— Да, я знаю. Я прочитала в газете.

— Позор, — воскликнул Либра. — Он был почтенным стариком и очень талантливым, к тому же. В наши дни немного уже таких осталось. Сейчас одна шушера. Я же пытаюсь откопать что-нибудь достойное и привести их к успеху, которого они заслуживают. Вы возможно еще не понимаете, но скоро поймете я служу массам. Со всем своим талантом многие ничего не могут — если бы не я. Вы, надеюсь, уже знаете, что у меня всегда только двенадцать клиентов, не больше и не меньше. Я называю их своей «дерьмовой дюжиной», — он улыбнулся. — Я заключаю с каждым из них годичный контракт. Это поддерживает в них чувство незащищенности. Это очень важно в нашем бизнесе — таланты должны чувствовать себя незащищенными. В противном случае они начинают верить во всю ту ложь, которую я о них распространяю. Потом начинается мания величия. Они начинают считать, что человек, который их создал потом и кровью — то есть я, — недостоин их. Если же они работают и все получается, то через год я продлеваю контракт.

— Могу я задать вам один вопрос? — спросила Джерри.

— И не один. Сколько пожелаете.

— Если они действительно столь талантливы, как вы говорите, то что же им мешает уйти к кому-нибудь другому, когда контракт истекает?

На лице Либры заиграла улыбка Чеширского кота.

— Незащищенность. Вот почему они все терпят. Вы можете подумать, что я жестокий человек. Но это для их же блага. Я — для них самое лучшее, со мной они должны оставаться, кто бы их не переманивал. Найдется немало менеджеров и рекламных представителей, готовых сманить знаменитость. Но кто готов рискнуть, связавшись с безвестностью? Скажите на милость, почему бездарность, лишенная воображения, должна пожинать плоды того, что было посеяно и взрощено мною, а?

— Вы правы, — согласилась Джерри.

— Ну, конечно же, я прав. Есть кое-что еще, что вам стоит усвоить. Знаменитость, как бы высоко она не стояла, должна думать, что завтра может лишиться всего. Даже если удалось покорить Эверест, ни у кого нет гарантии, что завтра не скатишься оттуда вниз головой. Я никогда не позволяю им забыть об этом. И знаете почему? Потому что это — истина.

— Я не совсем с вами согласна, — ответила Джерри. — Ну, например, Джуди Гарланд — ею продолжали восхищаться, даже когда она ушла со сцены. Его глаза сузились от гнева.

— Послушайте, я могу отослать вас обратно в агентство по найму и с вами будет покончено. Понятно?

— Простите.

— Вам за пять минут можно найти замену. Всего лишь один телефонный звонок. И вы вернетесь к своим ничтожным компаниям. Вам этого хочется?

— Нет, сэр.

— Что вы сказали?

— Простите. Мне многому еще надо научиться. — Джерри чувствовала себя полной идиоткой. Лучше бы она не заикалась о Джуди Гарланд. Может, он просто вне себя от злости, что Джуди — не его клиент. Ей ведь про него ничего не известно, а он уже орет на нее как на кретинку. Она чувствовала, как ее лицо заливается краской.

— Я выбрал вас только потому, что люблю давать шанс молодым. Вы, действительно, слишком молоды для подобной работы. Мне нужно кто-нибудь с менее привлекательной физиономией. И вы не выглядите достаточно серьезной. — Но я серьезна! — воскликнула Джерри.

— Что вы говорите?

— Ну я же извинилась. Простите еще раз.

— Скажите: позвольте мне остаться. Я буду хорошей, — он уставился на нее так, как будто они играли в детскую игру: кто кого переглядит. Джерри почувствовала, как к глазам подступили слезы ярости и унижения и моргнула, потом аккуратно поставила чашку на столик, с излишней осторожностью, потому что на самом деле ей хотелось швырнуть ее через всю комнату, и пошла одеваться.

Либра молча продолжал разглядывать ее. Она сняла пальто с вешалки, накинула его и вежливо сказала:

— До свидания, мистер Либра.

Она уже взялась за ручку двери, как до нее донесся его смех.

— Рыжеволосая и темпераментная. Какая банальность, — продолжил он.

— Вам виднее, — с тошнотворной нежностью промурлыкала Джерри.

— Снимай-ка свое чертово пальто, жопа, и садись сюда.

— Всю жизнь мечтала.

— Ты еще не уволена.

— Знаю. Я увольняюсь по собственному желанию.

Либра подошел к Джерри и взял ее за плечи.

— Ну садись-же, ну… Ты мне нравишься. Садись. Уродины мне не нужны. Они меня угнетают. Ну садись же.

— Солдафон! — выдавила из себя Джерри. К собственному ужасу, она вдруг поняла, что действительно плачет. Какое счастье, что она не завтракала, иначе бы ее просто вырвало.

— Вот именно, — нежно ответил Либра. Он помог ей снять пальто и протянул ей носовой платок с монограммой. — Я просто хотел показать вам, как я обращаюсь со своими клиентами, как я поддерживаю в них чувство неуверенности. Теперь вы сами видите, как это делается. Вы собрались уходить лишь потому, что эта работа не является вашей жизнью. Для них же успех — это все. Но я хочу, чтобы вы знали, что и как я делаю, потому что вам предстоит очень важная роль. Вам придется собирать и склеивать осколки, на которые разбиваются их сердца после бесед со мной. Идеальное равновесие и все будут счастливы. Итак, садитесь.

— При одном условии, — произнесла Джерри.

