– Подождите, – буркнул секретарь, ткнув пальцем на некое подобие табурета, почти целиком скрытого горой конторских книг.

Другой секретарь неспешно, можно сказать, с прохладцей поднялся с места, поплелся к кабинету, дважды стукнул, перед тем как войти, и прикрыл за собой скрипучую дверь.

Я остался стоять, держась как можно дальше от опасно накренившихся бумажных башен и учтиво улыбаясь канцеляристу. Тот кисло насупился и ниже склонился над столом. Его чуть более упитанный, но такой же желчный собрат-близнец минуту спустя вышел из кабинета и сказал:

– Оружие оставьте здесь.

Я отстегнул от пояса шпагу в ножнах и положил на его стол.

– Шпага стоит недешево, – заметил я. – Надеюсь, вы за ней присмотрите.

Клерк что-то буркнул в ответ. Интересно, что он подумал бы, если б узнал, что эта шпага когда-то принадлежала покойному королю Эдуарду, что она сделана из гибкой толедской стали и стоит целое состояние? Вполне вероятно, ему на это было бы наплевать. Моя персона столь мало интересовала его, что я без труда мог бы пронести под плащом аркебузу.

Я переступил порог и оказался в куда более опрятной комнате со стрельчатым окном, из которого открывался неясный вид на заснеженный парк. Пахло здесь приятно. Ренар, верно, пользовался для освещения восковыми свечами. Жаровня в углу источала живительное тепло.

– А, мастер Бичем!

Симон Ренар выступил из-за стола, заранее протянув руку. В который раз я отметил его необыкновенную уверенность в себе.

– Вы пунктуальны. Хорошо. Мне это нравится.

Ренар был весь в черном: камзол сшит из первоклассной шерсти, тонкая батистовая рубашка оторочена по воротнику кружевом явно испанской работы. Сейчас, когда он был без шляпы, я отметил, что его рыжевато-каштановые волосы на макушке начинают редеть, а высокий гладкий лоб прибавляет правильности чертам лица. Нынче утром он успел посетить цирюльника: я почуял слабый запах мыла, да и борода у него была подстрижена короче.

Посол указал мне на кресло, предложил вина, но я отказался.

– Слишком рано? – предположил он. – Вы не только пунктуальны, но и воздержанны. В высшей степени необычно для англичанина, уж простите мою прямолинейность.

– Милорд весьма любезен, – отозвался я.

И насторожился, глядя, как посол наливает себе в кубок строго отмеренную порцию вина, а затем разбавляет его водой. Он вел себя так, словно наш вчерашний нелицеприятный разговор не имел ни малейшего значения. Завидная черта – и в высшей степени красноречивая.

Такие люди ничего не забывают и не прощают.

Ренар подошел к окну.

– Какая безотрадная зима, – посетовал он и вздохнул. – Снег точно такой же, как в Кастилии, только здесь он более влажный и лежит дольше. Холод… холод промораживает меня до костей.

Я смотрел на него все так же прямо.

– Вы давно в Англии, милорд?

– Порой кажется, целую вечность.

Он вернулся к столу.

– На самом деле прошло чуть более восьми месяцев. До того я размещался в Париже, но моя жена и дети постоянно живут в Брюсселе. Я надеялся, что в этом году сумею их навестить, но, увы, – Ренар плавно обвел рукой большие, переплетенные в кожу записные книжки и стопки бумаг, лежавшие на его столе, – работе посла бесконечна.

Я нисколько не был обманут ни его сетованиями, ни небрежным упоминанием о личных обстоятельствах. Ренар назначил мне встречу вовсе не для того, чтобы поговорить о погоде либо тяжкой участи дипломатов.

– Зимы в Англии бывают суровы, – заметил я. – В этом году, говорят, может быть еще холоднее.

– Да, верно. Мне рассказывали, что Темза вот-вот покроется льдом. Слыхал, это редкость.

Все так же храня на лице улыбку, Ренар сел на место. К вину он до сих пор не притронулся.

Посол не спешил нарушать повисшее между нами молчание. Еще один профессиональный трюк из тех, которые с успехом применял Сесил. Молчание пробуждало у собеседника смутное беспокойство и тем самым могло подтолкнуть менее терпеливого человека первым начать разговор. На меня эта уловка не действовала. Точней говоря, уже не действовала.

Улыбка на губах Ренара погасла.

– После вашего ухода мы с ее величеством долго говорили о вас. Королева утверждает, что вам можно доверять.

Посол отставил кубок. Стало быть, он тоже склонен к воздержанию. Предлагая мне вино, он стремился либо проверить на деле мою умеренность в выпивке, либо развязать мне язык.

– Ее величество подробно рассказала мне обо всем, что вы совершили когда-то ради ее блага. Ваши действия выглядели в высшей степени впечатляюще, особенно если учесть, что вам они не сулили никакой явной выгоды.

– Явной выгоды – возможно, – отозвался я, – зато от них зависела моя плата.

– О да. Ее величество сказала, что вы – наемник, не имеющий личных предпочтений. Правда, это обстоятельство порождает естественный вопрос: почему вы решили действовать так, а не иначе? Нортумберленд к тому времени обладал полной властью в стране, и никто не сомневался, что он сумеет возвести на трон свою золовку Джейн Грей.

