Маркиз был старше ее на двенадцать лет, и юная Римма появлялась в рекламе покрышек, за что ее полюбили почти все итальянцы — резину она рекламировала в купальнике.
Благодаря маркизу у Риммы появился диплом ювелира, мастерская и связи по всей Италии — особенно близкие с семьей Берлускони.
В Москву Римма вернулась пять лет назад, овдовев — маркиз разбился на машине — и отсудив хорошенькое наследство у благородного семейства. В Москве Римма стала настолько богатой, что даже полюбила ненавистный ей город — она с одинаковой страстью не выносила Нью-Йорк и Москву. За последний год она всего пару раз срывалась в поместье, унаследованное от итальянца.
С Риммой Настя познакомилась в Италии, на съемках у маэстро. Настю Римма сразу же полюбила немного странной, с лесбийскими нотами любовью, но ни разу не выдала ни одного двусмысленного намека. Возможно, все дело в том, что Римма не дружила, а брала в рабство — зачисляла в свиту поклонниц, нахлебников и просто богатых бездельников, которым нечего делать.
Настя тогда была худой, бледной и до того уставшей от каприз маэстро и взбрыков Ильи, что просто не имела сил противиться напору энергичной Риммы, которая всех усаживала в лимузин и возила от Рима до Лигурии по всей Французской Ривьере с заездом в Монако — такой у нее был тогда ритм.
Римме нравилось представлять Настю как русскую актрису, фаворитку маэстро, любоваться ее нерусской тщедушностью, как ей тогда представлялось, модными кругами под глазами — на фоне загорелых пляжных красоток — и некоторой Настиной артистической отрешенностью.
Она кормила Настю омарами, выталкивала ее на пляж, ругалась с маэстро, с которым обращалась так, словно он ее брюзгливый, выживший из ума дедушка, называла Настю Птичкой и заставляла ее кокетничать с какими-то гонщиками, друзьями мужа.
Поначалу Настя Римму возненавидела, пряталась от нее, не отвечала на звонки, но вдруг случилось озарение — она узрела истину. Истина открылась Насте в душевой кабине — невыспавшаяся, уставшая после телефонного скандала с Ильей, Настя лениво терла мочалкой тело и вдруг поняла, что щедрая жизнь предлагает ей удивительные возможности — даром, просто так. Она, типичная русская страдалица, может стать частью совсем другого мира — такого, в котором люди не знают счета деньгам, в котором они окружены всем самым лучшим, мира, в котором все друг друга любят — лишь потому, что не любить — утомительно и скучно, мира, в котором сумасшествия не стесняются, а подчеркивают его, гордятся.
И Настя разбежалась, подпрыгнула и грохнулась в эту затейливую жизнь. Они катались на яхте. Летали на частном самолете — о таких Настя в те времена и не слыхивала — на Риммин день рождения в Лондон. Пьянствовали с Гальяно. Обедали с Вивьен Вествуд. Смотрели кино у Стинга и Труди. Наслаждались барбекю с четой Берлускони, он Настю щекотал и называл русской красавицей.
Выплясывали в Каннах с Брюсом Уиллисом.
Это была подарочная жизнь — такая же яркая, золотистая, нарядная, как глянцевая упаковка… и немного одноразовая.
Из Италии Настя вернулась совершенно счастливой, другой, новой, прозревшей и всяких глупостей — развода, зависти, плохой погоды — не замечала.
Римма научила Настю тому, за что та всегда будет благодарна своей русско-итальянской учительнице. Она научила ее ценить каждый день своей жизни.
Под конец съемок не только Настя, но и вся банда были в буквальном смысле измождены вредностью режиссера: он по три раза в день переписывал со сценаристами эпизоды, неделю торчал у себя в фургоне, казалось, он не понимает, что делать, и вообще сомневается, имеет ли смысл снимать дальше, кричал, оскорблял, топал ногами, ругался с продюсерами, называя тех в лицо ослами…
И тогда Настя влюбилась. В одного из гонщиков. С первого взгляда. Гонщик был не против, но его подруга-модель в это время работала в Штатах, и он не хотел, чтобы с помощью прессы за океан просочились порочащие его снимки. Подруга была не просто моделью, а дочкой известного человека, владельца автоконцерна, и они собирались пожениться.
Но и от хрупкой Насти с ее отчаянной русской любовью гонщик не смог отказаться. На людях они вели себя как знакомые. Встречались в доме какого-то друга — приезжали порознь на чужих машинах. Гонщик не скрывал, что ему нужен только секс, а Настя готова была ползать за ним на брюхе и на всякий случай просить прощения — за все.
Наконец Римма отловила ее и заперла у себя в доме. Настя буянила. Била вазы. Пыталась выпрыгнуть из окна. Рыдала так, что закладывало уши.
— Ему же на тебя наплевать, — сообщила ей Римма. — К чему все это?
— Я… — всхлип. — Его… — очередной поток слез. — Люблю… — подвывала Настя.
— Как ты можешь! — расстроилась Римма. — Это же совершенно бессмысленно!
— Не знаю, так получается! — закричала Настя. — Чувствам не прикажешь! Не знаю!
— Детка… — Римма обняла ее. — Это нелепо. Зачем так унижаться? Пойми, даже если он бросит Софию, ничего не изменится. Он будет любить себя, а ты будешь любить его.
