Поплескавшись минут двадцать, Настя устроилась на полотенце, закурила и ни с того ни с сего вспомнила Алика.

Последний раз она видела его в обществе странных малолеток, в белом костюме — настолько белом, что Алика можно было снимать для рекламы каких-нибудь порошков или отбеливателей, с сигарой и конским хвостиком. Они сумбурно пообщались, а через год Насте сказали, что у Алика неприятности, он пропал, но, по слухам, живет в Коста-Брава и снимает там порно.

Все это было как-то нелепо, но в его стиле. Соня была совершенно права — он аферист, и куда его нелегкая вынесла, даже сам Господь Бог, наверное, не хочет задумываться.

Так странно. Алик был важной частью ее жизни — он сделал для нее больше, чем кто бы то ни было, но вот его нет — и ей наплевать. Он превратился в располневшего, полысевшего мужчину, который, что самое ужасное, скрывает плешь с помощью длинных волос. Он потерял класс. А возможно, никогда и не имел его — просто Насте тогда казалось, что Алик — это весь мир: рестораны, магазины, парикмахерские и сколько угодно колготок, которые могут рваться в любой момент — купим новые, а она — песчинка, у которой нет ничего, кроме амбиций и болезненного желания работать на публику.

А сейчас с Настиных высот можно обозреть и Бразилию, и Антарктиду, и даже заглянуть в гостиную Моники Белуччи, с которой Настя подружилась в Каннах, а бедный Алик, который, как она надеялась, все-таки снимает в своем Коста-Брава порнушку, а не удобряет подмосковные земли, из своего окошка видит крошечный уголок — две капли моря и один лучик солнца.

Наверное, она может собой гордиться. Только вот она действительно перестала понимать — чем именно. Семьи нет. Детей нет. И не хочется пока. То есть ничем не разбавить ни печаль, ни тоску. Был бы у нее ребенок, она бы думала, что живет для него, что должна, не имеет права хандрить и капризничать. А так… Что-то надо менять — и как можно быстрее, потому что еще одного нервного срыва она не переживет.

Тогда она просто слегла. Лежала неделю, пока не поняла, что нет у нее близких, которые за волосы вытащат ее из отчаянного уныния. Пришлось сдаться врачам, которые вскрыли ей душу, препарировали и с интересом рассматривали все, что болит, — как будто Настя не живой человек, а «случай № 54». Она вспомнила все, что хотела забыть. Расковыряла все болячки и засыпала их солью. Аккуратно разложила грязное белье и наклеила ценники.

Страшное время. Два года на грани самоубийства. За эти два года она взяла два кредита, которые почти стоили ей жизни, сняла второй фильм и первый двадцатичетырехсерийный сериал, который годом позже оказался пятидесятисерийным — дело пошло.

Она изменилась так, словно сначала лежала парализованная, а потом вскочила, побежала, накачалась, как Мадонна, и сплясала «Жизель». Настя обнаружила, что запросто сможет торговать оружием и наркотиками — такие у нее стали железные нервы.

Но внутри она бережно хранила себя прежнюю — нежную, робкую, наивную девицу, которая мечтала лишь об одном — выйти на сцену и сыграть Джульетту.

Ее и саму уже измотали эти противоречия, но не могла же она окончательно превратиться в деловую женщину, у которой в голове сплошной реализм и столбики цифр, потому что, то ли к радости, то ли к сожалению, — это не ее амплуа.

Настя затушила сигарету в карманную пепельницу, украшенную эмалью, опустила очки и огляделась по сторонам.

Парад образов.

Слева — две подруги, классика жанра, блондинка и брюнетка. У блондинки — прическа в стиле группы «Виагра», у брюнетки — черные как смоль, прямые волосы ниже лопаток. У обеих проститутские узоры на ногтях — со всей бижутерией: стразы, брелоки, цветы. Ну, и купальники, переливающиеся и каменьями драгоценными, и каким-то особенным материалом, сияющем на солнце, и все в шнурках-завязках. Настоящие женщины. Женщины проводили время весело: грызли семечки и таращились по сторонам. Друг с другом переговаривались изредка. Их интриговал молодой человек брутально-метросексуальной внешности: загорелый атлет, стильные «боксеры», зеленое — модного в этом сезоне оттенка — полотенце и классная сумка от «Гуччи». Атлет все понимал про интерес к себе — соперничать с ним могли только затрапезные молодые люди с теплым пивом и волосатыми подмышками, два подростка в прыщах и трио крутых пацанов в спортивных очках, классических плавках со слегка нависшими над ними животиками и магнитофоном, в котором шумел Серега.

Держался атлет надменно, проявляя незначительное внимание лишь к девушке в черном бикини. Девушка в черном бикини со стразами — куда без них! — в очках с огромной пряжкой «Шанель» и в босоножках на каблуках (!) держалась так, словно в кустах прячется бригада фотографов из «Вога», снимающих рекламу наимоднейших купальников от кутюр, — принимала позы, надувала губы и делала вид, что в радиусе километра никого на пляже нет.

