– Постараюсь, – кивнула Елизавета. – Храни тебя Господь, друг мой.

Я низко поклонился и вышел, чувствуя спиной неотрывный взгляд Кейт. И не оглянулся.

Я недостоин ее. Теперь – недостоин.

И все же я охотно отдам жизнь, только бы уберечь ее и Елизавету от беды.

* * *

Дворец погрузился в темноту, свет факелов, горевших на фасаде, едва пробивался сквозь плотный мрак зимней ночи. Завернувшись в плащ, я торопливо пробирался по внутреннему двору в густой тени высоких стен. Прибытие Елизаветы не могло остаться незамеченным, и мне нужно было как можно дольше не попадаться никому на глаза.

Поднявшись по боковой лестнице в галерею, я остановился и огляделся. Канцелярия, которую я искал, должна была находиться неподалеку от покоев королевы. Осторожно расспросив пробегавшего мимо пажа, я двинулся в нужном направлении. Часовых во дворце явно прибавилось, но ни один из них не проявлял ко мне ни малейшего интереса. Я шел целеустремленной, бодрой походкой слуги, которому необходимо поскорей исполнить крайне важное поручение. В стенных нишах томились скукой придворные – им явно не хватало развлечений. Видимо, все, у кого доставало средств, бежали из Лондона в относительную безопасность провинции, и все же заметно было, что отлаженный механизм двора по-прежнему работает на полную мощность: секретари и пажи спешили по своим делам с папками и сумками. Можно не сомневаться, что совет будет заседать всю ночь, решая, как лучше управиться с сестрой королевы.

Когда я отыскал Рочестера, тот давал указания клерку, согнувшемуся в три погибели над заваленным счетными книгами столом.

– Прошу прощения, если помешал, – проговорил я с порога.

Лорд вскинул голову, сверкнул глазами, сердясь на неожиданную помеху в делах. Вид у него был изможденный, обычно румяное лицо заметно побледнело. События минувших дней, по всей вероятности, изнурили его сверх меры, почти не оставив времени на трапезы с возлиянием и тем более на сон. Когда я сдвинул капюшон на затылок, чтобы свет свечи упал на мое лицо, Рочестер рявкнул на клерка: «Живей! Принеси документы из архива!» – и притворился, будто изучает раскрытую перед ним книгу. Секретарь, искоса глянув на меня, бочком выбрался из-за стола. Как только он скрылся, Рочестер выдохнул:

– Святые угодники, вы что, спятили? Вам здесь лучше не показываться. Если узнают, что вы вернулись, вас арестуют, бросят в камеру и оставят гнить заживо.

Я закрыл дверь. Жаровня наполняла комнату душным жаром.

– Я должен с ней поговорить.

– С ней? – повторил Рочестер и, сообразив, кого я имею в виду, решительно помотал головой. – Исключено. Она вас не примет. Она никого не желает принимать, но вас – в особенности.

Я извлек из-под плаща сложенное письмо.

– Мне нужно передать ей вот это послание. От него зависит жизнь принцессы. Вам тоже дорога Елизавета. Я знаю, вы не хотите, чтобы Ренар победил.

Он судорожно сглотнул:

– Что… что вы этим хотите сказать?

– Вы и так это знаете. Так же как с первой минуты знали, зачем я прибыл сюда. Вы ждали меня. Вы понимали, что Сесил пошлет ко двору своего человека, потому что вы предостерегли его.

Крайний ужас на лице Рочестера подтвердил мою догадку: тайным осведомителем Сесила при дворе был именно он, доверенный ревизор королевы. Это Рочестер предупредил Сесила о смертельной угрозе Елизавете, которая исходит от Ренара, и о предстоящей помолвке королевы с принцем Филиппом. Его, должно быть, терзали угрызения совести. Рочестер преданно любил королеву; он не покинул Марию в самое тяжкое время, когда вся страна была во власти Нортумберленда и никто не верил, что она когда-нибудь взойдет на трон. И все же, подобно многим преданным слугам королевы, он также наверняка считал, что она собирается совершить ужасную ошибку. Англичанин до мозга костей, Рочестер не мог снести мысли, что страна окажется в руках иноземцев, и ужаса, который неизбежно за этим последует.

– Я верный слуга ее величества, – запинаясь, проговорил он. – Вы ни в чем не можете меня обвинить, а если и попытаетесь, я буду все отрицать. Все до последнего слова.

– Вы ничего не поняли. Я совсем не хочу…

Рочестер шагнул ко мне, схватил меня за запястье.

– Нет, это вы ничего не понимаете! Теперь уже ничто ее не спасет. Все пропало. Конец. Мы проиграли. – Голос его задрожал. – Королеву не разубедить. Сегодня она казнила леди Джейн и Гилфорда Дадли. Я был там; я должен был официально засвидетельствовать их кончину.

Жгучая боль пронзила меня. Джейн и Гилфорд были лишь пешками в чужой игре; теперь оба они мертвы. Зато Роберт Дадли жив. Человек, которого я презирал, как никого на свете, человек, который стоял за всем этим заговором и своими действиями вверг меня и Елизавету в нынешнее безвыходное положение, – этот человек жив.

Вот оно, правосудие. Надо было прикончить его, когда мне представилась такая возможность.

– Прими, Господи, души их, – пробормотал я. – Надеюсь, леди Джейн не сильно мучилась.

