– Елизавета. Меня послала Елизавета.

Глава 12

Кортни крепко держал меня за волосы, но когда прозвучало имя Елизаветы и хватка его ослабла, я еле сдержался, чтобы не отшвырнуть его и не нанести ответный удар. В моем распоряжении был весь опыт детских лет, долгих лет, когда меня подстерегали и избивали отпрыски Дадли. Эти, с позволения сказать, высокородные господа все на одно лицо. Все они полагают, будто такой, как я, всегда склонится перед их неоспоримым превосходством.

Я позволил Кортни оставаться при этом мнении, по крайней мере пока.

– Елизавета! – эхом повторил он. – Ну уж нет, придумай что-нибудь получше. С какой стати принцесса станет доверяться безродному сукину сыну?

Мне становилось все труднее сохранять неподвижность. Кортни сегодня вечером явно выпил лишнего; я чувствовал, как дрожь его пальцев передается острию стилета, и мне совсем не хотелось сдохнуть с перерезанным горлом в этом жалком борделе только потому, что Кортни упустит нож. Я твердил себе, что надо выждать, что рана, которую он мне уже нанес, всего лишь царапина, а горло всегда обильно кровоточит, даже от царапины. Мне столько раз доводилось резаться во время бритья; и этот порез ничуть не страшнее. И все же некая дикая первобытная ярость постепенно нарастала во мне. Этот человек воплощал все то, что я ненавидел с детства, – лощеный барич, который уверен, что вправе безнаказанно применять силу и презирать всех тех, кто якобы ниже его. Если Кортни и не подбросил в мою комнату отравленное письмо, то лишь потому, что у него на такое не хватило воображения, – он и без того прекрасно может прикончить меня, не моргнув глазом.

– Ты второй раз назвал меня ублюдком и вдобавок сукиным сыном, а я, так уж вышло, люблю собак.

С этими словами я двинул графа локтем в грудь, одновременно выгнув спину, чтобы сбросить его с себя. Развернувшись на коленях, я схватил его за руку и вывернул ее вниз, отведя от себя лезвие стилета. К моему неприятному удивлению, Кортни оказался сильнее, чем можно было судить с виду, хоть нападение и застигло его врасплох. Пока он изворачивался, силясь вернуть себе былое преимущество, я рывком поставил его на ноги и заломил руку за спину. Пальцы графа разжались, и стилет с глухим стуком упал к моим ногам.

– Могу сломать, – прошептал я ему на ухо, выворачивая руку выше.

Кортни вскрикнул. Я пинком раздвинул его лодыжки, прочнее удерживая его в неудобной позе.

– Или мы придем к соглашению. Выбор за тобой.

Я вновь дернул заломленную руку и одновременно шарил по полу ногой, пододвигая ближе свой кинжал. Чтобы подхватить его с пола, мне пришлось бы выпустить графа, а я знал, что он в тот же миг набросится на меня. Беззвучно сосчитав до четырех, я разжал хватку, метнулся за кинжалом, развернулся и со свистом рассек воздух перед собой, чтобы помешать Кортни ко мне подобраться. Граф попятился, страдальчески ощупывая запястье; он даже не сделал попытки дотянуться до стилета. По всей видимости, я повредил ему кисть.

Скривившись, Кортни резким движением подбородка указал на столик с кувшином.

– Мне… мне нужно выпить. Рука болит.

– На сей раз уж позволь мне за тобой поухаживать, – отозвался я.

С этими словами я сгреб с кровати его камзол и зашвырнул в угол, затем указал Кортни на табурет у кровати и, не сводя глаз со своего пленника, налил вина из кувшина. Граф осторожно принял кубок. Запястье, уже начавшее распухать, самое большее через час обещало нешуточные страдания.

– Нужно будет что-нибудь приложить к этому месту. Лучше всего лед, благо его вокруг в избытке. – Я помолчал. – Расскажи о дружбе с Робертом Дадли.

После этих слов я напрягся, ожидая новой вспышки, однако Кортни в ответ лишь одарил меня угрюмым взглядом.

– Понятия не имею, о чем ты толкуешь.

– На твоем месте я бы не стал так отвечать. Ты забыл, что я подслушал ваш разговор с принцессой в коридоре? Мне известно, что ты сговорился с Дадли. Кроме того, я знаю, что королева отвергла твои брачные предложения, так что повод участвовать в заговоре у тебя есть. Остается узнать одно: что вы задумали?

В глазах Кортни промелькнула паника.

– Ты спятил. У нас нет никаких тайных замыслов.

– В самом деле? Тогда, может быть, объяснишь, чего ради ты взялся переправить Дадли книгу с письмом принцессы Елизаветы внутри?

Он не сумел сдержать изумленного возгласа:

– Как ты… откуда ты об этом знаешь?!

– Мне сказала принцесса. И кстати, она желает получить свое письмо назад. Верней говоря, она этого требует.

Кортни передернуло, и в голосе его зазвучала неприкрытая враждебность.

– Требует, вот как? Она полагает, будто может передумать и я так запросто отберу ее письмо у Дадли?

Я замер.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что письмо сегодня было доставлено по назначению, – злобно усмехнулся Кортни. – Дадли надеялся на него и не намерен менять свои планы только потому, что у принцессы случился приступ угрызений совести. Он знает, что его ждет. Знает, что, едва королева объявит о помолвке с Филиппом Испанским, прозвучит смертный приговор для него самого и его братьев. Ренар потребует в качестве свадебного подарка головы всех изменников, заключенных в Тауэре.