– Я этого не знал, – сказал я, и взгляд Ренара сделался острее. – Я не был посвящен в планы герцога. Меня наняли доставить письмо от совета, что я и сделал, а ее величество оказалась так добра, что, в свою очередь, наняла меня. Впрочем, вы, ваше превосходительство, наверняка уже все это проверили.

Ренар откинулся в кресле.

– К сожалению, нет. Ни один человек из совета не может припомнить, чтобы когда-нибудь видел вас, не говоря уж о том, чтобы нанимал.

– Потому что меня нанимал не совет. Это сделал Сесил. Да и в любом случае при таких обстоятельствах вряд ли кто-нибудь из членов совета пожелал бы вспомнить такого, как я.

Ренар неожиданно хохотнул:

– Не ожидал ничего подобного, но вы меня восхищаете. Должен признать, что, живя в Англии, помимо домашнего уюта, я острей всего чувствую нехватку интересных собеседников. В Париже увлекательная беседа столь же традиционное явление, как доброе вино. Здесь, увы, мне редко доводится встречать и то и другое; англичане слишком поглощены утомительными религиозными спорами. Никто, если можно так выразиться, не изъявляет желание скрестить со мной шпагу.

– Если только дело не касается споров о религии, – вставил я, и Ренар, поднеся к губам кубок, отпил вина.

Это показалось мне отрадным знаком. Мне удалось добиться того, чтобы Ренар если и не доверял мне, то, по крайней мере, был не прочь расслабиться в моем присутствии. Затем он проговорил:

– Так что же, мастер Бичем, скрестим шпаги?

Я позволил себе улыбнуться:

– Это входит в мои будущие обязанности?

– Простите?

– Если вы хотите знать, склонен ли я защищать преимущества одной веры перед другой, я отвечу – нет.

– У вас нет религиозных предпочтений? – изогнул бровь Ренар.

– Я этого не говорил. Я просто выбираю не защищать их. Как сказала ее величество, я – наемник. Мой девиз: «Служи тому, кто больше платит, а душа сама разберется».

Посол помолчал, разглядывая меня испытующе, но с подчеркнутой беспристрастностью. Меня осенило: Симон Ренар проверял мою пригодность к делу, которое для меня уже приготовил.

– Стало быть, можно сказать, что в вашем случае вера определяется толщиной кошелька нанимателя? – наконец осведомился он.

– Можно сказать и так, хотя я предпочел бы не предавать это огласке.

– Безусловно. Что в таком случае скажете вот об этой сумме? Для начала.

Он обмакнул перо в чернила, начертал на клочке бумаги несколько цифр и пододвинул клочок ко мне.

Я окинул взглядом написанное, нарочно помолчал с минуту и лишь затем сказал:

– Для начала весьма щедро. Впрочем, зависит от того, за что вы предлагаете такую плату. Я не привык сговариваться о цене прежде, чем узнаю, за какие услуги ее назначат.

– Разумеется. – Ренар вновь отхлебнул вина. – Как вы, вероятно, уже заметили по безмозглой парочке, которая торчит в моей приемной, мне и в самом деле необходим еще один клерк. И даже, по правде говоря, не один, однако вы во вчерашней беседе ясно дали понять ее величеству и мне, что прозябать в канцелярии вам не по вкусу. Что ж, я думаю, вам приятно будет узнать, что работу для вас выбрала ее величество.

У меня засосало под ложечкой.

– Выбрала? Для меня? Не могли бы вы, ваше превосходительство, выразиться яснее?

– Мог бы, хотя то, что я собираюсь сказать, должно остаться в строжайшей тайне. – Ренар помедлил, дождался моего кивка и продолжил: – Ее величество и я полагаем, что против нее существует заговор. Королева никогда не скрывала, что всемерно порицает ересь, завладевшую Англией, равно как не скрывала и своей решимости избавить страну от этой заразы. Однако же далеко не все члены королевского совета разделяют ее стремления. Противников королевы, естественно, меньшинство, но они тем не менее существуют. Я с некоторых пор пристально слежу за этой губительной деятельностью, однако до недавнего времени ее величество не желала признавать, что подданные могут умышлять против нее дурное.

Я отметил, что Ренар ни единым словом не упомянул принца Филиппа, хотя можно было не сомневаться: посол Габсбургов действует не только в интересах королевы Марии. И в самом деле, так называемая губительная деятельность вполне могла быть прямым откликом на намерение королевы взять в супруги принца-католика всего лишь через несколько месяцев после того, как сама взошла на престол.

– Но вы полагаете, что подданные ее величества и впрямь злоумышляют против нее? – осторожно осведомился я.

– Я не полагаю. Я знаю это. – Ренар положил руку на стол. – Враги королевы повсюду, даже здесь, при дворе! Они стремятся разрушить ее душевное равновесие и, если только удастся, свергнуть ее самое. Они готовы вогнать Англию в хаос ради вящей своей выгоды.

– Понимаю. Могу я уточнить, кто они, эти враги?

– Предлагаете мне назвать их поименно? – огрызнулся Ренар. – Знай я их имена, мы бы вряд ли нуждались в ваших услугах.