Ну и ладно. Ничего страшного. В конце концов…
Когда это началось? Месяц назад?
О, боже… Завтра ведь у нее премьера! Как она туда пойдет? На костылях?!
Однажды они лежали с Максимом в кровати — после секса, нежные, ласковые, как щенята, волосы у Насти сбились в жуткий ком — она вернулась со съемок и не успела помыть голову, и Максим увиливал от ее жестких колючих волос, но она не давала ему уйти — прижималась к нему и целовала в шею.
— Настя, а ты бы могла мне изменить? — спросил он.
— В смысле с другим мужчиной? — уточнила она.
Он кивнул.
— Не подумай, что я увиливаю, но почему ты спрашиваешь? — она оторвалась от его шеи и подперла голову рукой.
— Ну… — он пожал плечами. — Мы с тобой сколько вместе?
— В общем и целом?
Он снова кивнул.
— Почти полтора года. И что?
— Ну, я подумал, а вдруг тебе встретится мужчина… Ты же девушка темпераментная. И эти съемки, партнеры…
— Ма-акс… — она прижалась к нему. — Я тебя умоляю! Это же работа. Ра-бо-та. Да и я давно не девушка. Я хочу только тебя.
— Это честно?
— Честно!
Настя умела любить, пока человек находился в пределах видимости. К тому же она к нему привыкла. В самом лучшем, замечательном, возвышенном смысле слова. Даже далеко от него Настя помнила его запах. Знала каждый миллиметр его кожи. Могла узнать каждую родинку.
Но, главное, секс — уже почти семейный, рутинный секс становился все лучше и лучше. Если у нее возникало желание, она представляла только Максима. Ну, позже в фантазии мог внедриться Роберт Карлайл или Билли Айдл — но вначале только он, Максим Гранкин, известный писатель.
Максим стал звездой. Новую книгу выпустили стартовым тиражом сто тысяч экземпляров. Допечатывали. У него был фан-клуб. Его снимали для «GQ», «Плейбоя», «Максима», он даже попал на обложку «Эсквайра» — а уж что может быть круче?
Максим рекламировал японский внедорожник и швейцарские часы.
Он уже не стеснялся фотографироваться для светской хроники — они с Настей были на равных.
И, надо признать, они замечательно смотрелись.
А когда поговаривали, что это она его «раскрутила», Настя морщила нос, но про себя признавала: «Да, это так!» Конечно, Макс — талантище, но где бы он был без нее? На одной пятой пути к славе.
А он ведь даже и не понимал толком, как много она для него сделала. И для себя, конечно, — фильм-то ей продавать, но все же… Может, это у нее нереализованный материнский инстинкт?
Если они расстанутся, сможет она изъять все то, что вложила, или же не скорбеть о том, что все это уйдет вместе с ним? Или превратится в фурию, орущую дурным голосом: «Я столько для тебя сделала!»?
— А что ты будешь делать, если я тебе изменю? — настаивал Макс.
— Черт, ну что ты привязался? — раскипятилась она. — Не знаю! Ничего! Я сторонница свободной любви!
В конце концов, у нее же был Паша. И еще один… эпизод.
Фу-у… Стыдно признаться. С дитем одного миллиардера. Макс был в деловой поездке. А Настя напилась на дне рождения этого самого миллиардера… И главное, погода шептала о любви: потрясающая яхта, бархатное небо, слишком много устриц и коктейлей — ну, разве можно удержаться от секса? Они взяли катер и отплыли подальше от берега — искупаться голышом, а потом все как-то само собой случилось, так естественно… Он был младше ее лет на пять — смуглый, мускулистый, настойчивый. Так, случайность.
Разве можно было не использовать эту летнюю ночь для секса с красивым страстным любовником?
Главное, что никто не узнал. То есть Макс. Раз не знает — значит, ничего не было.
Может, он ей тоже изменяет. У каждого человека должно быть личное пространство, в которое не следует совать нос даже самым близким людям. И что ты там, в этом своем пространстве делаешь, касается только тебя.
— Макс тебе изменяет, — взорвалась трубка голосом Гали.
— С тобой, что ли? — усмехнулась Настя, которая, на самом-то деле, едва не свалилась со стула, но взяла себя в руки.
— Нет! Угадай, с кем?
— До свидания.
— С Машей! — выпалила Галя.
— Что?! — расхохоталась Настя. — А я-то думала с нашей домработницей, Ольгой Ивановной!
— Я не шучу!
— Галя, я тронута до глубины души заботой о моей личной жизни, но…
— Как хочешь, — буркнула Галя и отсоединилась.
Щеки пылали. Спокойствие! Настя одним махом выпила бутылку холодной минералки и приложила ее к лицу. Галя врет. Она ревнует. В любом случае она, Настя, не будет поднимать кипеж. Она сначала все выяснит.
— Ты что, трахаешь Машу?! — через десять минут ворвавшись к нему в квартиру, заорала она.
По дороге Настя нарушила сто или триста правил дорожного движения, чуть не сбила пешехода — и это было ужасно, но все-таки каким-то образом живая и невредимая добралась до его квартиры.
Максим побледнел.
Все.
Можно больше ни о чем не спрашивать.
— Настя! — он бросился к ней. — Присядь!
— Не надо только меня хватать, мне больно! — сопротивлялась она.
