— Ух ты! — не поверила она своим глазам. — Это что, серьга с бриллиантом?

— Да-а! — усмехнулся он. — И вторая есть.

— Я в шоке! А как же корпоративный дресс-код?

— Все течет, все меняется, — улыбнулся он.

Зубы у него были отличные, наверняка из клиники на Южной, куда моталась вся Москва.

Он был такой милый. Предупредительный. И они напились. Начали с бокала белого вина. Незаметно перешли на виски с колой. А закончили, как два алкаша, в Лужниках на набережной, с бутылкой ирландской самогонки — название Настя не запомнила, но Женя клялся, что это истинный дух Ирландии. Истинным духом от них сейчас разило так, что мамы собирали детей в кучу и неслись подальше.

Ну, это надо же! Шесть часов вечера, а она — в лоскуты! Что-то в последнее время она перебарщивает со спиртным. Впрочем, неважно! Ей ведь хорошо?

Водитель ждал в машине. Там же ждал пиджак Жени. Сам Женя, с закатанными рукавами и штанинами, валялся под деревом.

Настя, раскинув руки и ноги — и пусть все знают, что у нее розовые трусы! — валялась там же.

— Какой же кайф! — восторгался Женя.

— И не говори! — вторила ему Настя.

Ей и правда было хорошо. Надежный Женя. Тепло. Природа. Свобода — пусть и хмельная, но все же.

— Настя, а я бы на тебе женился! — сообщил Женя.

— С чего это? — расхохоталась она.

— Ты — женщина моей мечты, — он перевернулся на бок.

— Я — стерва!

— Замечательно, — одобрил тот. — Так что если надумаешь — я в твоем распоряжении.

— А ты бы ради меня развелся с женой, если бы она у тебя была? — полюбопытствовала Настя.

— Ради тебя? Без вопросов!

— Круто! Слушай… А это что, можно считать предложением руки и сердца?

— Конечно!

— Тогда я тебя поцелую! — Настя потянулась к нему и коснулась его губ.

Приятно. Мужские такие губы, уверенный поцелуй.

— А с тобой не соскучишься? — спросила она.

— Конечно, нет! — возмутился Женя. — Вот, слушай. Я занимаюсь серфингом, кунг-фу, катаюсь на горных лыжах, на коньках, люблю читать, кино, путешествую…

— Прям резюме! — перебила его Настя.

— Еще бы! — оскалился он.

— Я хочу уточнить — если бы у тебя сейчас была жена, и ты бы со мной… того, ты бы ее бросил?

— Настя, ну, хочешь, я женюсь и ради тебя разведусь? — предложил он.

— Не надо — это жестоко, — отмахнулась сердобольная Настя. — Я просто имела в виду — ради меня стоит развестись?

Он снова поцеловал ее. Они сидели под липкой, как подростки, и целовались — причем как-то невинно, не по-настоящему, робко, словно от этого можно забеременеть.

Позже водитель принес им суши.

А совсем поздно они ехали в машине, борясь с помутнением рассудка и мутью в желудке, — совершенно счастливые от бездарно, но так здорово проведенного времени.

— Спасибо! — Настя положила Жене руки на шею и чмокнула в уголок рта.

За это он схватил ее за грудь.

— Хам, — улыбнулась она.

— Ну, извини, — без малейшего сожаления произнес Женя.

«Вот, докатилась!» — думала Настя, поднимаясь домой на лифте.

Напилась, как маленькая, — с инвестором! — и давай целоваться…

А ведь он просто симпатичный мужчина! И все. Если она будет целоваться со всеми симпатичными, времени у нее больше ни на что не хватит. Ик!..

Ладно, пусть это будет крошечная месть Максиму за Галю. Нелепый такой женский самообман: «Я контролирую свою жизнь». Может, женщины не зря кажутся мужчинам идиотками — эмоции через край, логики — по крайней мере в любовных отношениях — никакой?.. Может, все дело в том, что мужчина изо всех сил старается не влюбиться, а женщина — как раз наоборот?

Ее двенадцатая любовь, Андрей Сидур, смотрел на нее огромными, как летающие тарелки, глазами, в лучших традициях заезжал за ней с охапками роз, провожал домой на такси, а потом, когда Настя уже жить без него не могла, пропал на две недели. Настя лезла на стену, обрывала телефон, даже оставила под его дверью письмо, устроила допрос с пристрастием всем друзьям и знакомым, а когда уже оповестила всех-всех-всех о своей безвременной кончине от несчастной любви, он вдруг объявился и сказал, что по-настоящему влюбился и перепугался до ужаса. Перепугался? Да любая девушка, влюбившись, тут же бросилась бы во все тяжкие — переезд к возлюбленному, его любимые блюда, ежедневный вызов домработницы…

На следующий день Галя улетела к подруге в Крым. Ее подруга-бухгалтерша купила дом в Севастополе и пригласила их справить новоселье. Максим отмазался.

Вместо этого он поехал к Насте на Клязьму.

Настя же в этот день отчего-то проснулась в десять, позавтракала, умылась и поняла, что умирает. Максим забрал ее в бессознательном состоянии, наполнил надувной бассейн водой, усадил ее в него, повязал на голову бандану и поехал за пивом. Настя из бассейна умудрилась выбраться — ради того, чтобы нацепить черные очки. В них она чувстовала себя защищенной от жестокой жизни, в которой столько шума и света.

Максим вернулся с пивом, тигровыми креветками и шашлыками; пока Настя по капле выжимала похмелье, он жарил шашлыки, резал овощи, в общем, заботился.

