Ханна всегда знала, что ей повезет. Она умела ждать. Тем более что Даниэль, ничего особо не обещавший, имел в виду то же самое. А не обещал он лишь из врожденной осторожности. Давным-давно у них состоялся разговор на тему, когда людям, причем не конкретно им, а людям вообще, нужно создавать семью. Именно тогда он озвучил то, что Йоханна желала услышать: когда мужчина встанет на ноги, купит дом и будет уверен, что отложенных денег хватит на обучение троих его детей. Про троих детей ей тоже понравилось, поскольку Ханни планировала ровно столько же. У разговора имелся подтекст, который они оба прекрасно понимали, и это было замечательно.

Йоханна была упрямой и целеустремленной. Женить на себе Даниэля она решила еще в школе. С тех пор их бодрое партнерство, правильно понимаемое с обеих сторон, медленно, но неуклонно приближалось к логическому завершению.

Предыдущая попытка, когда Дани приехал в отпуск, провалилась. А ведь они с фрау Танненшток так замечательно все продумали! Но Дани честно сказал, что не готов. Ханни начала немного злиться. К сорока годам он мог бы и дозреть до первой совместной ночи. Она уже давно дозрела, перезрела и могла просто свалиться с дерева невест, как подгнившее яблочко.

– Все должно произойти после свадьбы, – твердо стоял на своем Дани.

Это было бы подозрительно, если бы Йоханна не знала своего условного жениха как облупленного. В его словах не звучало фальши. Он действительно был щепетилен и порядочен. Именно таким должен быть ее супруг и отец ее детей.

Она с умилением посмотрела на его сутуловатую спину, обтянутую темным кашемиром, и счастливо улыбнулась.


Основательно продрогнув, Лизавета впорхнула в холл, прикрывая лицо капюшоном пуховика. Ей хотелось усугубить налет таинственности и запретности. Адреналин в крови зашкаливал. Лизавета поджимала ноги в тонких сапогах, как озябшая курица. Попрыгав в тепле, она подмигнула швейцару, помахала девочкам за стойкой и потопала к лифту. Топала она специально, поскольку правую ступню начало сводить. Не хватало еще таких проблем в столь знаменательный вечер.

Лиза в ресторане решила, что вечер будет именно знаменательным, ведь она впервые изменит мужу. А что? Он, можно сказать, сам ее на это толкнул. Решил же ее Славик завести себе Данаю! Почему бы ей тоже не поразвлечься?

Нога совершенно не слушалась.

«Здравствуй, старость!» – вздохнула Лизавета и навалилась всем весом на подгибающуюся конечность. Ей надо было на пятый этаж. Пошевелив губами и вспомнив примерное расположение номеров, Лиза сообразила, что пятьсот восемьдесят первый номер, в котором ее ждал шеф, должен располагаться в правом крыле. К лифту подошли жизнерадостные американцы в солдатских шинелях и бейсболках. Они радостно орали, обмениваясь впечатлениями от экскурсии. Лизавету буквально внесли в лифт, даже не заметив.

«Странные они какие-то», – подумала Лизавета, пристально глядя на ближайшего бритого дядьку с полиэтиленовым пакетиком в руке. Из пакетика торчал российский триколор. Дядька широко улыбнулся и хвастливо ткнул себя в грудь. На его шинели были приколоты в ряд октябрятский, пионерский и железнодорожный значки. Ни подмигивать ей, ни заигрывать с красивой девушкой он даже не попытался.

На всякий случай Лизавета проинспектировала свое отражение в зеркале. Вроде все нормально. Значит, дело не в ней. Ну и ладно. Она протиснулась вперед и вышла на своем этаже.

Номер шефа оказался в самом углу. Распахнув пуховик, который она забыла оставить в раздевалке, Лизавета кокетливо выставила колено, сложила губы трубочкой и постучала. Пока с той стороны возились с замком, она решила не изображать нимфетку и встала ровно.

Решение оказалось интуитивным, но тактически верным.

По ту сторону двери стояла черноволосая, сухопарая тетка, похожая на любопытную галку. Носатая, блеклая, с круглыми глазками, она наклонила голову чуть вбок, с интересом и недоумением разглядывая Лизу. Помолчав, тетка что-то протарахтела на незнакомом языке и растянула губы в резиновой улыбке.

– Ой, – попятилась Лизавета. – Извините! Не туда попала.

Она одурело посмотрела на табличку с номером. Табличка не оставляла никаких сомнений, что попала она туда. Тем более что из-за спины «галки» появилась сначала смело накрашенная старушка, а за ней высился директор собственной персоной.

Выражение лица у него менялось, как кожа хамелеона, брошенного в клетку к хищникам. Сначала шеф удивился, как и его дамы. Потом в глазах забрезжило понимание. После чего физиономию Танненштока исказила гримаса ужаса и отчаяния. В довершение всех мимических коллизий директор принялся строить Лизавете страшные рожи и сигнализировать что-то белесыми бровями.

Быстротой мышления и сообразительностью Лиза Бабаева никогда не отличалась. Поэтому она медленно и обстоятельно стала перебирать варианты: шефа захватили в заложники и он просит помощи, шеф хочет, чтобы они провели вечер в этой странной компании, шеф просто желает ее отпугнуть. Учитывая тот факт, что в начале вечера он приманивал и подкармливал Лизавету, гнать ее сейчас было нерационально.