Максим, действительно, крепко в нее вцепился — пальцы, казалось, застряли в ее коже.
— Прошу тебя… Хочешь выпить? Воды? Виски?
— Воды, виски… Тащи все! — Настя, как болванчик, качала головой. — Так это правда, — она поставила диагноз, едва он вернулся из кухни.
Максим опустил голову.
— Я хотел тебе сказать, — признался он.
— Давно… это у вас? — Настя залпом выпила виски, ощутила, как взрывается горючее в пустом желудке, и в секунду захмелела.
— Ну… — Максим повертел пальцами. — Несколько месяцев.
Настя ахнула.
— То есть ты уже несколько месяцев… Охренеть!
— Помнишь, мы говорили об этом, и ты сказала, что не против свободных отношений…
— Слушай! — прикрикнула она. — Одно дело разговор, и другое дело… встречаться с кем-то несколько месяцев!
— Это просто секс, — оправдывался он.
— Но почему этот «просто секс» длится столько времени?! У нас ведь тоже… просто секс! А? Или тебе чего-то не хватает?
Макс вдруг расслабился. Он пожал плечами.
— Не знаю. Ты занята.
Ладно, изображать из себя поруганную невинность смысла не имеет — это будет отпетое лицемерие. Но несколько месяцев!..
— Это что-то значит для тебя? — полюбопытствовала Настя.
— Нет, — Максим развел руками.
— Что будем делать?
Он метнул в нее испуганный взгляд.
— А ты что… предлагаешь?
На Настю вдруг навалилось тяжелое, сонное опьянение.
— Я домой хочу, — сказала она и выкарабкалась из кресла. — Макс, потом подумаем, ладно?
— Я тебя довезу, — всполошился он.
У своего подъезда она чмокнула его в щеку. «Если у вас все хорошо, значит, вы мертвы», — подумала Настя, привалившись к стенке в лифте.
А правда, что ей теперь делать? Открыть коммуну хиппи, выращивать марихуану и принимать участие в групповухах?
Скоро все будут знать, что Насте изменяет ее мужчина. Галя наверняка растрезвонит, узнает Маша — и, получится, будет пользоваться Максом почти на законных основаниях.
Ладно, главное тут не гордость. Но это и не последнее. Хочет ли она оставаться с ним? Че-еерт… Спать с ее сотрудницей — хоть и бывшей… Сюжет — мечта Вуди Аллена.
Почему она? Что такого в этой Маше-замараше? Видимо, Макс разглядел ее скрытые достоинства. Интересно, Галя чувствовала то же, что и она, Настя?
Кстати, что она, Настя, ощущает, кроме того, что перебрала с виски?
Голод! Надо срочно что-то съесть!
И она устроила пир. Она никогда ни в чем себе не отказывала — никаких диет, разве что чуть меньше сладкого — строго по расписанию, два-три раза в неделю, и поменьше жареного — для цвета лица.
Просто она всегда останавливалась раньше, чем испытывала насыщение, — вот и вся хитрость.
Но сегодня, сейчас она наестся до отвала. Что там есть? О-о! Щавелевый суп с яйцом, свежий хлеб из частной пекарни, рыба в кляре, креветки в кляре, рис с овощами и пророщенным зерном — надо в него майонеза добавить, печенье из «Волконского», оладьи с завтрака… Ура!
Поставив дивный фильм «Предместье» с Томом Хэнксом, Настя развалилась на диване перед телевизором и начала есть. Через час, макая оладушку в земляничное варенье, она ощутила такой восторг, такую легкость — душевную, несмотря на тяжесть в животе, что все эти смешные беды, дурацкие измены и прочая, и прочая показались ей фантомами, чудищами из снов. Обжорство — лучший наркотик на земле!
У нее впереди ужин и премьера. Жизнь удалась. А о Максиме и его любовнице лучше сейчас не думать. Лучше подумать о том, не заказать ли суши на ужин.
Следующим вечером Настя расплатилась с визажисткой и залюбовалась на себя в зеркало. Какой правильный оттенок они нашли! Волосы стали темные-темные, на грани с черными. Очень ей идет — лицо выступает, как из роскошной рамы. И макияж правильный — черные тени с серебристым блеском, словно немного потекшие, накладные ресницы и вишневые губы.
А уж платье! Хорошо все-таки быть звездой — только для тебя делают уникальное платье, одно-единственное, и еще и рады, что ты обратилась именно к ним. Правда, Лариса, дизайнер марки «Персонаж», особенно не распиналась — они же были подруги, да и платье она делала с удовольствием — это же был настоящий «от кутюр», а не массовое производство, которым занималась марка.
Художник ведь всегда мечтает о единичных творениях — а уж в том, что Калистратова настоящая художница, сомневаться не приходилось. Платье было ее Джокондой. Черное. Вихры шифона и атласа. Ручная вышивка черными матовыми блестками. Черный цвет, казалось, преломлялся и переливался, как бриллиант, расходясь тысячей оттенков. Оскар де Ля Рента закрывает модный дом. Вера Ванг красится в блондинку. Валентино выбирает между веревкой и бритвой.
"Законы высшего общества" отзывы
Отзывы читателей о книге "Законы высшего общества". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Законы высшего общества" друзьям в соцсетях.