– У меня кровь стыла в жилах, – отозвался Рочестер. – После того как бедняжке завязали глаза, она никак не могла отыскать эшафот. Она ощупью шла к нему, умоляя помочь тех, кто собрался посмотреть на казнь. Говорю вам, я не забуду этой сцены до последнего вздоха.

Он отвернулся, вытирая рукавом мокрое лицо.

– Уходите. Я не могу вам помочь. Все кончено. Теперь каждый сам за себя.

– Вы в это не верите. И никогда не верили. Вы хороший человек, помните, вы сами говорили об этом? Вы должны поступать, как велит вам сердце, или будете сожалеть об этом до конца своих дней. И всегда будете думать: «Что, если бы я выполнил тогда его просьбу? Сумел бы я этим спасти принцессу?»

Рочестер замер, по-прежнему стоя ко мне спиной и втянув голову в плечи.

– Неужели вы смиритесь с тем, что этот дьявол Ренар уничтожит ее? – воскликнул я. – Я – не смирюсь. Я отправлю его в ад.

– Ад, – заметил Рочестер, – то самое место, куда вы, вне сомнения, в конце концов угодите. И я вместе с вами.

Он проковылял к своему столу, сгреб лежавшее на нем кольцо с ключами и взял свечу. Прикрывая ладонью пламя, он обернулся ко мне:

– Я не могу открыто провести вас по двору. Вас ищут. Я не стану рисковать ради вас своей жизнью. У меня жена и дети. Мне нужно сохранить голову на плечах.

Зазвенев ключами, Рочестер повернулся к обшитой панелями стене. Он надавил ладонью на резную панель и толчком распахнул ее, обнаружив узкий проем.

– Этот ход ведет к покоям королевы. Я провожу вас до его конца, но учтите: больше вы от меня ничего не добьетесь. Дальше уж справляйтесь сами.

– Хорошо.

Наклонив голову, я протиснулся в лаз. Потайной ход, по всей видимости, принадлежал к более старой, изначальной части дворца – каменный туннель, настолько узкий, что дородная фигура моего спутника заполняла его едва ли не целиком. В кромешной тьме от свечи в руке Рочестера под ноги падал жалкий кружок света.

Я принудил себя дышать медленно и ровно. Почти так же, как глубокую воду, я ненавидел замкнутое пространство. Дыхание теснилось в груди, словно мне не хватало воздуха, ладони стали липкими от пота. Казалось, туннель бесконечен, как чистилище. В ту самую минуту, когда я стал всерьез опасаться, что буду вынужден пойти назад, Рочестер завернул за угол и принялся возиться с ключами. Он отпер покрытую пятнами плесени дверь, легко распахнул ее – дверные петли оказались на удивление щедро смазаны маслом, – и я, с безмерной признательностью выйдя из туннеля, обнаружил, что стою в королевской часовне, рядом с алтарем.

– Удобно, – заметил я притворно-легкомысленным тоном, хотя волосы под шапкой слиплись от холодного пота. – На тот случай, если опаздываешь на мессу.

– Или на случай облавы, – отозвался Рочестер. – Тайну этого хода доверяют только избранным слугам монарха; так повелось с давних дней, когда лорд Кромвель сеял ужас в сердцах по всей Англии. В старину эта часовня принадлежала Йоркскому монастырю. В этой части дворца полным-полно туннелей, и некоторые из них будто бы выводят к реке.

Он фыркнул.

– Видно, святым отцам не хватало одних облаток и они были не прочь побаловать себя контрабандными лакомствами.

Я молчал, впитывая блаженную тишину изящной, как драгоценная шкатулка, часовни, где в прошлый раз слушал заупокойную службу по Перегрину. Витражные окна сочились странным приглушенным светом, ловя отражение горящих снаружи факелов и бледной луны. Вдохнув стылый запах мрамора и благоуханного дерева, пропитанного ладаном, я вновь поразился тому, как знакомо, как близко мне это место, словно я когда-то и впрямь был католиком.

– Вы останетесь здесь. – Рочестер задул свечу. – Ренар расставил своих шпионов на каждом углу; если что-то пойдет не так, мы вернемся тем же путем, каким пришли. Без возражений.

Он двинулся в проход между скамьями, но тут я сказал: «Погодите!» – и протянул ему письмо принцессы.

Рочестер отпрянул:

– Я и так взял на себя слишком много. Если она согласится вас выслушать, вручите ей письмо сами.

Я извлек из потайного кармана золотой лепесток, завернутый в лоскут, который оторвал от подола рубахи перед тем, как покинуть Эшридж.

– Тогда покажите ей вот это.

– Что это? – Рочестер окинул меня подозрительным взглядом. – Взятка? Уверяю вас, ей это не понравится.

– Просто покажите, и все. Она примет меня, как только увидит этот лепесток.

– Моя доброта меня погубит, – хмыкнул Рочестер, однако спрятал драгоценность в карман и, что-то ворча себе под нос, пошел дальше.

Я невольно улыбнулся. Если бы мне нужен был верный друг, я бы выбрал лорда Рочестера.

* * *

Я сидел на скамье и ждал, а тишина часовни окутывала меня, словно мягкий невесомый бархат. До этой минуты я не осознавал, как безумна и беспорядочна моя жизнь; каждый миг ее, каждый вздох были поглощены стремлением защитить Елизавету. Сейчас, в этой уединенной часовне, где мне по всей справедливости было не место, я вдруг в полную силу ощутил перемену, которую совершили во мне прошедшие дни.