– Добрый вечер, – неуверенно промямлила Лиза, отводя взгляд от Танненштока, которого уже перекосило. У него от усердия даже очки съехали на кончик носа и криво повисли, зацепившись за розовые уши.

Бабулька холодно уставилась на гостью, словно Лиза вломилась на прием вдовствующей герцогини с барабаном и горном. Высокомерно поджав сухие губы, обильно смазанные коралловой помадой, старушенция оттеснила более молодую тетку и строго каркнула что-то, обличительно ткнув в Лизавету пальцем.

«Немцы», – сообразила Лиза, основательно струсив.

Танненшток был в ужасе. Конечно, Йоханне он бы все объяснил, она чудесная женщина, с ней никогда не возникнет проблем. Но мама… Нужно было срочно что-то предпринять.

– Дани, что это за явление? – Маменька величественно обернулась к нему и, насупившись, начала сверлить недобрым взглядом.

– Это моя сотрудница. – Он многозначительно посмотрел на Лизавету, забыв, что по-немецки его Лизетта не понимает. – Наверное, что-то случилось, иначе ее не прислали бы.

– А почему она в верхней одежде? – не унималась мать.

– Так зима же, – пожал плечами Даниэль, мечтая об одном – чтобы Бабаева немедленно провалилась сквозь землю.

Лизавета таращилась на них, как летучая мышь, у которой перед носом махали факелом. Беглая немецкая речь напомнила фильмы про фашистов. Именно такими лающими фразами обменивались каратели, прежде чем кого-нибудь расстрелять. Или сделать гадость.

– Лиза, что случилось? – с нажимом спросил Танненшток и так выкатил глаза, что она икнула и тоже вытаращилась в ответ. Кто бы ей объяснил, что случилось и что тут делают две туристки, явно недовольные ее появлением.

– У-у-у, – прогудела мама. – Как он работает с таким контингентом? Ты посмотри, Ханни, какое у девицы дебильное лицо.

– Наверное, она забыла, зачем ее послали, – предположила Йоханна, решив выручить Даниэля.

Зачем сюда явилась ногастая красотка, она сообразила сразу. Уличить мужчину просто, но тогда придется либо гнать его в шею, либо прощать. И то и другое – сложное решение с отдаленными последствиями. Лучше в подобных ситуациях не горячиться.

– Меня ждут внизу? – помог Лизавете взмокший от переживаний шеф.

– Кто? – изумилась та и немедленно осеклась под яростным взглядом начальства. – А, ну да… – Она снова вопросительно уставилась на директора в ожидании подсказок.

– Пойдемте! Спасибо, что позвали, – медовым голосом пропел Танненшток, боком протискиваясь мимо родительницы. – Мама, я сейчас. Надеюсь, там ничего серьезного. Минуту, буквально минуту. Только не уходите!

– Послушайте, – прошипела Лизавета, когда он затолкнул ее в лифт. – Какого черта? Сначала вы раздаете авансы, а потом спроваживаете меня, как коробейника, который принес китайские утюги!

– Лизетта, это форс-мажор!

– Это хамство! Я выпила, настроилась…

– Ко мне приехала мама с… подругой!

– С вашей подругой?

– Нет, со своей! – Танненшток быстро просчитал, что мама с Ханной уедут, а он останется, поэтому сбрасывать со счетов уже подкормленную Лизу нецелесообразно. – Но моя мама очень болезненно реагирует на девушек!

– Я заметила.

– Лизетта, давай перенесем наше рандеву. Все остается в силе.

– Можно подумать, будто я напрашивалась, уговаривала, а теперь вроде уломала, но надо подождать, – пробормотала Лизавета, оскорбленно высвободив локоть из лапок директора.

Тот опять схватил ее за руку и поцеловал, заискивающе бормоча:

– Они ненадолго, всего лишь на неделю!

– Ладно, – буркнула Лиза, расстроенная результатом вечера.

Такси он ей ловить не стал. Конечно, чего тратиться – не отработала! Лизавета гневно всхрапнула и понеслась домой.

Уже ворочая ключом в замке, она вспомнила, что не придумала, что именно скажет Славе. И как будет себя вести.

Когда стараешься сделать что-то тихо, непременно что-нибудь упадет, загремит или под ноги подвернется кошка. А если надо, чтобы тебя услышали, хоть обкашляйся и шкаф урони – не услышат. Этот закон подлости был Лизе известен, но она решила все же попробовать. Слава должен знать, что она вернулась.

Повозившись в темноте и последовательно уронив металлическую ложку, сапоги и пнув по тумбочке, Лизавета прислушалась. В квартире царили темень и тишь. Лиза на цыпочках прокралась в кухню и погремела чайником. Никакой реакции. А ей так хотелось объясниться именно сейчас, а не в голом виде, когда она уже ляжет в кровать к спящему Славе. Он, может, и эсэмэску не получал! Пил весь вечер! И вообще не в курсе, что жену пора ревновать!

Лизавета зашла в спальню. Даже в темноте было видно, что Славы в постели нет. Почти бегом обойдя всю квартиру, Лизавета констатировала – мужа дома не было. Что это значит? Он умер на месте от разрыва сердца, застав ее с шефом? Вряд ли. Не тот накал страстей. Или муж где-то заливает горе потери дешевой водкой? Нет, она ему денег не оставила. Тогда что?