Другие мужчины не представляли для нее интереса. Теперь, когда у нее была своя комната, Хетчер Вилсон решил, что добьется своего, но она продолжала говорить ему «нет» и сказала, чтобы он попусту не тратил денег, приглашая ее на обеды — она все равно не станет с ним спать. Правда, время от времени она соглашалась выпить с ним колу в баре гостиницы, но только колу и не больше одного стакана, и то лишь для того, чтобы девушки видели ее с ним и позабыли о Дике Девере. Но и это возымело обратное действие — Хетчер к этому времени переспал со всей четверкой, и они ревновали его к Силки, потому что та продолжала ему нравится больше всех.

Она хотела заставить себя полюбить Хетчера. Он был красивым, хорошо одевался и был талантлив, так что у них было много общего. Но говорить с ним было абсолютно не о чем. Он дурачился, говорил комплименты, хвастался, рассказывал о работе, но все это безотносительно к ней, Силки. Хетчер не прочитал в своей жизни ни одной книги и даже не испытывал подобного желания. Все представление о женщинах у него сводилось к тому, что с ними надо спать, любоваться ими и появляться в их обществе на людях. Планами и надеждами он предпочитал делиться со своими дружками — он считал, что обсуждать это с Силки будет не по-мужски. Чем больше времени Силки проводила с Хетчером, тем сильнее скучала по Дику.

Она стала во всем зависеть от Дика. Он советовал ей, как одеваться, исправлял ее речь, расширял ее словарный запас, — и делал всегда это вежливо и конструктивно — не то что мистер Либра. Она сказала Дику, что считает себя Пигмалионом, и он объяснил ей, что Пигмалионом звали скульптора, а не созданную им женщину. Точно так же, как Франкенштейном звали врача, а не чудовище. И так он отвечал всегда — исправлял или логически объяснял, но никогда не говорил о самом важном.

Для прессы «Шелка и Сатины» сделали несколько снимков, и одну из фотографий Силки подарила Дику. Она купила настоящую серебряную рамку и вставила в нее фотографию, надеясь, что если уж фотография не имеет особой ценности, то хоть рамка будет красивой. Но всякий раз приходя к Дику, Силки видела, что фотография стоит у него на туалетном столике. Это очень радовало ее. Она попросила, чтобы и Дик дал ей свою фотографию, но тот ответил, что никогда не снимался.

Иногда они ходили куда-нибудь развлечься, но чаще всего после репетиций она приходила к нему домой и что-нибудь готовила. Она вкусно готовила, но и в этой области Дик многому ее научил. Она представляла, что когда-нибудь станет прекрасной женой благодаря тому, чему ее учил Дик. Но ней не хотелось думать об этом, так как она прекрасно знала, что пока жив Дик, она никогда не выйдет замуж за другого. Она не заговаривала на эту тему, но знала, что Дик на ней не женится. Она очень хотела выйти замуж, так как успела повидать столько безотцовщины, что вознамерилась во что бы то ни стало избежать этого. Она сходила к врачу и попросила выписать противозачаточные таблетки. Какое счастье, что ее мать умерла и никогда не узнает, что она живет с мужчиной, который не женится на ней. Но, наверное, ее мама была бы рада, что у нее никогда не будет внуков, никому не нужных кроме собственной матери.

А потом они отправились в турне, и после последнего выступления в клубе Силки звонила Дику около половины третьего ночи. Иногда его не было дома, а иногда он снимал трубку, но по его голосу нельзя было догадаться, один ли он. Силки знала, что все мужчины такие, что нельзя поднимать эту тему, иначе дело кончится скандалом, в котором женщина всегда проиграет. Она никогда не упоминала о Дике при девушках, и те в свою очередь, тоже помалкивали. Разве что после выступления к ней за сцену поднимался какой-нибудь белый поклонник роскошного вида — тогда они бросали на нее ядовитые взгляды, словно Силки собиралась вцепиться в него. Но Силки было не до этого. Она была так занята, стараясь все запомнить: движения, шутки, актерские атрибуты, тексты новых песен, что не обращала никакого внимания на поведение девушек. А еще опасения потерять голос от свалившихся на нее нагрузок!.. Во время турне у нее тоже была отдельная комната. Она обычно и грим накладывала у себя, чтобы избежать лишних встреч с остальными в гримерке. После выступлений у нее просили автографы. Но чаще всего с нее парни переключались на девушек, так как те вели себя дружелюбнее.

В маленьких городах их узнавали на улице и просили автографы. Девушки и вне сцены ходили в гриме и в париках, чтобы сохранять образ. Силки осознавала это не хуже других и всегда надевала по утрам огромные черные очки, когда ей приходилось выходить на улицу без грима.

Вырвавшись из-под постоянного надзора мистера Либры, девушки начали набирать вес. Либра прилетал на каждое их первое выступление, а в остальное время поручил надзирать за ними Ардре, старшей сестре близнецов. Но та ничего не делала, разве что наслаждалась с остальными всеобщим вниманием. Либра улетел в Нью-Йорк по делам остальных клиентов. Так что девушки получили гораздо большую свободу. После нескольких выступлений все, кроме Силки, уже не могли влезть в свои сценические костюмы. Узнав об этом, Либра пришел в ярость.

