- Знаю, - тихо ответила она. Откинула голову на подголовник и замолчала. И Димка молчал, и снова начал хмуриться. Маша не выдержала и спросила: - Дима, всё хорошо?

Он заметно поморщился. Сказал:

- Давай поговорим дома.

У неё почему-то ёкнуло сердце. И не оттого, что он, по всей видимости, собрался поведать ей о пришедших неприятностях. Ведь она и сама понимала, что происходит нечто неординарное, раз даже Димка всерьёз напрягся. Но сердце среагировало на простое слово, так запросто слетевшее с его губ: дом. Они едут домой. Не к нему, не к ней. Они едут домой. С мамиными пирожками в сумке.

Случилось что-то страшное, к гадалке не ходи.

- Кто-то заболел? – решилась спросить Маша, когда они на лифте поднимались. Харламов, не скрываясь, закатил глаза. – Что, умер?

- Маша, успокойся. Никто не умер. То есть, из твоих знакомых.

- А из твоих?

Он подумал, бровь почесал.

- И из моих.

- Ты сказал это как-то неуверенно.

- Маша, ты истеришь.

Пришлось сделать глубокий вдох и согласиться.

- Наверное. Но это потому, что ты меня пугаешь.

Он открыл дверь квартиры и пропустил Машу вперёд.

- Входи и грей пироги. Я есть хочу.

- Меня не было четыре дня. Ты, вообще, не ел?

- Урывками.

- Замечательно. Мог бы и к сестре наведаться, - намеренно проворчала Маша. А Дима вдруг хмыкнул и сказал:

- Ей сейчас не до этого.

После этого замечания стало совсем не по себе. Что такого должно произойти в мире, чтобы Анне Александровне стало не до того, накормлен ли любимый младший брат?

- Как пироги?

- Вкусные.

Маша сидела напротив Харламова за столом, подперев подбородок рукой, и смотрела, как тот ест. И его это даже не возмущало, хотя обычно он жаловался, что её пристальный взгляд мешает ему правильно усваивать пищу. Сегодня, видимо, не мешал.

- Дима, ты специально меня из города отправил?

Он жевал. Затем признался:

- Если бы я сказал, ты бы никуда не поехала и пропустила свадьбу сестры. И развила бы бурную, но ненужную деятельность.

- Что случилось?

Он покрутил шеей, будто та устала или затекла.

- Я тебе говорил, что у меня есть племянник и он идиот? От рождения.

Маша плечи расправила, невольно напряглась. И совсем другим тоном поинтересовалась:

- Что он сделал?

Харламов наблюдал за ней, с прищуром. А во взгляде оттенок ехидства.

- Признайся, ты решила, что Стас от горя бросился под машину.

- Не говори ерунды! Но… это ведь не так?

- Не так, - неприятным тоном проговорил Дмитрий. – Вряд ли бы он решился подпортить себе физиономию, странно, но он её весьма ценит.

- Дима.

- Волнуешься?

- Дима!

- Не кричи. Я же ем.

Стало понятно, что он намеренно её испытывает. Маша заставила себя замолчать, сложила на столе руки и стала терпеливо ждать, когда Харламову надоест с ней играть. Он допил чай, отодвинул от себя чашку, и тоже руки на столе сложил. О чём-то размышлял несколько секунд, словно слова подбирал. Это было странно и пугающе. Чтобы Дмитрий Харламов подбирал слова…

А он ещё и заговорил, совсем другим тоном, не адвокатским.

- Хреновые дела, Мань. Вляпался Стас по самые уши. Ты знала Максима Петруничева?

- Макса? Знала, конечно. – Маша вдруг уцепилась за это слово. – А почему «знала»?

- Он умер два дня назад, в реанимации. Не приходя в сознание.

- Боже. Авария?

- Если бы. Его Стас траванул.

Маша качнула головой, не в силах осмыслить.

- То есть как траванул, чем?

Дима разглядывал её, очень внимательно, ловил каждую эмоцию.

- Ты знала, что он приторговывает анаболиками в клубе?

- Чем? Дима, это бред!

- Маша, он доставал парням анаболики, конечно, не сертифицированные. Один Бог знает, где и с чем их мешали. А он привозил их из Москвы, и сбывал. – Дима вдруг постучал пальцем в стол. – Именно так всё и получается. Он их сбывал. Он торговал не лицензированным препаратом. Который привёл к смерти человека.

Сердце билось ровно, без всяких нервных скачков. Вот только в голове было совершенно пусто, Маша никак не могла сосредоточиться.

- Подожди, - попросила она. – Стас тебе это сказал?

- В смысле, сознался ли он? Маш, он прилетел в семь утра. Не на тебя посмотреть, как ты решила. Он испугался до зелёных соплей. Он сразу понял, как обстоит дело и что ему грозит. Но тогда ещё была надежда, что Петруничев выживет, всё-таки молодой, здоровый парень. А печень и сердце отказали. Понимаешь, в каком состоянии его родители? Они требуют наказать виновных.

Маша закрыла лицо руками.

- А Стас?

