Али смотрел в сторону, не чувствовал ласку ее рук, боль ее души.
— Ты, твоя слепая бабушка, эти овцы, вонючие и противные скотоводы, эти горы, леса, бесконечные туманы — все мне надоело! — взревел Али. — Я хочу свободы, нормального человеческого общения, спать в нормальной постели, питаться, как люди, жить, веселиться! А то, что получается, ни днем, ни ночью нет покоя! В дождь, стужу, слякоть — все время я со скотом то в горах, то в пустыне! А когда я буду жить? Когда постарею?! Ищите лохов! Все, хватит, я ухожу!
Мусса был потрясен не слепой любовью Зарият к Али, нет! Он был поражен ее преданностью, преданностью собачки к своему хозяину. «Смотри на нее, — удивлялся Мусса, — чем больше этот изверг истязает, унижает ее, тем больше она перед ним унижается, терпит его побои! Аллах! Аллах! Чем больше этот изверг пинает ее ногами, тем сильнее она за него держится! Дура есть, дура!»
Убитая горем Зарият из всего, что высказал Али она поняла одно: он не любит Зарит, не только не любит, но и ненавидит ее! Что же с ним случилось со вчерашнего дня? Вчера он поднял ее на руки, осыпая ее губы, глаза, лицо, руки поцелуями, он повторял, что любит, обожает нее, что он без нее и дня прожить не может. Он срывал, звезды, луну с небес, преподносил к ее ногам. Дарил эти горы, леса, луга. А сегодня говорит, что ненавидит. Где логика? О, Аллах! О, Умчар! Как же так, что же с ним случилось? Почему молчишь? Если Ты видишь эту несправедливость, тогда почему не покараешь его своим огнем?
От горя и беспомощности ее сердце разрывалось на части. Если посмотреть с другой стороны, в ее душе волнами поднимался протест, приводящий ее в ярость. Она опускалась и поднималась на ноги, как рысь, готовая вот-вот на него наброситься.
— Говоришь, что ты перестал меня любить, так? Так? — в глазах ее заиграл какой-то дикий огонь, угрожающе наступая на него, ее голос сорвался на шепот.
— Перестал любить! Да, так! — выпалил Али.
Зарият приподняла голову так, что все лучи луны одновременно сфокусировали в зрачках ее глаз. Какие это были глаза! В них горели огни, способные испепелить его целиком. Это были не глаза, а два булатных клинка, готовые поразить его сердце! Это были не глаза, две Головко змеи, готовые наброситься на него и ужалить!
Али был поражен глубиной их дерзкого взгляда, блеском металла этих глаз, что он на мгновение внутренне сжался.
— Тогда, любимый, я убью тебя… Сначала тебя, а потом меня! — просто прозаично бросил а Зарият.
— Это ты? Это ты убьешь меня! — заразился нервным смехом Али. — Вот сейчас, ты зайка, меня по-настоящему насмешила! — на ее лицо, как дуло ружья, направил свой указательный палец. — Это ты меня убьешь?! Ха-ха-ха! — издевательски рассмеялся Али. — Звезды, вы слышите, что говорит это женщина? Говорит, что меня убьет! Ха-ха-ха! — он сверху вниз взглянул на Зарият. — Это ты меня убьешь???
Вдруг резко замолк, вскинул руку вперед, снизу вверх поддел ее за челюсть, повернул ее лицо в свою сторону.
— Не получится! Слышишь, моя благоверная, не получится! А я, если еще один час останусь здесь, слушая твой скулеж, точно убью тебя! Тебя и твою слепую бабушку. Нет, не оружием, а вот этими руками! — резко схватил ее, приподнял и опустил на землю. У него от негодования дрожали руки, делая опасные движения, он схватился за лицо Зарият. — Я просто задушу вас.
Али, унижая девушку, еще раз посмотрел на нее сверху вниз, оторвал ее руки от своей груди, толкнув ее назад, опустив голову, делая широкие и быстрые шаги, свернул с поляны на петлистую дорогу, спускающуюся под гору вниз.
Вдруг от дикого крика Зарият, который раздался сзади Али он вздрогнул, сердце упало в пятки. На одних носках ног резко обернулся в ее сторону. В глазах отразился ужас, они округлились, ноги стали падать, он, защищаясь дрожащими руками, инстинктивно стал отступать.
Он увидел, как в руках Зарият холодным блеском заблестел клинок, на мгновение но его острие заиграли лучи заходящей луны. Девушка размахнулась, клинок перед его выпученными от ужаса глазами, сверкая лезвием, сделал полукруг. Из его глаз брызнули искры, внутри что хрустнуло, по телу потекла горячая волна. Глаза угасли, заволокли в сером тумане. Вдруг его тело стало легким, как пушинка, из глаз брызнул такой яркий сноп света, что они ослепли. Он ухватился за платье Зарият, ноги стали ватными, задрожали, холодная волна молнией прошлась по всему его телу, он падал, ему казалось, что падал куда-то вниз, в темную пропасть целую вечность.
На острие ножа, который запрыгал в руках у побледневшей Зарият, на мгновение заиграли зайчики, с острия ножа под ее ноги упала крупная капля крови. Вдруг с ее рук выпал нож, глаза ее расширились, рот противно задергался, и она заорала.
Луна уплыла за грозовые облака. Мир утонул в душераздирающих воплях девушки. Ударил гром, сверкнула молния, тьма проглотила вокруг все.
1996 г.