— Я не собираюсь тратить деньги на свиноматок, — орал он. — Видите это? Это список. Я хочу, чтобы вы записывали сюда все, что вы съедите и выпьете за день. Отчитываться каждый день. Если потеряете свой облик, вернетесь на ту же помойку, на которой я вас подобрал, а я найду другую четверку на ваше место и назову их «Сатины». Вы что, считаете себя незаменимыми? Я вас заменю другими в минуту! Вокруг сотни, тысячи черных побирушек только и ждущих своего шанса. Кто угодно может спеть «О-у, о-у, о-у…» не хуже вас.

Он ни слова не сказал о замене Силки, и это прозвучало столь явно, что она испугалась, не перенесут ли девушки весь свой гнев на нее, когда Либра уйдет. Но он их так напугал, что когда он умолк, они разразились слезами и ни одна даже взгляда не бросила на Силки. Силки считала, что Либра зашел слишком далеко. Как можно требовать от людей, чтобы они хорошо работали, если постоянно повторять, что они — ничтожества? Они же не бесчувственные. Силки по-настоящему разозлилась. Она все еще испытывала теплые чувства к девочкам, и Либра вызывал у нее ненависть.

— Он не имел права так с вами разговаривать, — сказала она после его ухода. — Отвратительнее, чем он нет никого на свете. Кем он себя считает, Гитлером?

— «Гитлер? Гитлер?» — переспросила Милашка. — Это кто такой? Какой-нибудь персонаж из твоих книжонок?

— Ты что проспала всю школу? — осведомилась Силки. — Гитлер убивал детей. Он уничтожил более восьми миллионов человек. В основном евреев. — И чем же так досадили Гитлеру евреи? — поинтересовалась Ардра, которая теперь тоже не испытывала к Силки никакой симпатии.

— Просто тем, что они — меньшинство. Он их ненавидел, — пояснила Силки.

— Да что ты? — удивилась Тамара. — И когда это было?

— До нашего рождения, — ответила Силки.

— И где он жил?

— В Германии.

— Не удивительно, что я никогда о нем не слышала, — заключила Милашка.

— Так как его зовут, ты говоришь? — вновь спросила Тамара.

— Гитлер.

— О, да. Мы что-то проходили про него по истории, — сказала Берил.

После этого они окрестили Либру Гитлером, и на душе у них стало полегче.

Они вернулись в Нью-Йорк на программу «Все дозволено», и Силки возобновила свои отношения с Диком. Дик собирался ставить телемарафон «Средство от Астмы», в котором должны были участвовать девушки. Именно на нем Либра-Гитлер и познакомил девушек со своим новым ассистентом, Джерри Томпсон.

Рыжеволосая Джерри выглядела классно. Силки сразу заметила, что она умела одеваться. К тому же она была красивой и, вероятно, умной. Похоже было, она сразу понравилась Дику.

Как только Силки увидела устремленный на Джерри взгляд Дика, у нее все внутри оборвалось. Одно дело догадываться обо всех тех девушках, которых Дик приводил к себе домой, в ее отсутствие и совсем другое увидеть все собственными глазами… Силки казалось, что она задыхается. Дику явно хотелось поближе познакомиться с этой Джерри, и она, Силки, становилась помехой. Хуже всего было то, что Джерри явно не обладала стервозными наклонностями. Дик не вызвал у нее антипатии: она хотела отделаться от него лишь потому, что тот принадлежал Силки. Между девушками мгновенно установилось взаимопонимание: Силки чувствовала, что понравилась Джерри, и не испытывала к ней неприязни. Джерри не была виновата, что понравилась Дику, — просто она была в его вкусе. Но от этого становилось еще хуже. С этим Силки уже ничего не могла поделать.

Силки знала только одно: всю жизнь она боролась за себя, и сейчас она не собиралась легко сдаваться. Джерри выглядела мягкой, казалось, ей все доставалось легко и не приходилось ни за что серьезно бороться; Возможно, Силки научит ее бороться. Она не даст Дику просто так уйти. Она подружится с Джерри, чтобы той стало стыдно уводить Дика. Она будет такой нежной и ласковой, такой страстной в постели, что Дик не рискнет бросить ее. Дик был для нее всем. Что об этом могла знать Джерри? Страшно было даже думать, что эта классная красотка, у которой и так все есть, легко заберет у Силки ее единственное достояние. Силки знала только одно — если для Джерри Дик — возможность очередного любовного приключения, то ей за него придется немало побороться.

Глава 3

На следующее утро после телемарафона вышел номер «Тайм» со статьей об одном из клиентов Либры модельере Франко.

По этому поводу в офисе Либры было устроено настоящее празднество. Только что была представлена новая коллекция Франко, кульминацией которой стало свадебное платье, названное «Новое платье королевы» — оно состояло из прозрачной виниловой мини-накидки, из-под которой просвечивало обнаженное тело, покрытое гримом, и набедренная повязка, усыпанная бриллиантами. В журнале была опубликована фотография Франко с обнаженной невестой, а внизу стояла подпись — «Только не говорите королеве!»