Я похолодел:

– Зачем Дадли понадобилось письмо принцессы? Что он замышляет?

– Этого я не знаю, – пожал плечами Кортни. – Я только доставил…

Я прыгнул к нему и, прижав одной рукой острие кинжала под самым подбородком, пинком раздвинул его ноги и свободной рукой стиснул поврежденное запястье. Я выкрутил его так, что граф закричал от боли.

– Если думаешь, что это боль, – процедил я, – попробуй представить, каково будет на дыбе. Ты уже приговорен, милорд, хотя сам этого не знаешь. Пусть я тайно служу принцессе, но дон Ренар не далее как вчера нанял меня отыскать доказательство, которое позволит вернуть тебя в Тауэр… а сейчас я в таком настроении, что совсем не прочь пойти ему навстречу.

Кортни выпучил глаза:

– Ренар?! Он… он приговорил меня?

– Он уверен, что ты затеваешь заговор против королевы… но мы-то с тобой знаем правду. Знаем, что настоящий вдохновитель заговора – твой дружок Дадли. Так что, милорд, помоги мне, а я помогу тебе.

Дыхание графа сделалось неглубоким и частым, на мертвенно-бледном лбу проступили крупные капли пота. Он с отчаянием глядел на дверь у меня за спиной, словно ожидая, что оттуда вдруг явится спасение. Я и сам удивлялся, что громила в черном, слуга графа, до сих пор не ввалился в комнату, хотя бы для того, чтоб узнать, жив ли его господин. Очевидно, Эдвард Кортни был не из тех хозяев, которые пробуждают в слугах преданность.

Я сильнее сжал запястье Кортни:

– У меня мало времени.

– Я же сказал, – простонал он сквозь зубы. – Мне ничего не изве…

Я вновь выкрутил руку, и на сей раз Кортни пронзительно вскрикнул.

– В последний раз спрашиваю: что замышляет Дадли?

– Нет! Ради бога, перестань! Клянусь, я ничего не знаю! – Кортни тяжело дышал, и ноги его, зажатые моими коленями, неистово дергались. – Он не делится со мной своими планами. Я просто делаю то, что он скажет.

– И что он тебе сказал делать?

– Войти в доверие к Елизавете. Больше ничего.

Я смерил Кортни испытующим взглядом:

– Ты лжешь.

– Нет! Не надо!

Хоть я держал графа за руку и острие моего кинжала, прижатого к шее, едва не протыкало кожу, боль, по всей видимости, стала невыносима – он резко откинулся назад и свалился с табурета на пол. Мне пришлось выпустить его и отскочить, чтобы не упасть сверху. Стоя над графом, я смотрел, как он корчится у моих ног. Когда Кортни наконец заговорил, в голосе его не было ни намека на раскаяние.

– Глупец! – прошипел он. – Убей меня, если хочешь, но больше я тебе ничего не могу сказать. О том, что замышляет Дадли, знает только сам Дадли. Я просто переправляю его письма!

Неприкрытое отчаяние, прозвучавшее в этой речи, заставило меня призадуматься. Я не верил Эдварду Кортни ни на грош. Он вполне способен на бесстыдную ложь и, скорее всего, бесстыдно лжет, однако же он – моя единственная ниточка к Дадли, и если только я не готов пытать его, придется с ним договориться.

– Вставай, – сказал я.

Кортни кое-как поднялся на ноги. Рука с поврежденным запястьем неестественно болталась.

– Расскажи об этих письмах. Ты, насколько я понял, и рассылаешь, и принимаешь их. Сколько их было? Кому пишет Дадли? От кого получает ответ?

Кортни пошатывался, с трудом держась на ногах; щеки его ввалились, лицо залила смертельная бледность. Я опасался, как бы он не потерял сознание.

– Писем было не много, – наконец выдавил он, – вроде бы шесть или семь всего – и отправленных, и полученных. Наверняка не помню. Мы прячем их в обычных вещах, а потом мой слуга доставляет или забирает свертки. Все письма были запечатаны. Ни имен, ни адресов на них не было, только названия графств. Писем я не читал. Я просто делал, как велел Дадли, и в условленные вечера дожидался здесь посыльных, которые забирали ответы.

Он даже не читал писем Дадли? Если это правда, то я затруднялся решить, кто такой Эдвард Кортни – наивный младенец или величайший в мире идиот.

– В какие графства шли письма? – резко спросил я. – Постарайся вспомнить, что было на них написано.

Кортни тяжело дышал: сейчас, должно быть, боль уже нешуточно терзала его.

– Одно письмо было в Сассекс, другое – в Суррей. Кажется, были еще Оксфордшир и Беркшир. Ах да, и Саффолк. Дадли все устроил загодя; я не задавал вопросов. С какой стати? Посыльные платили мне. Я отправлял половину денег Дадли, а другую половину оставлял себе. Жизнь при дворе недешева; содержание, назначенное мне королевой, едва покрывает мои расходы.

Я едва удержался, чтобы не закатить глаза к потолку:

– Не сомневаюсь. Итак, ты понятия не имеешь, кому именно Дадли отправлял эти письма, но если он устроил все загодя, без твоего участия, значит у него есть и другие подручные, которые извещают адресатов, что пора забрать у тебя письма.