Так что я ничего объяснять не стала, а просто поднялась, вытирая руки о грубый лен самуэ.
– Пошли посмотрим, можно ли спасти какие-нибудь тыквы.
– Тыквы? – переспросил Элиан.
Мне очень не понравился его тон – словно скорбящий, что от козней злодеев бедняжка уже повредилась в уме.
– Как выражение вменяемости, – пояснила Да Ся.
– Как выражение неповиновения, – царственно произнесла я. – И надежды.
– Неповиновение и надежда. Так и запишем. – Элиан позволил себе тень своей спартаковской улыбки. – Только вам всем придется мне говорить, все ли я правильно делаю.
Никогда еще мне не доводилось так гордиться, что я Дитя перемирия. Когда мы дошли до опрокинутой шпалеры с тыквами, все дети уже вышли и работали в саду.
Солдаты собрались кучками и недоуменно наблюдали. Насколько бессильны ружья против тех, кто не знает страха! Как глупо применять насилие против безвинности. Собственная сила унижала их самих.
И чтобы подчеркнуть их ничтожество, мы запели.
Дети перемирия, как правило, не поют. Но камберлендцы этого не знали и знать не могли. И наше пение их озадачивало. Поэтому мы запели.
Все начала Тэнди – подумать только! Я не знала, были это слова на языке кхоса или бессмысленный набор звуков, но больше всего меня поразил могучий голос. Легкие рифмы волнами катились вниз по террасам. Вскоре пели уже все. В то утро можно было услышать песни со всех концов света. Ко мне, Да Ся и Элиану скоро присоединилась остальная часть когорты и стала вместе с нами убирать остатки тыквенной шпалеры.
Мы сортировали тыквы и все время пели. Даже Элиан спел нам: «Валет бубен, валет бубен, давненько с тобой знакомы…» (Это была песня о неумении владеть своими импульсивными побуждениями. Что неудивительно.) Потом кто-то из младших попытался заинтересовать террасы исполнением «Рокобельной для малышей»[15], и мои друзья постепенно замолчали.
Засыпай, малышка, в зеленой колыбели,
Яблочки на веточках покуда не созрели,
Ветер тихо раскачает колыбель на древе,
От ладоней короля к маме-королеве.
А когда в траву уронит яблоня плоды,
Вместе с ними всеми упадешь и ты.
Старая песенка заворожила меня настолько, что я чуть не подпрыгнула, когда Элиан неожиданно и неуместно громко заговорил:
– А Талис и правда… Что собирается делать ООН?
Он смотрел на меня. Он все слышал, когда я пожелала уничтожения всего народа Камберленда. Да нет, не просто пожелала. Я призвала его, как сивилла, призвавшая волны, которые поглотили Атлантиду. «Стереть с карты», – сказала я. В тот момент я страстно этого хотела. Смертей миллионов.
– Скорее всего, Талис начнет переговоры, – осторожно предположил Грего.
– Нет, – возразила Да Ся. – Грегори, Элиан, простите меня, но – нет. Мы в Гималаях помним его так, как вы здесь не помните. Вариантов много. Но вести переговоры Талис точно не станет.
– М-да, – сказал Элиан.
Все воспринимается как-то по-другому, когда, обсуждая уничтожение Камберленда, приходится смотреть в глаза камберлендцу, пусть даже одному.
Так что все мы ждали и боялись чего-то своего.
Оборотная сторона невозмутимой и демонстративной сортировки тыкв была в том, что сарай оказывался у нас перед глазами. Смотреть туда было очень тяжело. Человек пять солдат суетились вокруг него, тянули кабель, устанавливали камеры на штативах, сканеры-кодировщики (спасибо, Грего!), антенны. На лугу распустились белые зонты, как огромные, в человеческий рост, вьюнки. Из сарая доносились проклятия и стук – старинный яблочный пресс молча сопротивлялся.
Толливер Бёрр все время болтался туда-сюда. Проверял то одно, то другое.
Я пыталась не следить за ним, но получалось плохо.
Колючая масса тыквенных побегов царапала мне ладони и запястья.
В конце концов Зи встала передо мной, заслонив обзор, и схватила меня за руки. Она подняла их так, что наши предплечья соприкоснулись, как у бойцов.
– Нам не обязательно здесь находиться.
– Но я хочу…
–…работать в саду, собирать урожай, как раньше. Но нет нужды. Тебе ни к чему себя мучить.
Я рассмеялась и подавила смешок.
– Да, действительно, и так достаточно.
Зи подняла выше наши соединенные руки и прижала их мне сначала к одной, потом к другой щеке. Я коснулась лбом ее лба. О, Зи… Во сне я видела ее коронованной. Но и в короне она не была бы так величественна, как сейчас.
– Не обязательно выказывать неповиновение и надежду на лучшее именно здесь, – сказал Элиан. – Верь мне, я фермер. Пырея всюду хватает.
– Да благословят пырей все боги. – Зи отпустила мои руки и обняла меня за талию. – Идемте, ваше королевское высочество. Идемте полоть чеснок.
Я бросила взгляд на сарай, где мои будущие палачи демонтировали яблочный пресс. Там же хранились наши мотыги.
– Что они там делают? – спросил Хан.
– Я схожу, – вызвалась Тэнди.
Ее свободно распущенные волосы стояли как венец вокруг головы, и через них светило солнце. Она прошла так, что солдаты расступились, на мгновение исчезла в сарае и появилась с тремя мотыгами на плече:
– Больше не осталось.
