Маша благоразумно промолчала.

Настя вскочила, поискала сумку на другом конце комнаты, вернулась к столу, поставила колено на кресло, перегнулась — кресло развернулось и скинуло Настю. Она ударилась головой о тумбочку, выругалась, как пьяный электрик, нашла сумку, схватила за ручку, сумка перевернулась, за что Настя пнула ее ногой, подобрала сигареты и прикурила с фильтра.

— Черт! — Она выкинула сигарету в окно и взяла новую. — Думай, Маша, думай! Нам нужна железная интрига.

— А может, ну его?.. — поморщилась Маша.

— Ты уволена, — сообщила Настя и пошла курить на кухню.

С Машей обиженная Настя старалась не разговаривать. Ей было страшно. А вдруг Маша права? Вдруг она, Настя, просто сочинила себе этого писателя, Автора, придумала легенду?

— Миш! — закричала она на издателя, которому хватило мужества заикнуться о вызове со второй линии. — Ты Гранкина читал?

Тот подтвердил.

— Это кино?

Миша задумался.

— Ки… — он помедлил. — Но. Но! Сюжета мало.

— Но в принципе? Это успех?

— Вполне, — заверил Миша, как-то слишком спокойно.

— Гриш, ты прочитал или что? — режиссера она разбудила, но не вняла его нытью.

— Да… — покрякивая и постанывая, отозвался Виккерс.

— Тебе нравится?

— Офигенно!

— Гриш, ты читал?

— Настя, ну ты понимаешь…

— Гриша, твою мать, кто ты такой на… чтобы сценарии не читать, Бог, что ли, …твою за ногу? — разоралась Настя, заранее зная, что Гриша сейчас привяжется к ключевому слову «сценарий» и забормочет, что все зависит от режиссера, актеров, бла-бла-бла.

Гриша прочитал за ночь. И позвонил, скотина, в восемь утра. Звонок вытащил Настю из пренеприятной дремы, замутненной успокоительным, которое она приняла в три часа ночи, разволновавшись почти до истерики.

— Супер, — резюмировал Гриша.

— Ты уверен? — сонно прошелестела Настя, у которой от возбуждения и резкого подъема трепыхалось сердце.

— А чего это мне не быть уверенным? — возмутился Гриша.

Настя с трубкой ушла на кухню, попила водички и более или менее внятно изложила сомнения Маши.

— Маша — с Уралмаша! — негодовал Гриша.

Он ее успокоил. Гриша был хитренький — не погружался в мутные воды «кино не для всех», но и брезговал откровенно коммерческими проектами, то есть откровенно коммерческими продюсерами, которые не давали развернуться, выкручивали руки и боялись, что зритель не поймет.

Гришу отличали премиями, лаврами и пафосными рецензиями в «Афише», что делало его, с точки зрения Насти, авторитетным товарищем.

Настя на несколько дней арестовала Гришу, приковав его к своему рабочему столу, — вместе они наваляли достойный сюжет, который не страшно было показать капризному писателю.

И поехали к Гранкину в гости.

Максим жил у Гали — временно, пока у него на Чистых прудах шел ремонт. Поэтому тащиться пришлось в Медведково.

В трехкомнатной квартире было слишком много подвесных потолков, синего ламината — наверное, Галя чувствовала себя одновременно Тельмой и Луизой, когда отчаялась на этот шаг — синий пол и отделка под кирпич. Квартира казалась нежилой — так мало здесь было разнообразия, вкуса и уюта.

Недаром Леночка сказала, что Галю чуть инсульт не разбил, когда она увидела Настину спальню: балдахин из сочной мексиканской ткани, черная шкура на полу, непальские маски на стенах и картины известного художника Бруя.

Максим принимал в комнате, где стоял купленный нарочно для переезда к Гале компьютерный стол, кресло на колесиках и диван из «ИКЕА» — знаменитый синий диван ценою в две тысячи рублей.

Галя ощутимо гордилась апартаментами — видимо, эта обстановка была вехой в ее богатой событиями жизни, и все подчеркивала, что шторы приехали из Италии, а кухня — из Финляндии.

Где-то через полчаса Гриша попросил чаю, и Галя с крестьянской прямолинейностью притащила три кружки чая и шесть кусков сахара.

— К чаю у нас есть что-нибудь? — поинтересовался Максим.

Галя притащила «юбилейное» печенье и соевые батончики.

— Торт съели? — намекнул Гранкин.

— Сейчас посмотрю, — с недовольством ответила жена.

Она все-таки донесла до них початую коробку шоколада «Линдт» и остатки фруктового торта. Как мило. Беспокоится, наверное, чтобы Настя с Гришей не проглотили слишком много калорий.

Максима, впрочем, поведение жены не смутило. Он что, идиот?

Или, может, один из тех творцов, что живут на страницах собственных романов, а по жизни продвигаются вслепую, на ощупь?

А Галя, типа, бультерьер-поводырь. Держит руку на пульсе. Дышит в затылок. Она что, не понимает, что мешает, сидя за спиной на стуле?

Максим читал, перечитывал, спрашивал, выслушивал пояснения, кивал, но ничего толком не сказал.