Наевшись, словно в последний раз в жизни, Настя отползла в кровать и заснула. Проснулась от солнечного света и чего-то теплого рядом. Максим. Повернула голову и уставилась на него. Это так необычно! Они первый раз просыпаются вместе. Кстати, этот болван не додумался задернуть шторы! Настя осторожно скинула его руку, выбралась из постели, зашторила окна и убедилась, что сейчас еще очень рано — восемь.

Не то чтобы ей не хотелось спать — скорее было желание сделать что-то вопреки привычному распорядку. Она спустилась вниз, надела купальник и пошла на пляж. Никого. Настя окунулась в прозрачную пока воду, искупалась, погрелась на солнышке, еще раз нырнула и вернулась в теплую кровать, где лежал голый, красивый и горячий Максим.

Подушка тут же впитала влагу с мокрых волос, Насте это скорее понравилось — щеки горели, но когда Максим перевернулся к ней лицом и уткнулся носом в спутанные, влажные пряди, он вздрогнул, поморщился и открыл глаза.

— Что это? — ощупал ее волосы.

— Я ходила купаться, — сказала она.

— Без меня?! — обиделся он.

— Без тебя, — подтвердила Настя.

Он опустил руку под одеяло и провел ладонью по ее спине, ухватил за ягодицу и прижал к себе. Настя просунула руку ему под голову, обняла и провалилась в томную утреннюю близость — совершенно не агрессивную, медленную, словно сквозь туман, нежную и деликатную.

— Настя, а… — начал он за завтраком, но передумал и переключил внимание на сэндвич с малосольной форелью.

— Что? — насторожилась она, интуитивно почуяв в его интонациях нечто важное.

— Ну… — смутился он.

— Макс! Что ты робеешь, как красна девица? — подначила его Настя. — Выкладывай!

— Я хотел спросить о нас, — признался Максим и опять замолчал.

Настя кивнула и открыла ящик, в котором лежали инструменты, оставшиеся после ремонта. Вынула клещи, паяльник и макетный нож, села сбоку от Максима, разложила инструменты перед собой.

— Сам скажешь или мне придется пустить все это в дело? — поинтересовалась она.

Максим расхохотался.

— Ты из всего устраиваешь спектакль, — произнес он и потрепал ее по голове.

Устраивает спектакль? Что за, черт побери, снисходительный тон?

Некоторые люди пытались убедить ее, что она не совсем понимает, в каком мире находится. Живет, мол, своими фантазиями, актерствует.

А почему бы и нет?

Если бы реальные страсти были так уж изящны и увлекательны, никто бы не ходил в кино, не читал книг и не слушал музыку — зачем?

Так почему в быту все хотят быть серьезными и настоящими?

— Не злись, — перебил ее мысли Максим. — Насть! Мы встречаемся уже два месяца…

— Н-да… — кивнула она.

— И мне бы хотелось понять, что ты об этом думаешь.

— В каком смысле? — ощетинилась Настя.

— В прямом, — нервно усмехнулся тот. — Что нам делать?

— Ты меня об этом спрашиваешь? — разозлилась Настя. — Опять двадцать пять?

— Ладно! — решился он. — Я тебе нужен?

— Ты мне нужен! — отрезала Настя, одним глотком допила кофе, швырнула чашку в раковину, схватила полотенце и ушла на пляж.

Он нашел ее через полчаса. Некоторое время они смотрели в голубое небо с единственным облачком, а потом Настя повернулась к нему и сказала:

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — Максим повернулся к ней, взял за руку.

Он хотел еще что-то добавить, но она покачала головой. Ведь если завтра явится разъяренная Галя с пулеметом и всех порешит, то пусть этот день останется в памяти днем безмятежного счастья, а не днем рассуждений о том, как жить дальше.

Они загорали. Купались. Гуляли. Катались на мопеде. Делали простые вещи — вместе.

Никогда не знаешь, чем обернется завтра, а значит, лучше поменьше думать о последствиях твоего сиюминутного счастья.

Глава 14

Галя, по слухам — донес Гриша, встречавшийся с Максимом по работе, — устроила мужу хорошенький разнос. Соседка-змея, с которой Галя ходила в спортзал, донесла, что Макс два дня не ночевал дома.

Макс наврал, что был в Завидове. Галя не поверила. Приковала мужа к батарее и поставила засов на дверь. Они разругались.

Отличное поле для маневров.

И Настя пригласила Галю к Миле. На девичник.

Миле исполнилось двадцать шесть. У нее был богатый отец и еще более богатый отчим — и до девятнадцати лет Мила делала все, чтобы оправдать зависть окружающих: шлялась по клубам, покупала кокаин, как сахарный песок, возвращалась домой к двум часам дня, а потом замаячил героин, и Милу стали запирать. Хитрая, как все наркоманки, Мила ускользала из лап охраны, и тогда ее заточили в какой-то швейцарской лечебнице, где она торчала полгода. А потом еще полгода. Мила совершенно не поддавалась обработке — скандалила, врала, выкручивалась, и ничего не помогало, пока из-под Питера не приехал дедушка, отставной генерал МВД, и не устроил Миле задержание, арест, общую камеру и перспективу отсидеть пять лет. Мила сидела месяц. Родители — и отчим, и папаша, и мать, пребывавшая в прединсультном состоянии, валялись в ногах у деда-генерала — умоляли выпустить ребенка на волю, но тот твердо стоял на своем — пусть девчонка «обосрется по полной программе».