— Именно! И Джордан утверждал, что его били… еще раз. Джордан привез доктора из Джеральдтона, и, наверное, не только для Летиции… а это значит, что у Элиаса опасные увечья. Что тебе известно про это, Джефферсон?

Мило секунду обдумывал, не солгать ли ему, но тут же решил, что сказать правду будет намного выгоднее.

— Я видел, как он дотронулся до миссис, хозяин. Я просто потерял голову.

Макс с шумом выдохнул воздух:

— Что это значит… дотронулся?

— Он… держал ее за руку.

Макс побледнел и покачнулся. Глаза его закатились.

— Скажи мне… расскажи мне точно, что произошло!

— В ту ночь, хозяин, когда миссис пришла домой после вечера… они долго говорили с Элиасом, и он взял ее за руку. Я видел это собственными глазами, и я решил, что он не имеет права так обращаться с вашей женой… Особенно если вспомнить, что было в прошлом… — сказал Мило и вновь ощутил в себе ревность, овладевшую им в ту ночь, когда Летиция подала руку Элиасу.

Упоминание о прошлом окончательно вывело Макса из себя.

— Так почему ты мне ничего не сказал? — заорал он. — Летиция моя жена, и если этот черный мерзавец посмел прикоснуться к ней, я бы сам разделался с ним! И тогда бы он точно не смог никуда удрать!

— Он дотронулся до нее, хозяин, клянусь. Я не хотел беспокоить вас, вы очень переживали из-за статьи Евангелины, — продолжал Мило, судорожно соображая, как отворотить от себя гнев Макса. — Джордан Хейл слишком много о себе возомнил, хозяин. У него нет никакого права переманивать ваших канаков. Можем мы заявить в полицию, чтобы его арестовали?

— Нет… я знаю, что сделаю! — прорычал Макс, вытаскивая зубами пробку из еще одной бутылки. Мило, поняв, что маневр его удался, с облегчением вздохнул — сейчас Макс был так одержим ненавистью к Джордану, что плохо соображал что-либо.

— Может, взять несколько ребят и разобраться с ним, а, хозяин?

Макс хлебнул изрядный глоток рома и вытер рукой рот.

— Я сам с ним разберусь. Один, — сказал он, отдуваясь.

— Один?

— Да что с тобой, Джефферсон? Ты что, думаешь, я не слажу с этим Хейлом?

Макс понимал, что Джордан уже не прежний юнец, но самолюбие не позволяло ему признаться в этом.

— Да, хозяин, конечно… Вы сладите с любым, тем более с этим городским слабаком. Он-то думает, что он настоящий фермер, — сказал Мило и льстиво улыбнулся Максу.


Час спустя, осушив бутылку рома, Макс в одиночестве подъехал к воротам Эдема. Он был так пьян, что едва мог прямо держаться в седле. Грязная рубашка была пропитана потом. Любимая гаванская сигара, казалось, вот-вот выпадет из его немеющих пальцев.

Где-то в темном уголке его насквозь проспиртованного мозга мелькнула мысль, что дом Хейла выглядит теперь по-новому, что пространство вокруг дома расчищено. Хотя Эдем и не мог еще сравниться с Уиллоуби, прежнего печального запустения уже не было. Воспоминания мешались в уме Макса с искаженной ромом реальностью. Сейчас он видел, как живую, Катэлину Хейл, стоящую на веранде, ее черные как смоль волосы, развевающиеся на нежном полуденном ветру, ее глаза, искрившиеся в золотом свете заката, и приветственную улыбку на ее губах…

— Катэлина, — пробормотал он. Лошадь внезапно споткнулась, и резкий толчок вернул Макса к реальности.

— Хейл! Выходи сюда, Хейл! — закричал Макс, подъехав к дому ярдов на десять.

Джордан открыл дверь и вышел на веранду. Солнце бросало на его фигуру резкую тень, и Макс не мог видеть выражения его лица.

— Я же сказал тебе, чтобы ты никогда больше не появлялся здесь, — сказал Джордан.

— Сказал… а сам ждал, что я приму тебя в Уиллоуби с распростертыми объятиями? — саркастически промычал Макс.

— У меня не было ни малейшего желания приезжать в Уиллоуби. Я всего лишь хотел, чтобы Летицию осмотрел врач.

Солнце било прямо в налитые кровью глаза Макса, и ему приходилось щуриться.

— Не лезь не в свое дело. А я приехал за тем, что принадлежит мне.

Джордан на мгновение подумал, что Макс говорит о Еве.

— Где Элиас? Я не собираюсь возвращаться без него! — закричал Макс.

— Я же сказал тебе: он никогда не вернется в Уиллоуби, — твердо ответил Джордан.

— Я требую, чтобы ты выдал его, сейчас же! Пока тебя не арестовали! — Макс в ярости дернул поводья, и лошадь вдруг поднялась на дыбы, едва не сбросив его на землю. Макс грязно выругался.

Услышав шум, Ева вышла из дома. Макс изумленно посмотрел на нее.

— Что ты здесь делаешь?

— Я… здесь работаю, — негромко ответила Ева, с тревогой глядя на отца: сейчас он был еще в худшем состоянии, чем два часа назад.

Макс бросил на Джордана взгляд, полный яда.