— Вы хотите, чтобы я писал сценарий? — с оттенком ужаса спросил он.

— Ну… — Настя пожала плечами. — Есть варианты.

— Какие?

— А вы готовы к работе?

Максим задумался.

— Не могу сейчас ответить.

«А если я тебя ударю по голове этим вот подносом, может, решение просто выскочит наружу?» — подумала Настя.

— Мы можем нанять сценариста, который сделает черновую работу, а вы напишете диалоги и внесете поправки, — предложила Настя.

Конечно, тратиться на лишнего сценариста не очень-то и хотелось, но, возможно, этот тугодум не потребует слишком много денег. Он же, типа, не бедный.

Договорившись, что Максим позвонит, Настя с Гришей уехали несолоно хлебавши.

— Что думаешь? — спросила Настя, не успев завести машину.

— Жена у него… того… — глубокомысленно заметил Виккерс. — А так… Клиент созрел.

— Да? — оживилась Настя. — А что жена?

— Да мразь!

Настя чуть его не расцеловала. Ура!

Надо как-то избавиться от Гали, поглядеть, как Максим ведет себя на воле, в пампасах. Может, он классный?

Он позвонил на второй день.

— Настя, я рядом с вами, вы заняты? — спросил он.

Минут через пять Настя уже показывала ему офис, знакомила с людьми. И любовалась на его прекрасную задницу в темно-синих потертых джинсах. Писатель оказался мускулистым — простая белая футболка оттеняла поблекший загар, голубые вены на руках, подтянутые мышцы и жилистые запястья. Он был стройный и крепкий — именно такое сочетание заводило Настю с полоборота.

Маша, кстати, была чертовски мила, дала Гранкину визитку.

А спустя полчаса они уже устраивались в ресторане с видом на Аптекарский садик.

— Максим, знаете, мне страшно с вами говорить о работе, — призналась Настя.

Все это было странно. Она уже сожалела о том, что поддалась своим истерическим намерениям. Может, не стоит искушать судьбу? Может, ее удел — незамысловатые сериалы, фильмы, которые смотрят от нечего делать — словом, все то, что соответствует пониманию «европейское кино»? Может, она вообще себя переоценивает?

Тоже мне, влюбилась в роман. Или в автора? Или в героя?

А что, если она и сама не поняла, как обидел ее Боря? Ей тридцать четыре. Однозначно, это не восемнадцать. И даже не двадцать. Что если у нее просто кризис и надо делать ноги, пока она не выкинула на ветер деньги, время, репутацию?

— Почему? — он откинулся на спинку стула и оценил ее мужским таким взглядом.

— Потому что вы наверняка скажете, что вам все это не нравится, и мне придется ударить вас вазой, — Настя кивнула на букет полевых цветов в тяжелой стеклянной вазе.

— Гм… — он смешно наморщил нос. — Все так серьезно?

— Серьезно?! — Настя совершенно неожиданно для себя слетела с катушек: — Максим, сколько вам лет?

— Тридцать два…

— Максим, вам тридцать два года, вы бизнесмен, занимаетесь исключительно творческим производством вешалок… так вот, все это настолько увлекательно, что вы решили написать роман, и не один, по вашей книге сняли отстойный фильм, и теперь вы не только широко известный в профессиональном кругу поставщик плечиков, но и автор, лауреат Букера, наплевавший на то, что литературой можно зарабатывать хорошие деньги. Вы словно родили ребенка и отдали его в детский дом, вам плевать на то, что из него вырастет, вы смеетесь над теми, кто не может забеременеть, и считаете, что все это в порядке вещей! Вы хотя бы понимаете, что должны лично мне?

Ой, как Настю занесло! Но остановиться она уже не могла — это был аффект, пан или пропал.

— Что?!

— Вы дали роману жизнь, а теперь хотите, чтобы он сидел в четырех стенах! Вы не хотите становиться известным и богатым потому, что у вас есть эти тупые вешалки, и вы портите мне жизнь — мне и еще примерно сотне людей, которым я не могу дать работу только потому, что вы боитесь обоссать со страху свои штаны от «Дизель»! Я знаю… — воскликнула Настя, поднявшись со стула. — Все это ваше личное дело. Но это ср… господня, извините за выражение!

Она пошла к выходу.

Все.

Проблема решена.

Она уже приехала в офис, когда зазвонил телефон. Настя не ответила. Послала СМС: «Что?»

Получила ответ: «Вы психопатка?»

Настя рассмеялась.

«Да», — ответила она.

«Тогда я весь ваш».

«???»

«Обсудим детали? Я уже заказал вам пасту с морепродуктами».

И Настя вернулась.

Не к фильму. К нему. Сегодня никакой жены. Только они.

— Что, будете теперь считать меня истеричкой? — поинтересовалась Настя, подковырнув кусок семги.

— Я очень внимателен к тому, что слышу, — сообщил Максим. — Я оценил вашу речь и сделал выводы. Вы правы.

— Я права, — подтвердила Настя.

— И теперь мне страшно говорить с вами о работе — я понимаю, что удар вазой не пустая угроза.

— Ну, ладно! — вспыхнула Настя. — Истерика — это всего лишь маркетинговый трюк. Я совершенно спокойна.