Он взглянул на нее с самодовольным превосходством учителя, подшучивающего над юнцом-первогодкой, сморозившим глупость.

— Ладно.

— Вы никогда, никогда, повторяю, никогда, не будете называть меня жопой и ничем другим, даже отдаленно напоминающим это.

— Хорошо, — согласился он, явно забавляясь.

«Господи, — подумала Джерри. — Он же выиграл. Он выиграл. А я, кажется, за всю жизнь никого так не ненавидела, как его. Он выставил меня посмешищем, заставил почувствовать, будто я начисто лишена чувства юмора и тупа как пробка. А я даже не заметила, как все это произошло». И все же она не могла не восхититься им. Скорее всего, он и сам страдал от множества комплексов, если не сказать больше — тоже мне, леди Макбет, оттирающая повсюду воображаемые пятна и называющая своих клиентов «дерьмовой дюжиной»: если это не Фрейд чистой воды, тогда что же? Возможно, он ненавидит себя. Джерри даже стало его жалко. Казалось, он нуждался в чем-то, свойственном именно ей: возможно, в ясности взгляда аутсайдера. В любом случае, ей никогда еще не доводилось встречать такого интересного человека. Возможно ей удастся одержать над ним верх… может они даже и станут друзьями.

В дверь позвонили. Либра посмотрел на Джерри. Она с трудом сдержала улыбку и отправилась открывать.

За дверью высилось шестифутовое видение в белой замше. Его рот был растянут в белозубой улыбке, темные волосы аккуратно подстрижены, лоб закрывала челка, из-под которой сияли голубые глаза. Он был облачен в безупречный костюм, пиджак-френч в стиле Мао и белоснежные спортивные туфли из крокодиловой кожи. В руке он держал белый кейс.

— Хотелось бы увидеть злобного Либру, — произнес «замшевый» посетитель с улыбкой. — Меня зовут Нельсон.

— Привет, Нельсон, — сказал Либра. — Заходи. Познакомься с моей новой няней — Джерри Томпсон. Она будет заботиться о тебе, когда меня не будет на месте. Джерри, это мистер Нельсон, парикмахер светского общества, мой клиент.

— О, да она премиленькая, — сказал Нельсон, как будто Джерри не была рядом. — А где Лиззи?

— В спальне, — ответил Либра.

— Я конечно же пришел повидаться с тобой, но раз она здесь, займусь ее прической. Я хочу поздравить вас с вашим возвращением в Нью-Йорк. Мы все так рады, что ты снова среди нас.

— Но не навсегда, — ответил Либра. — Я сохраню и свой старый офис.

Нельсон хмыкнул.

— Заведешь себе куклу, и она будет летать туда и обратно из Калифорнии.

— Нельсон — это мое особое творение, — пояснил Либра. — Ты не будешь возражать, если я расскажу Джерри, приятель?

— Нет, конечно, я ведь всем обязан тебе.

— Когда Нельсон впервые заявился ко мне, он пытался пробиться наверх в одиночку. Море таланта и полное неумение его продавать. Он ходил в черной кожаной куртке с меховой отторочкой, в которой кишмя кишели блохи. — Не было там блох!

— А ездил он повсюду на огромном черном мотоцикле. Пережигал волосы в каком-то притоне в Гринвич-Вилледж, где с утра до ночи играли рок-н-ролл и клиенты прямо в бигуди отплясывали безумные танцы. Стоило мне только взглянуть на его черную кожу, уже все стало ясно. Я сказал ему: «Нельсон, так ты ничего не добьешься. Ты похож на мусорную кучу, и в этой куче и останешься. Я хочу, чтобы ты был весь в белом. Белый — это чистота, респектабельность, она вызывает доверие, как вызывает доверие врач. Нельсон сперва поныл для порядка.

— Вы хотели переодеть меня в белую замшу, — поправил Нельсон. — А к ней пристают остриженные волосы.

— Тогда я решил что на работе он будет носить белый «детский» костюм из какой-нибудь мягкой, скользящей, гладкой ткани. А все остальное время будет носить белую замшу. Для поддержания образа. Обратите внимание на его стрижку. Белый Рыцарь. Затем я представил его нескольким из моих знаменитых клиентов. Он сделал им прически. Они отправились на светские рауты. И дело сделано. На другое же утро они со своими прическами в газетных колонках светской жизни, а Нельсон — суперзвезда.

— Кстати, о клиентах, — заметил Нельсон, — я сейчас обслуживаю двух законодателей моды — СО. Прямо у них дома. Заметьте, я делаю прически и ему, и ей. Он теперь вообще никому не разрешает прикасаться к своей прическе, кроме меня.

— СО, — пояснил Либра Джерри, — это Питер и Пенни Поттер, «Светское Общество». Вы, конечно, читали про них.

Ну, конечно же, Джерри читала о них. Это была трагическая неизбежность: что они носили, куда ходили, как была украшена их квартира, что было подано на обед, в чем были гости, с кем они знакомы, и как они сами прекрасны. Они жили и развлекались словно сорокалетние, хотя на самом деле ей было девятнадцать, а ему — двадцать один. Он учился на последнем курсе колледжа, но они уже жили в десятикомнатных апартаментах, за которые, правда, платили родители, а когда закатывали приемы, то за креслом каждого гостя стоял ливрейный лакей, а затем очаровательные молодые друзья «золотой» парочки танцевали как безумные под забойный рок Кинга Джеймса Вершна, также клиента Либры. Весь этот маленький мирок был повязан круговой порукой.