— Работаешь? И что же ты делаешь? — насмешливо протянул он. По тону отца Ева почувствовала, что он ее оскорбляет.

— Это тебя не касается, — ответила она.

— Скажи мне, что ты тут делаешь, Евангелина! — пронзительно крикнул Макс. Пот снова прошиб его, рубашка прилипла к телу, обрисовав нездорово полный торс и покрытую волосами грудь. Вены вздулись у него на висках, глаза почти скрылись под мощными надбровными дугами, и кожа внезапно приняла болезненно-багровый оттенок. Казалось, его вот-вот хватит удар.

— Я… крашу дом… и делаю разную… прочую работу, — запинаясь, ответила Ева. Она изо всех сил пыталась теперь смягчить неизбежный взрыв гнева Макса, но все равно чувствовала, как в душе ее поднимается гнев. Как он посмел явиться сюда и устраивать здесь сцены? — Отчего это ты вдруг вздумал поинтересоваться мною? Раньше я не замечала такого внимания. Отчего же теперь тебя так волнует, что я работаю здесь? — все сильнее волнуясь, спрашивала она. Зная, каковы будут последствия ее вопросов, она уже не могла сдерживать себя: этот человек отказал ее матери в простейшем праве встретиться с врачом, и отныне для Евы Макс был истинным исчадием ада.

Макс слез с лошади и шатающейся походкой двинулся к Еве и Джордану. Ему вспомнилась старая угроза Джордана завязать близкие отношения с его женщинами, ночь, когда умирал неблагодарный Патрик Хейл, не пожелавший забыть о прошлом. Он вспомнил, как всегда считал Патрика неподходящей парой для Катэлины… Что Катэлина сказала ему перед самой смертью…

Сейчас он ненавидел Джордана Хейла всеми силами души и страстно желал одного — уничтожить его. Он заметил, как Джордан заслонил собой Еву, и понял, что она что-то значит для него. «Ева его уязвимое место», — довольно подумал Макс. Он не собирался упускать ни единой возможности сокрушить своего заклятого врага.

В мозгу Макса сверкнула связная мысль — воспоминание о последней просьбе Летиции. «Она хотела рассказать Еве правду о том, что ее отец другой человек. О дьявол! — подумал он. — Нет, я не доставлю тебе такого удовольствия! После всего, что… как ты могла… с кем? С каким-то канаком?»

— Теперь все становится ясно, — медленно и невнятно проговорил Макс. — Я знал, что ты не моя дочь. Всегда знал, что… что-то тут не совсем так…

Ева охнула и судорожно схватилась за что-то твердое, оказавшееся рукой Джордана. Она ждала, что Макс начнет бушевать, была готова к его крику и оскорблениям, но таких слов совсем не ждала.

— А знаешь ли, кто тебя зачал? Не кто иной, как какой-то грязный канак. Забавно, правда?

Ева смотрела на Макса. Слова его с трудом доходили до ее сознания. «Он лжет, он просто хочет оскорбить меня», — подумала она.

Джордан с высоты своего роста взглянул на маленькую и такую беззащитную Еву. На лице девушки были написаны изумление, потрясение и острая боль от осознания того, что теперь она окончательно потеряла отца. И даже сейчас, после всех бед и несчастий, Джордан все еще не мог поверить, что Макс может быть так невероятно жесток к Еве.

Джордан повернулся к нему. Воспоминание о смерти отца было так же ясно, как будто это было только вчера. Да, Макс и тогда был так же жесток.

— Заткнись, Макс! — проговорил он глухим, сдавленным голосом. — Ты пьян и не понимаешь, что несешь. — Джордан знал, что Макс прекрасно осознает, что говорит, были ли его слова правдой или нет, но Джордан хотел заставить его замолчать.

— Не веришь мне, так ведь? — сказал Макс, по-прежнему глядя на Еву и не обращая внимания на слова Джордана. По пути в Эдем он думал, что его собственная боль уйдет, утихнет, когда он насладится страданиями Евы, но этого не произошло. Единственное, что чувствовал Макс — страшное душевное опустошение. — Это правда, — продолжил он почти печально. — Твоя мать сама рассказала мне, что я не твой отец… Это, верно, был тот мерзавец-рабочий. Так что, выходит, папаша твой черномазый, а мамаша — просто шлюха….

Джордан шагнул навстречу Максу, размахнулся, и через одно мгновение Макс тяжело рухнул навзничь.

— Не надо, Джордан! — воскликнула Ева, подходя ближе. Она взглянула на человека, которого всегда считала своим отцом. Лежащий в грязи, нетрезвый, растрепанный и обросший Макс выглядел сейчас жалко и был совсем не похож на прежнего Максимилиана Кортленда.

— Я согласна быть канаком, но только чтобы в моих жилах не текла твоя садистская кровь! — сказал она. Мужество оставило ее, и, заплакав, она повернулась и бросилась прочь.

Гэби и Фрэнки стояли в холле, и, взглянув на них, Ева поняла, что они слышали все. Ей не хотелось, чтобы Гэби узнала, что она лгала ей и об этом, но теперь было уже поздно. Совершенно сбитые с толку, Гэби и Фрэнки смущенно посторонились и дали Еве пройти.

Ева промчалась по дому и выбежала через заднюю дверь наружу. Через несколько секунд она была уже у рабочего барака.