Карен Монинг - Заклятие горца

Но тогда мужчина сказал ему, что он фактически какое-то время жил среди Чара, знаком с рунами на Реликвиях, и бегло говорит на языке, как он утверждал, Туата Де. Он также показал хорошее знание Светлого и Темного Дворов Сидхе. Этого было достаточно, чтобы заставить Луку держать себя в руках.

Кем бы ни был, мужчина нужен ему живым, пока он не выведает, какими знаниями тот обладает. Ему потребуется время, чтобы провести жестокое глубокое исследование. И пока Темное Зеркало не окажется у него в руках, такие важные мероприятия должны быть отложены. Он вынужден был позволить мужчине уехать, сказав ему, что свяжется с ним.

Ах, да, Кейон будет наказан. За то, что срывает его планы, заставляя тратить впустую его время, и связывая его ресурсы в такой критичный час. Люди Ганса искали в Нагорье. Кто-то наблюдал за аэропортами, другие будут, в случае необходимости, заниматься созданием охранных заклинаний вокруг Горца, когда он найдет его. Все они были людьми, которые могли бы до последнего шага следовать за лидером в поиске Темной Книги.

Ему было интересно, как гордый Келтар хотел бы провести следующую тысячу лет, повешенный в глубокой, темной пещере, развернутый стеклом к каменной стене. Он держал зеркало в своем кабинете только для развлечения, которое оно давало, и потому что, от случая к случаю, он нуждался в своем пленнике, чтобы выполнить какое-нибудь дело, которое он не мог сделать самостоятельно, поскольку еще не обладал достаточной мощью для этого. Но как только он получит Темную Книгу, ему никогда больше не потребуется Друид.

И тогда Кейон МакКелтар будет гнить в самом глубоком, самом холодном, самом черном аду, который Лука сможет найти для него.

При идеальных обстоятельствах, Джесси, могла бы потратить дни на размышления. Даже недели. Когда она испытывала душевную боль, то предпочитала скрываться и зализывать свои раны в одиночестве.

Но обстоятельства были далеки от идеала, и количество дней было четко ограничено, сколько – не имело значения. Что касается недель, то у нее их было две. Срок. К тому времени, когда она закончила бы зализывать раны, она истратила бы слишком много времени.

А потом презирала бы себя за впустую потраченное время.

Кейон либо закончил накладывать свои охранные заклинания, либо зеркало призвало его снова. Ей это стало известно, поскольку она только что услышала смех и разговор людей на газоне. Она отодвинула шторы, чтобы увидеть, как застенчивые солнечные лучи уходящего дня пытались протолкнуться сквозь густые серые облака, и несколько девушек из замковой прислуги стояли, подбоченившись, сверкая глазами, и флиртовали с группой очень мускулистых садовников, которые приводили в порядок живую изгородь на все еще влажном газоне.

Она была удивлена тем, что день уже подходил к концу. И большую часть его она провела, уставившись в пространство, пробуя разобраться в путанице своих мыслей, безнадежно запачканных эмоциями, и решая, был ли Кейон черствым ублюдком, который просто хотел потрахаться прежде, чем он… (она отказывалась произносить это слово даже мысленно) или она все же не была ему безразлична.

Она могла аргументировать оба случая.

«Ты проникла мне в сердце, женщина», – говорил он.

И когда она вспоминала его, произносящего эти слова, и выражение его лица, когда он говорил об этом, девушка верила ему.

В особенности, когда она воскресила в памяти тот способ соития, которым он воспользовался, чтобы заняться с ней любовью перед камином. И позднее в душе. Она могла поклясться, что чувствовала плотью и кровью, через прикосновение его рук к ней, что он с нежностью лелеет каждую ее клеточку.

И все же, некая циничная часть ее утверждала, что умирающий человек, проживший тысячелетие в жажде мести, мог сказать все что угодно, чтобы добиться своего:

а) где-нибудь в безопасном месте я смогу осуществить свою месть;

б) эй, как насчет попутного, ни к чему не обязывающего сексуального марафона с великовозрастным балбесом?

Вывод: «великовозрастный балбес» должен, в конце концов, понимать, что она не будет отсиживаться в одиночестве в своей комнате, вслепую копаясь в своих мыслях.

Таким образом, она решила пойти найти его, и искать ответы на свои вопросы не вслепую, а совместно с ним, и посмотреть, что из этого получится.

После длительного копания в своих мозгах она должна добраться до сути.

Кейон стоял в библиотеке около камина, заканчивая заплетать последние косички в своих волосах.

Он плавно возвращал трехцветные бусы на свои места, легко сжимая металл между своим указательным и большим пальцем, придавая им конечную форму. Маг не рискует оставлять на своем теле ни единого лишнего элемента, имея дело с Темной магией. Он взял свои браслеты с каминной полки и вновь закрепил их вокруг запястий.

Земля замка теперь была полностью охраняемой и защищенной. В почве было не так много мертвых тел, как он ожидал, вероятно, благодаря менее мощной, древней охранной магии, которую он обнаружил и удалил перед насаждением свой собственной.

Земля Келтаров была чистой землей, сильной и мощной. Установленная им защита усилила ее потенциал, подняв ее на ощутимый уровень. Он действительно ощущал мощь своей защиты, гудящей под его пятками, поскольку он проходил по ней, возвращаясь к стоящему выше замку. Никакая магия Луки теперь не принесет ему ни малейшей пользы на землях, прилегающих к замку.