— Прекрасно! — буркнула Настя.
— Ну, нет! — расхохоталась Римма. — Пройдет время, и он бросит тебя.
— И что мне делать?! — Настя приложила руки к груди.
— Надо любить себя, — посоветовала Римма. — Когда ты любишь себя, все это чувствуют. Они думают: ну, если она так к себе относится, наверное, для этого есть основания. Ты — загадка. Никто не понимает, что же в тебе такого, за что ты так себя ценишь. А если мужчина знает, что себя ты в любом случае любишь больше его, он тебя ни за что не бросит. У него не получится тебя покорить. Ты же в курсе, что все мужчины в душе — ковбои?
— В каком смысле? — пустив слезу, улыбнулась Настя.
— Для них женщина — что-то вроде лошади, которую следует объездить и спрятать в стойле. Это инстинкт.
— Глупость какая! — усмехнулась Настя.
— Ладно, бог с ними, с ковбоями! — Римма взяла ее за руки. — Но я говорю тебе — надо любить себя и ценить. Выше, чем окружающие. Видела Монику?
Моника была девицей лет тридцати пяти, с девичьей фигурой, немного лошадиным лицом, довольно длинным носом и близко посаженными глазами. Не то что не красавица: лишний миллиметр на носу — стала бы уродиной.
— Четыре брака, восемьдесят миллионов долларов алиментов, — пояснила Римма про Монику. — Дом в Довилле, дом в Марбелью, дом в Лос-Анджелесе, яхта.
— Может, она хороший человек… — опять всхлипнула Настя.
— Ну, она упустила возможность это доказать! — хохотнула Римма. — Человек как человек. А ты, со своей русской жертвенностью, плохой человек, потому что себя не любишь. Моника, может, и переспала бы с этим твоим гонщиком, но он бы уже бросил свою модель и купил Монике лучший автомобиль.
— Почему?! — запротестовала Настя.
— Потому, что она знает себе цену! — отрезала Римма, которой уже надоел этот разговор. — И потому, что она живет сегодняшним днем! Учись жить сейчас, а не заглядывать в будущее, о котором ты все равно ничего не знаешь!
Настя рыдала еще неделю. Оплакивала прошлую жизнь и пыталась начать новую — такую, где не надо было бы убеждать кого-то, что ее можно любить.
Раньше ей казалось, что есть три возможности найти счастье — любить до изнеможения, отдавая всю себя; быть коварной эгоисткой, ходить по трупам или же плюнуть на все эти сантименты и встречаться с мужчинами от случая к случаю, без особенных чувств — секс, немного общения, независимость.
Но Римма заставила ее все это переосмыслить. А что, если действительно есть иной способ быть счастливой? Ты любишь себя, к тебе стекаются поклонники, ты выбираешь того, кто может тебя осчастливить, наслаждаешься, но любовь к себе не дает тебе впасть в наркотическую зависимость от этого человека, не поглощает, оставляет свободной? Ты не циник, ты просто живешь ради себя, а не ради того, чтобы некий Он все-таки освоил нехитрую науку вытирать о тебя ноги и бросил бы тогда, когда ты решила бы, что счастье в твоих крепких объятиях?
Настя отрыдала свое и начала, как ей казалось, новую жизнь. Но вытравить из себя жертву оказалось ох как непросто.
Тот же Боря. Она любила себя, честное слово. Но поставила не на ту лошадку — Боря любил себя еще больше. Как ни крути, трудно угадать, куда повернет жизнь.
И все-таки Римма была в нее влюблена. Настя знала — у той были женщины. Иногда, под настроение, и вообще она каждый месяц меняла любовников — друзья называли очередного «Мистер Ноябрь», «Мистер Июнь», любила мужчин, признавала только настоящее, гетеросексуальное удовольствие, и женщины у нее были какие-то декоративные, для эпатажа, но Настя, давно расширившая горизонты, понимала — это чуть больше, чем дружба. Она не знала, чем обаяла эгоистичную Римму, но, видимо, что-то нашлось в ней такое, особенное.
Иногда Римма дарила ей украшения — с барского плеча, и Настя никогда не отказывалась — забыла уже, что такое отказывать себе в удовольствиях. Правда, Насте часто казалось, что подруга жалеет о приступах щедрости, но это ее не очень беспокоило.
И вот такую вот Римму, с длинными, сейчас выпрямленными шоколадными волосами, глазами ведьмы, шалями, юбками в пол, мундштуками и перстнем с черным бриллиантом в десять карат, Настя решила натравить на Галю.
Римма явилась в салон, и все затрепетали. Простое черное платье из тонкого хлопка с зап?хом подчеркивало тонкую талию, длинные стройные ноги и высокую грудь. Сквозь черную же ажурную шаль просвечивали мускулистые загорелые руки, а на ногах, несмотря на немалый рост — сто восемьдесят, были черные босоножки от «Прада» — легкие, как дыхание, с каблуком десять сантиметров. На голове — шелковая черная бандана. Дьяволица.
И ей сорок два года. Почти невозможно поверить.
Галя плелась за ними, как ослик Санчо Пансы.
Не то чтобы они ее игнорировали. Просто такая уж была расстановка сил.
"Законы высшего общества" отзывы
Отзывы читателей о книге "Законы высшего общества". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Законы высшего общества" друзьям в соцсетях.