Он объяснил все просто, но Снежана чувствовала, что ему горько.

— Ты чудесный отец, Марк. — Он на секунду остановился, посмотрел прямо в зеленые глаза.

— Правда? Думаешь?

— Уверена. Она любит тебя. Очень сильно любит. Знаешь, что мне сказала?

— Что?

— Попросила, чтоб я тоже тебя полюбила.

Марк улыбнулся. Это очень в стиле Котенка. Выпускать показушные иголки в общении с ним, а потом обращаться к людям, с подобными слишком серьезными просьбами. Любит, просто показывает свою любовь не прямо, а вот так.

— И что ты сказала?

С ответом Снежана не то, чтоб тянула. Оттягивала удовольствие, скорей. После сегодняшнего дня она прекрасно понимала, что сама этого хочет. Не боится ни его ребенка, ни его прошлого, ни его настоящего. И это так приятно осознавать.

— Ничего не сказала… — взгляд мужчины резко потух. — Кивнула просто… Маркуша…

Уже во второй раз за время их знакомства, Снежану забросили на плечо, куда‑то понесли. Кричать она даже не пыталась, не хотела, чтоб Катя прискакала на звук, а вот пищала очень даже убедительно, моля отпустить и параллельно задыхаясь от смеха.

— Откуда вы все такие языкатые на мою голову? — на кровать девушку опустили довольно бережно, да и спросили без злости, не ожидая, в общем‑то, ответа.

— А ты против?

— Нет, я очень даже за, Катя ведь сказала, мозгов у меня много, каждой по чайной ложке хватит, лишь бы вам хорошо было.

Им было очень хорошо. Конкретно Снеже было до одури хорошо. Лежать с закрытыми глазами в чужой кровати, понимать, что не была дома уже две ночи и не стремиться туда попасть. Осознавать, что за весь день ни разу не вспомнила о выставке, о проблемах, что скинула целую кучу звонков, не вспомнила о Диме…

— Марк, — девушка знала, что он тоже не спит. Смотрит на нее, гладит по руке, думает о чем‑то своем.

— Что?

— Дима…

— Я разберусь, Снежка. Не волнуйся. Нам с Жданом давно пора все решить.

— Не хочу бояться за тебя, — Снежана открыла глаза, опрокинула мужчину на спину, прижалась к его груди, ловя спокойный взгляд.

— А тебе и не придется. Я все решу. Не могу только обещать, что не съезжу пару раз по лицу твоему наркоторговцу.

— Он не мой. — Говорить, что не наркоторговец — было бы глупо.

— Это уже радует. Но ты должна понимать, что такое нельзя прощать.

— Я не прощаю.

— А что тогда?

— Он мой брат, Марк. Я не могу не думать о том, что с ним сейчас где‑то происходят страшные вещи. Я даже не знаю, жив ли он…

— Жив. Жив, Снежок, не волнуйся. Ждан не убьет его. Он знает, что может с его помощью поиграть со мной. Такой возможности он не упустит.

Снежана прерывисто вздохнула, а потом опустила голову, утыкаясь лбом в грудь мужчины.

— Ненавижу это, Марк. Не лезь в это, не подставляйся сам, прошу. Я не переживу.

— Не подставлюсь, обещаю.

Если бы все зависело только от его обещаний… Снежана попыталась отогнать страх, но не получилось. Если с ним что‑то случится, если с Катей что‑то случится, виновата в этом будет она. Она и Дима. И за это она ненавидела уже его. Ненавидела, но не могла махнуть рукой, забыть, выбросить из головы. Он брат. Хоть и ублюдок, но брат. Лишь бы все обошлось…

Глава 23

Сергей шел по длинному коридору, с раздражением отмечая, что начинает нервничать даже от звука стука набоек своих же ботинок по кафельному полу. Вот когда осознаешь, насколько у тебя нервная работа. Шугаешься, как малолетка, курящая за гаражами, постоянно оглядываешься, сомневаешься, читаешь сомнение в чужих глазах… Чтоб он еще когда‑то, хоть раз… Да никогда. Лучше заниматься сортировкой бумажек, в постоянном сидячем положении, чем… Геморрой можно зарабатывать и в безопасности.

Мужчина завернул за угол, в очередной раз огляделся, а потом набрал нужный номер. Ответили ему почти сразу.

— Ну что?

— Ничего, — ответ получился резковатым, но нервны ни у кого не железные.

— Ты где?

— На море, мать твою. Что за вопросы? У Ждана, где же еще?

На том конце провода начали зло сопеть. Но этим все и ограничилось. В перепалку вступать там не решились.

— Зачем тогда рискуешь? Нельзя нарываться.

— Я знаю. Ждана тут нет. Я должен предупредить.

— Слушаю.

— Он планирует серьезную сделку.

— Подробности?

— Пока не знаю.

— Узнай.

Сергей рыкнул. Будто он не занимается этим днями и ночами. Этим, а еще участвует в совершении одного преступления за другим.

— Скорей всего, передавать товар Ждан сам не станет. Не дурак. Чувствует, что его пасут. Только не понимает пока кто именно.

— Узнай, кому поручит.

— Черт бы тебя побрал, Валера. Заткнись и слушай.

Где‑то снова зло засопели, но смолчали.