Он выглядел изнуренным к моменту завершения своей задачи и торопился в библиотеку, сообщить своим потомкам, что работа была сделана. Он нашел близнецов и их жен, уютно расположившихся у потрескивающего камина.

Не было ни единого места в заполненной книжными рядами комнате, взгляд на которое не возвращал бы его к хмельным, сладострастным, чувственным воспоминаниям о ночи, проведенной с Джессикой. Их тела сливались в горячей страсти каждой частичкой, как он и предвкушал заранее.

Все время, пока он налагал охранные заклинания, все его мысли были предельно сосредоточены на выполняемой задаче. Но теперь он может ослабить свой жесткий контроль и выпустить чувства на свободу, с жадностью направив их на свою женщину.

– Как она? – спросил он.

Ему ответила Гвен.

– Разъярена. Обижена.

– И обижена. И разъярена, – добавила Хлоя.

– А чего ты ожидал? – спросил Драстен натянуто. – Ты соблазняешь ее и не говоришь ей, что умираешь? У тебя что, нет ни грамма чести, родственник?

Кейон ничего не ответил. Он не обязан объясняться ни с Драстеном, ни с любым другим человеком. Мнение только одной женщины имело для него значение, но даже оно не будет препятствием для него. Он поступил так, как посчитал нужным, и не желал умирать. Умирать, не получив свою ночь. И хотя Джессика может придумывать ему тысячи уничижительных эпитетов, он все равно проведет с ней следующую ночь, и все другие.

Так много ночей, сколько он сможет вымолить, заимствовать или украсть у нее, пока от него не останется ничего, кроме пыли, развеянной на пасмурном шотландском ветру.

– Где она? – Зеркало все еще не призвало его. Ему обязательно нужно было успеть наложить защиту, но теперь, когда это было сделано, он не собирался впустую растрачивать драгоценные свободные от зеркала мгновения времени.

Когда Гвен уже открыла рот, чтобы ответить, дверь библиотеки приоткрылась и показалась голова Джессики.

Ее задумчивый изумрудный взгляд остановился на Гвен. Она сначала не видела Кейона.

Сексуальные ноги обтягивали потертые синие джинсы, которые так недавно были обернуты им вокруг ее лодыжек, прижимая ее маленькую попку к нему, в то время как он загонял себя в нее. Они обтягивали ее бедра, оставляя открытой сливочную загорелую кожу живота, на который он пролил капли своего семени. Мягкий, изящный, кружевной бледно-зеленый свитер был застегнут на пуговицы вдоль ее тяжелых, округлых грудей.

Ему казалось, что прошла вечность, с тех пор как он притрагивался к ней.

– Я хочу узнать, где – О! – Слова застряли у нее на языке, когда она увидела его. – Ты тут.

Кейон оценивал ее с помощью инстинктов охотника, рожденного убивать. Он слишком много раз наталкивался на гладкую прохладную стену в ее голове, так что больше даже не пытался узнать ее таким способом. Вместо этого он читал язык ее тела.

С тем чтобы все, что касалось ее, также имело отношение и к нему. Бессмысленная, безрассудная потребность. Ей нужно набраться мужества. Так сказать.

В несколько агрессивных шагов он покрыл пространство между ними.

Ее глаза распахнулись. Она облизала свои губы, и они раскрылись – не в протесте, а в инстинктивной готовности. Ее зрачки расширялись, ноги двигались сами по себе, груди напряглись. Христос, он чувствовал то же самое.

Видя ее, он испытывал непреодолимую потребность в ней.

Он накрыл ее плечо своей рукой, открыл дверь и вывел ее в коридор, дернул дверь, закрывая ее за ними, отрезав МакКелтаров одним хлопком. В этот же момент они перестали существовать для него.

Осталась только Джессика.

Длинный коридор с высокими потолками освещался бледно-желтыми настенными бра и пламенным сиянием темно-красного заходящего солнца за высокими оконными рамами. Он отрезал ее от зала, вытягивая ее вдоль стены. Он чувствовал, как жар ее тела окатывает его, знал, что от него исходит то же самое. Он чувствовал аромат ее и своего собственного возбуждения. То, что было между ними, буквально полностью носило стихийный характер.

Но она проявляла стойкость характера и мужество, кратко энергично выдохнув:

– Ты, сукин сын!

– Ты говорила это вчера. Я слышал тебя тогда. – Если бы у него в запасе была бы целая жизнь, он поступил бы иначе, никогда не дал бы ей повода обзывать его так. Если бы только он встретил ее, когда ему было около двадцати лет, или нет, если бы они были обручены при рождении, выросли вместе в непосредственной близости в Нагорье, его жизнь была совсем другой. Он был бы полностью удовлетворенным мужчиной, и той снежной ночью, когда Лука постучался в его дом, он находился бы в кровати со своей женой. С малышом или двумя поблизости. Магические заклинания и чары не прельщали бы его. Ничего, что не имело бы отношения к его женщине, не прельстило бы его. Он никогда не сопровождал бы Тревейна в Ирландию, никогда не ехал бы рядом бы с ним в Кэпскорт в тот прелестный весенний день, только затем, чтобы к ночи кровь всей деревни была на его руках.