Как-никак, вся школа вышла в сад.
Одну мотыгу взяла я, другие две – Зи и Элиан.
– Спасибо, – поблагодарила я Тэнди и всех их.
Голос оказался тоньше, чем мне хотелось. Мы пошли к садовым террасам. От группы у сарая отделились двое солдат и направились за нами. Никто на этот счет ничего не сказал.
Чеснок рос на одной из самых нижних террас. Там было прохладнее, хотя солнце сушило последние капли грязи и голая земля недавно засаженной грядки трескалась, как ложе высохшего озера. Пахло осенью. И чесноком, конечно. Тень посадочного индуктора простерлась над нами, как часовая стрелка. Мы стояли под наблюдением солдат и смотрели вниз, на поле люцерны и излучину реки Саскачеван.
– Как думаешь, мы сможем добраться до реки? – тихо спросил Элиан.
Ни Зи, ни я не оглянулись на камберлендцев и их ружья, хотя, конечно, прикидывая ответ на этот вопрос, их нельзя было не учитывать.
– Возможно, – кивнула Да Ся. – Но с какой целью?
У нас не было лодки, а если говорить о самоубийстве, топиться – это медленно. Этот процесс могут прервать. Вряд ли эта сверкающая вода станет для нас каким бы то ни было путем к спасению.
– Надо, по крайней мере, об этом подумать, – заметил Элиан. – О том, чтобы выбраться отсюда.
– Я думаю, – сказала Зи. – Все время.
У меня сердце чуть не разорвалось, когда я услышала ее слова. Они рвали мне сердце потому, что… я-то о побеге никогда не думала.
Вниз по склону разнеслось жужжание бензопилы. Яблочный пресс глубоко увяз опорами в утрамбованной земле, и Толливер Бёрр приказал, чтобы его вырезали пилой.
Глава 17. В прессе
О, сентябрьские дни – какие же они долгие.
«Довольствуйся настоящим», – написал Марк Аврелий. Но у меня не получалось. Проходили колючие секунды. День немного поносил жару, а потом снял, как пиджак. Когда Толливер Бёрр прислал за мной, я уже дрожала от холода.
Прежде всего он мне улыбнулся. Потом отошел на шаг назад, сложил пальцы рамкой и посмотрел на меня сквозь нее.
– Хмм, – сказал он.
И мне стало неловко. Неловко!
– Я искренне надеюсь, что соответствую вашим требованиям, мистер Бёрр.
– Толливер, – рассеянно ответил он, словно уже устал настаивать и почти махнул рукой. – Грета, ты великолепна! Ты просто картинка! Но… – Он описал в воздухе петлю. – Может быть, душ?
Яблочный пресс стоял рядом в густой траве. Я старалась не замечать его, но, по правде, видела очень отчетливо: светлые участки дерева, где были отпилены подпорки, крупинки слюды на гранитном поддоне. Крутить рукоятки они посадили пару механических пауков.
– Душ, – сказала я.
Бёрр улыбнулся и кивнул:
– Чтоб ты выглядела на все сто!
Я искренне пожелала, чтобы если меня снова стошнит, то хорошо бы сделать это на хрустящую белую рубашку Толливера Бёрра.
– В обители нет душа, мистер Бёрр.
– Хм, – снова сказал он. – Ну, нет так нет. – И добавил через плечо: – Джинджер, принеси принцессе ведро и салфетку, чтобы умыться.
И потом снова повернулся ко мне:
– Грета, у тебя больше ничего нет надеть? Или, может, поискать тебе чего-нибудь?
Мне подумалось о платье из парчи с цветами, том самом, что в моем сне превратилось в удава.
– Мистер Бёрр, я останусь в этом.
– Но…
– Если вы хотите сделать из меня мученицу, монашеская одежда будет уместной.
– Мученицу! О нет! Думаю, так далеко дело не зайдет. – Толливер Бёрр обвел руками все вокруг, охватив камеры и свет. – Я профессионал, Грета. Тот, кто убеждает. – Он снова улыбнулся. На его ссохшемся лице улыбка вышла как у трупа. – Ничего такого не потребуется, обещаю.
И возможно, он прав. Грядут парламентские выборы… значит, общественное давление…
Давление! Зря я об этом подумала. «Давление…» И больше я уже думать не смогла. Интересно, меня накачали наркотиками или я просто так испугалась?
– Я обладаю приоритетом выхода в эфир на общественных каналах, – болтал Толливер Бёрр. Я едва прислушивалась. – Зрительская аудитория может оказаться бес прецедентной по объемам. Я уверен, что Панполярная потребует от правительства спасти свою принцессу. И, кроме того, разумеется, мама любит тебя.
«Разумеется».
Кто-то поставил у моих ног ведро мыльной воды. Я посмотрела на него и попыталась вспомнить, что надо делать. Бёрр взял салфетку, аккуратно вытер мне лицо, вымыл по очереди каждый палец.
– Ты великолепна, Грета! Очень естественно.
Я очнулась и закричала:
– Не прикасайтесь ко мне!
– Во-от, – подбадривающе сказал он. – Это все естественные реакции, дорогая моя. Не старайся играть. Честное слово, ты прекрасно справишься.
Я отпрянула от него и попятилась. Два солдата подхватили меня под локти.
"Закон скорпиона" отзывы
Отзывы читателей о книге "Закон скорпиона". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Закон скорпиона" друзьям в соцсетях.