Клык змеи
Вот и сегодня солнце закатывает за седловину Малого Кавказского хребта. На морщинистом увядающем лице старухи, с утра до вечера проводящей время на протертой до блеска годами камне, сама ставшая похожей на живой камень, догорали лучи слабо греющего зимнего солнца. На теле, лице сгорбленной старухи остались еле заметные признаки жизни, только иногда хлюпанье тонких губов, похожие на горские лаваши, запавших в беззубый рот и непонятные звуки, одновременно похожие на плач и скулеж зверя, издающие из этого чрева говорили о том, что она еще не превратилась в живую каменную глыбу.
Наверное, в ее потухшем сознании вдруг проснулась какая-то живая искра, потому-что она вдруг, поддев грязные крючковатые пальцы, вытащила из-под что-то, похожего на чохто, и прислушалась. Она из-за кроваво-красных восполенных век взглянула на солце, оседающее за холмистую гряду, гноящимся с красными прожилками на глазном яблоке одним глазом; то ли из беззубого рта, то ли из носа с вырванного одну ноздрю она издала животный звук. И, поддевая под себя одну и другую дугообразные ноги, одновременно опираясь на змеевидную трость, скрипя костями, как старая, полуразрушенная арба, оно чуть приподняла свое неестественное тело и покатило к лестнице, ведущей с веранды на второй этаж.
Это живое существо, не похожее ни на человека, ни на животное, внушало ужас любому увидевшему и услышанному. А если присмотреться к ней без страха, то можно было увидеть в ее теле, на вытянутом вперед лице признаки доживающего последние дни бешеной волчицы. Она, когда, тяжело дыша, передвигалась сгорбленно, на четвереньках, за ней по земле, как жидкий, облезлый хвост волчицы, потерявший шерстку местами, тянулся хвост ее длинного чохто.
Не успела она сделать три-четыре шага, как ее скрюченные ноги вдуг ослабли, не находя опоры, за которого можно было удержаться, подкосилась, как загнившая коряга, и упала на землю. Крючковатыми худыми пальцами ухватилась за ушибленное место, и от боли изо рта издала звуки, похржие на скулеж простуженной волчицы. За селом, из бескрайнего черного леса, состоящего из одних вековых буковых, грабовых деревьев, ей вторил один волк, к нему то с одного, то с другого концов леса стали присоединяться волки, казалось, в этих местах обитают всего лишь одна сумасшедшая старуха и волки.
Сегодня эта старуха, почему-то, как правило направилась ни в свою грязную вонючую каморку на первом этаже, а направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, где более тридцати лет не побывала ее стопа. Скользя по лесенкам на коленях, упирая в лесенки, тросточку, поддерживая свое подковообразное тело, которое скрывало место расположения своей головы, она долго и сложно добиралась на второй этаж. Что страсти проснулись в ее давно потухшем сознании и что мысли проснулись в ее давно застывшем сердце, которые заставили ее подняться на этот давно забытый и заброшенный этаж: воспоминания молодости, боль по прожитым так бесславно годам или еще что-то?
Старуха где-то достала факел, подожгла, освещая себе дорогу, почти прикасаясь к полу длинным крючковатым носом, поводя ноздрями, покатывалась из комнаты в комнату. Языки пламени бледно отражались на богатоубранном оружии, доспехах, серебренной, медной, оловянной посуде, больших подносах, висящих на стенах, золотых, серебряных кубках, стоящих рядами в старинных шкафах с распахнутыми створками. Ее взгляд бессмысленно скользил по дорогому оружию, ворсовым коврам, съеденным местами, вдруг он остановился и замер на пыльной фотографии шестнадцатилетней девушки, висящей на стене напротив дверей. Вдруг живой и острый блеск в глазах девушки привел старуху в какое-то замешательство. С ее лица, из почти невидящего глаза стали исчезать признаки сумасшествия, на лице стали отражаться откуда-то наплывшие воспоминания, в потухшем глазе вспыхнули и погасли живые огни. За последние тридцать лет впервые в жизни она тяжело и болью вздохнула, из другой пустой глазницы ручьями потекли слезы, она всем телом задрожала и, размазывая слезы детскими кулачками по грязному лицу, навзрыд заплакала.
Когда немножко успокоилась, старуха, опираясь на трость, вскарабкала на большой сундук, стоящий под портретом девушки, затем опираясь на трость, потянулась по стене к портрету, подолью грязного бешмета стряхнула пыль с него. Из-за рамки из слоновой кости, расписанной золотом, ей в глаза заглянули глаза удивительно прекрасной и живой девушки. Эти глаза увели старуху в воспоминания ее девичества и за один день погасшей молодой жизни…
Между родами Махмудов и Рамалданов десятки лет не продолжалась кровная месть. Да и в их селении не было сил, способных посадить их за стол переговоров и поставить конец этому кровопролитию. Только ненависть между родами каждый год становилась все острее, а надмогильные памятники на кладбище, которые ставили молодым ребятам с этой и той стороны, все больше…
В горах из ножен вытаскивают кинжалы только в том случае, если задета честь мужчины, матери, женщины. Как в далекие, древние времена, в горах честь сестры, дочери до сих пор берегут, как честь всего рода. И нету большего позора для семьи, рода, чем опозоренная честь девушки, которую с рождения учат блюсти свою честь.
"Зайнаб" отзывы
Отзывы читателей о книге "Зайнаб". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Зайнаб" друзьям в соцсетях.