сэма и Памелу, а он ехал с Хэнком в «Палому Бланку», чтобы проверить, как идут дела. Всякий раз при виде этой экзотической местности они приходили в восторг, словно дети.

Мысль о том, что они стали владельцами подобной роскоши, приятно щекотала их самолюбие.

– Неплохо, старина, – говорил обычно Хэнк, похлопав его по плечу. – Такой старый морской волк, как я, и такой маленький толстячок, как ты, – и владеем одной из лучших гостиниц в мире! Осталось не так уж и много, старина Тодди, не так уж и много!

Осталось действительно не так уж и много, до завершения всего восемь месяцев. Бюджет был жестким, и работы шли по расписанию. А Катрина так ни разу и не приехала туда.

Ее отношение портило ему настроение. Он жил этой гостиницей. Она была единственным островом надежды в том море нищеты, которое политиканы называли временным снижением темпов. Снижение! На самом деле наступил настоящий кризис. Люди перестали покупать машины. Клиенты откладывали свое решение, ссылаясь на то, что старая машина еще послужит, торговались из-за каждой мелочи и вообще причиняли много хлопот. Все его планы разлетелись в клочья, доходы сильно снизились, капиталооборот был невысоким, банкиры вели себя, как напуганные старухи. Между тем, нужно было чем-то расплачиваться с Альдо Морони. Он был вынужден все время думать о деньгах.

Его мрачные размышления прервал звонок в дверь. Это означало, что приехал Герберт. Допив кофе, он накинул пиджак и прошел в прихожую. У подножия лестницы он остановился.

«Последний шанс, – подумал он, с надеждой поглядев наверх. – Катрина, сойди вниз. Герберт может подождать, пока мы выпьем по чашечке кофе!»

Но Катрина не подавала никаких звуков, и он прошел к машине, громко захлопнув за собой переднюю дверь.

– Доброе утро, босс!

– Привет, Герберт!

Когда они проезжали дом Миддлтонов, он поморщился.

– Чертовы идиоты, – проворчал он. – Ослы!

Он недовольно глядел на знакомые улицы, в то время как они поворачивали на шоссе.

Небо, серое, как шифер, усугубляло его мрачное настроение.

– Прогноз обещает прояснение, – произнес Герберт, чувствуя себя неуютно в воцарившейся тишине.

– Давно пора, – проворчал Тодд, мрачно уставившись на мокрые от дождя улицы.

Герберт заметил нездоровую бледность Тодда.

– Ты плохо провел вечер?

Он мог бы прекрасно провести этот вечер. Они бы могли присоединиться к компании Лео в «Айви». С этой Шарли. Они могли бы и повеселиться для разнообразия. Ругаясь про себя, он взял газету, которую Герберт всегда привозил с собой. Он уставился в заголовки невидящим взглядом. Он думал о другом. Он пытался вспомнить, когда он в последний раз веселился. Последние восемнадцать месяцев были перенасыщенны напряжением. Он понизил расходы на автомобильный бизнес, опустошил все резервы, считал копейки. Каждый день был сражением. День за днем…

Все двенадцать миллионов Морони были уже израсходованы! Все! Общая стоимость к тому времени, как «Палома Бланка» будет закончена, составит около четырнадцати миллионов. Но Хэнка он не винил. Хэнк все делал отлично. Работы шли строго по плану. А когда «дополнительные расходы» Дона Антонио значительно превысили бюджет, Хэнк пошел на огромную жертву. Постоянные посетители «Вороньего гнезда» были удивлены. Жизнь Хэнка была нескончаемой чередой женщин, сегодня одна, завтра – другая, и расставался он с ними без особой сердечной боли… но расстаться со своей яхтой! Продажа его океанического пилота «Американская мечта» была сенсацией для всех Балеарских островов. Покупатели приехали из Барселоны, Ниццы, Саусхемптона, с Адриатики, даже из Сиднея. Хэнк пришел на аукцион мрачный, разбитый, но он пошел на это ради «Паломы Бланки».

Яхта Тодда по сравнению с ней стоила жалкие гроши, но он все равно продал ее.

«Все равно нет времени кататься на ней, – сказал он Катрине. – Я даже не буду по ней скучать».

Он лгал, он скучал по ней, но больше всего его огорчало то, что с одной катастрофой они, может быть, и справились бы, но перед ними было сразу две катастрофы. Первая – это то, что «Палома Бланка» потребовала расходов больше, чем они ожидали, а вторая – это спад промышленности. Он часто вспоминал слова Мэнни: «Это тебя доконает». Это действительно его убивало. Первые две выплаты Морони уже выжали из него все соки, и сейчас была не за горами третья выплата. Через два месяца эта выплата его разорит, если только не произойдет чудо.