- Сидит в доме родителей и трясётся, как осиновый лист.

- Какой дурак…

- Я всегда об этом говорил. А Нюта всё: ребёнок, ребёнок! – Дима едва не сплюнул с досады, потом из-за стола поднялся и заходил по кухне.

- Дима, я тебе клянусь, что я ничего не знала! Если честно, я всегда плохо представляла, чем он в клубе занимается. Я считала, что меня это касаться не должно, это же бизнес… я в него не лезла.

- А стоило бы. Наверное.

Маша непонимающе смотрела на него, и Харламов махнул рукой.

- Просто рассуждаю. Я тоже в дела клуба не лез. Бумажками занимался, Боря за финансами следил. А там такое творилось…

- Полиция что говорит?

- Они ведут расследование. Я стараюсь лишний раз не соваться, чтобы внимания не привлекать. Но вопросы к владельцу всё равно появятся, ты же понимаешь. Его начнут трясти, выспрашивать. К тому же, они друзьями были.

- Дима, но ведь Макс сам употреблял этот препарат. Я же знаю, как он хотел нарастить мышечную массу…

- И что? Дилеры получают куда больший срок, чем наркоманы. Или ты забыла?

- Но это же не наркотики!

- Маша, - повысил он голос, - у нас хоть и не предумышленное, но убийство. Уясни себе это!

- Уяснила, - тихо проговорила она.

Дима ещё походил, было понятно, что он здорово нервничает и одновременно крайне недоволен. И ситуацией, и своей реакцией на неё. Видимо, сработал тот самый закон личного отношения, о котором Маша совсем недавно сама думала. Как только дело коснулось близкого человека, это заставило пошатнуться уверенность даже Дмитрия Харламова. Но Маша была уверенна, что Дима с собой справится. Потому что ему в данный момент мешает мыслить рационально именно злость.

Остаток вечера прошёл в гнетущих размышлениях. Дима молчал, что-то обдумывал, Маша старалась ему не мешать, но куда деть собственные мысли и огромное беспокойство, не знала. Далеко не сразу решилась к Димке приблизиться, если честно, впервые видела его таким, и как себя вести, как подступиться к нему, не знала. В конце концов, просто подошла и обняла. Наклонилась к нему, прижавшись щекой к его макушке.

- Ты уже знаешь, что делать? – спросила она тихо.

- Я выжидаю.

Она по груди его погладила.

- Я никак поверить не могу. Зачем ему это было надо?

- А ты не понимаешь? – Дима резко выпрямился, плечи расправил, и мгновенно стал недоступным для неё, будто стеной отгородился. – Безнаказанность свою чувствовал. Он же Стас Тихонов, кто посмеет его тронуть? Знаешь, мне даже жаль, что я не могу ткнуть этого мальчишку носом в то, что он натворил. Чтобы он, наконец, начал взрослеть.

Маша молчала. Понимала, что у Харламова наверняка есть все основания для возмущения и подобных речей, но она ещё слишком хорошо помнила Стаса, которого себе придумала и сильно полюбила. Да, в последний месяц она сделала много открытий, причём неприятных, взяла и в одночасье изменила свою жизнь, но перестроить своё сознание и принять Стаса таким, каким увидела его… глазами Димки, ещё не слишком получалось. Не сознание, сердце сопротивлялось. Это была не любовь, это были тёплые воспоминания о любви, которую она долгое время в себе взращивала и лелеяла, которой дорожила. А Димка о личности племянника был невысокого мнения, любил его, как младшего в семье, но всерьёз не воспринимал. И Маше приходилось к этому привыкать. Но самое неприятное было в том, что она не могла оспорить его мнение, даже в память о прошлом. Ведь она знала Стаса другим: любящим, внимательным, даже романтичным. Но понятно, что для реальной жизни, с её проблемами и препятствиями, это не являлось достоинствами или существенными критериями. И это как раз и стало основной причиной их расставания. Стас не стал, не захотел, а, возможно, не сумел справиться с проблемами и давлением со стороны.

Но понятно было одно.

- Дима, тебе нужно успокоиться.

- Я спокоен.

- Ты злишься.

- Маша, я имею право злиться!

- Я знаю! – повысила она голос в ответ. – Но ты должен успокоиться! – Она выдохнула, тон сбавила. – Иначе что мы будем делать?

Харламов стоял перед ней, грозно нахмурившись и уперев руки в бока. Маша несколько секунд приглядывалась к его напряжённой позе, потом потянулась к нему, обняла. И предложила:

- Пойдём спать. Я так соскучилась по тебе.

Он, кажется, обдумывал её слова. Затем мрачно хмыкнул.

- А ты уснёшь?

Это был намёк, Маша была в этом уверена. И отреагировать на эти слова нужно было очень осторожно. Она погладила его по плечу и сказала:

- Нет, конечно. Я сначала прослежу, чтобы ты уснул.

Он всё-таки улыбнулся. Ладонь прогулялась по Машиному телу. А когда он сказал:

- Я тоже по тебе скучал, - это можно было расценить, как приз.