Еще были две молодые мамаши: одна, худенькая, совершенно не обращала внимания на то, что ее беспардонного малыша ненавидит весь пляж — милый ребенок мог подойти и запросто, по-соседски, треснуть отдыхающего лопаткой по голове. Вторая — с белыми, как кефир, рыхлыми ляжками пятидесятого размера, то надевала на детеныша панамку, то меняла ему трусы, то убирала волосы с лица — совсем замучила малышку.

Настя из-под очков косилась на атлета — такой экземпляр не грех затащить в гнездо, но сработало проклятие — пляжный Аполлон не обращал на нее внимания. Отчего-то к Насте никогда не приставали на улице — приличные люди.

В юности, лет в пятнадцать, в метро к ней липли только маньяки, которые все норовили прижаться сзади, либо педофилы, клюнувшие на юный возраст.

На даче все беззубые, старше шестидесяти, с запахом перегара — это была ее аудитория.

В городе с ней заигрывали рабочие — потные таджики и грязненькие молдаване. Один лишь раз в «Стокмане» к ней привязался нормальный мужчина — симпатичный, молодой, со всеми зубами и трезвый, но Настя от удивления перепугалась и убежала.

Не то чтобы она жаждала знакомиться вот так, наобум, но внимание приятно любой женщине, если, конечно, это не пьяный кураж местных забулдыг.

Настя отправилась за шашлыком — походка от бедра, накачанные мускулы играют на солнце… но атлет лишь мельком взглянул и вернулся к изучению GQ — видимо, заучивает особо полюбившиеся места.

Эх, тяжело быть женщиной!

Может, снять, черт побери, очки, платок и собрать все лавры?

Настя вернулась с добычей, разложила еду на полотенце, пообедала, искупалась и все-таки сделала это — избавилась от камуфляжа.

Блондинка с брюнеткой зашушукались, атлет отвернулся, а вот один мужичок прошел туда, прошел сюда и в итоге попросил зажигалку.

— А вы не Жанна Фриске? — поинтересовался он, прикурив.

Черт!

Это что, насмешка судьбы?

— Вы угадали, я — Жанна Фриске, — улыбнулась Настя.

Наверное, он просто хотел по-своему сделать ей комплимент.

— А! — обрадовался мужичок. — Ну, а вы это… пива не хотите?

Интересно, он действительно считает ее Жанной Фриске?

— Спасибо, нет, — сурово ответила Настя и скрылась за очками.

Мужчинка еще потоптался немного и отчалил к друзьям — делиться впечатлениями.

Часов в семь она собралась домой. Девицы сгрызли все семечки, атлет так и не познакомился с барышней в черном, мамаши поволокли детей на ужин, а пивная компания заснула.

На кухне Настя выпотрошила сумку прямо на пол — да так и оставила, наслаждаясь тем, что можно вести себя по-летнему безалаберно, вытащила из холодильника салат и стала есть прямо из кастрюли. Кухня в доме была большая, светлая, со стенами, по которым рабочие руками размазывали штукатурку. Деревянный стол нагрело солнце — он пах ясенем и немного лаком, за окном росла елочка, в салате было столько креветок, сколько необходимо для счастья, — припекшаяся на солнце Настя даже забыла, что еще вчера (или позавчера?) был Боря, отношения, другая жизнь.

Наевшись и налив зеленого чая с лимоном и мятой, Настя вытащила на улицу шезлонг, постелила мексиканский плед на траву, вывалила на него книги и уставилась в даль. Думать, читать, шевелить мозгами не хотелось. Но руки сами потянулись к книжке в ярко-желтой обложке и открыли первую страницу.

Все ясно. Следующая.

Любовный, блин, роман, авантюра.

Чушь.

Следующий.

Мило, можно посмотреть, что там будет дальше.

Конечно, по протоколу, Насте следовало бы прочитать книгу целиком — дело ведь не в стиле, а в сюжете, но романы до нее уже читала редактор, к каждому прилагалось краткое содержание, а выискивала Настя нечто особенное — то, что может ее удивить, восхитить, а не просто набор штампов, которые ловкий сценарист, а таких в природе не существует, смог бы преобразить в удобоваримый сюжет.

Настя схватила очередную книжку в невнятной обложке, открыла и… удивилась. С первых же строк стало ясно — это литература. Выводы делать рано: автор — мужчина, а это значит, что уже на десятой странице литература может превратиться в истерические размышления на тему «куда ни глянь — одно дерьмо».

Но этот ее заворожил. Никаких тебе поисков смысла жизни, ни занудства, ни агрессии. Герой — нечто среднее между Обломовым и Милым Другом, но герой как бы и не герой вовсе — таковым его делают персонажи второго плана, которые все пытаются его «спасти», «вытащить», «поставить на ноги», а он при этом живет весело и красиво — за чужой счет. И была там чудесная роль, то есть, простите, пока еще просто характер: женщина, которая всю жизнь любила этого человека, всегда была рядом, несмотря на то что выходила замуж, рожала детей, разводилась — и все это с другими… Настя не могла оторваться — она читала, пока не замерзла, не отрываясь, перешла в дом, бросив на улице и плед, и шезлонг, читала в ванной, читала в кровати — пока птицы не заворковали, пока первый солнечный луч не укусил ее за ногу, пока пляжники не всполошили нежное июньское утро…