— Он держит у себя этого идиота, из‑за которого у нас все сорвалось впервые. Кубу. Он жует сопли, чувствует, придурок, что рано или поздно порешат. Он влетел на товар. Пытался обхитрить Ждана, спрятал наркоту, даже сам не знает, на что надеялся. Хотел взять меня в долю, поделить, часть типа найти, вернуть, а остальное так и оставить себе, потом толкнуть в обход. Но Ждан…

— Я помню, давай по делу.

— Ждан держит его по другому поводу, хочет через него разобраться с одним кадром.

— Каким?

— Это не важно. Важно другое.

— Что?

— Я хочу уломать Ждана пустить на дело Кубу.

— Он никогда не согласится.

— Заткнись, Валера. Заткнись, иначе я не пожалею времени, приеду и дам тебе в морду. Мне можно. Даже дело завести не сможешь. И в ответ ударить тоже. Потому что за каждый синяк на морде я отчитываюсь перед Ждановым. Так вот, Куба торчит на бабки, а бабки нужно отрабатывать. Ждан чувствует опасность, не захочет рисковать собой. А приближенными дорожит, потому что много знают и могут сдать. Этот толком ничего не знает, значит и сдать не сможет. Он может согласиться.

— И какой нам в этом толк?

— Этот штрих понимает, что ему конец. Что рано или поздно к нему придут, чтобы прирезать. До ссыкоты боится, а потому согласится на все.

— Не сдаст?

— Я ж говорю, эта гнида боится сдохнуть больше всего. Если поймет, что так у него есть шанс, не сдаст.

Какое‑то время в телефоне молчали. Сергей ждал, напряженно разглядывая покрытую штукатуркой стену, а потом Валера заговорил.

— Добро. Обрабатывай этого Кубу. Мне все равно кто, лишь бы взять наконец‑то этого мудилу.

— Возьмем. На этот раз возьмем.

— Все, отбой.

Слезных прощаний никто не ждал, Сергей скинул первым, постоял какое‑то время в тишине, пытаясь понять, что чувствует — удовлетворение или тревогу, а потом вложил телефон в карман, повернулся, вновь возвращаясь в коридор.

— Что тут забыл? — Ждан вынырнул из‑за поворота так резко, что Сергей запнулся. С губ чуть не слетел отборный мат.

— Я думал, ты в городе.

— Был в городе, — Ждан подошел к подчиненному, заглянул в глаза. Его прямой взгляд выдержать было сложно. Слишком уж пронзительный и подозрительный. — Вот, вернулся. А ты что ту забыл? Я тебе не поручал по подвалам шляться. Решил с Кубой дружбу водить? Зачем тогда сдал? Поделили бы мое добро и жили бы себе припеваючи… Пока я вас не нашел…

Когда Сергей сдавал Диму с потрохами, делился содержанием записки, он не чувствовал даже укола совести. Жалеть преступников он был не обучен. Он тогда был очень зол на Кубу, который своими придурошными идеями сорвал им поимку с поличным, а потом надеялся, что такое проявление верности Ждан оценит. Может, он и оценил, но виду не подал.

— Не горячись, — Сергей примирительно поднял руки. Знал, как быстро Ждан умеет заводиться. — Думал, он вспомнит что‑то еще.

— Что? Он просрал товар. А бабок у него нет. Разве что на органы пустить, тогда окупится.

Ждан сам подвел к теме, которая была на руку Сергею. Храня на лице чуть виноватое спокойное выражение, мужчина попытался незаметно прощупать почву.

— Так пусть отрабатывает по — другому. От того, что он валяется в подвале, мы деньги не заработаем. А так…

— Мы, — Ждан сделал особое ударение на обращении, — вообще на нем деньги не заработаем. А вот я могу. Только не хочу. Не мути воду, Серый. Если есть, что сказать — говори, нет — не заставляй меня нервничать. Если бы не Самойлов, я давно бы его уже порешил. А так приходится придумывать, куда пристроить этого урода. Не выбешивай.

— Извини, — Сергей пошел на попятные. Огорошивать предложением с бухты — барахты не собирался. Это тоже вызовет подозрение. А действовать нужно пусть медленно, зато надежно.

— Ладно, — махнув рукой, Ждан обошел мужчину. Кажется, у него были дела поважней, чем точить лясы со своими прихвостями, роль одного из которых исполнял сейчас Серый. Блондин остановился, уже почти скрывшись за углом. — Только помни, Серый. Я не прощаю предательств.

Дождавшись, когда Ждан скроется из виду, Сергей сглотнул. Нервная чертова работа.

* * *

— Давай еще раз. Что я должна знать? — Снежана бросила серьезный взгляд на мужчину за рулем, жалея, что подзатыльник слишком улыбчивому водителю отвесить нельзя — опасно.

— Мы едем к нам на дачу. Там будет Марина и мой отец — Леонид Михайлович. А еще там будет лабрадор Марины и Леонида Михайловича. А еще будет Борис, водитель нашей семьи, но чаще всего Марины и Леонида Михайловича. Еще так будет сад Марины и Леонида Михайловича, который Леонид Михайлович очень любит, почти как Марину, но однозначно больше, чем нас с Котенком.

На заднем сиденье хмыкнули. Дочь оценила шутку Марка.

— Еще там будет еда. Много еды. Невообразимо много еды. А еще там будет речка. Комары, мухи, бабочки.