Уши Черныша встали торчком, словно он услышал глас небесный, возвещающий о спасении. Песик опрометью кинулся к принцессе. Елизавета подхватила его, что-то ласково нашептала, и песик, высунув язык, разом обмяк в ее руках. Я прибавил ходу, пробираясь к Елизавете мимо хохочущих придворных и зная, что вслед за мной бежит Джейн Дормер. В моем распоряжении были считаные секунды. На последних шагах я незаметно извлек из-под камзола тщательно сложенную записку.

Я протянул руки к Елизавете, она вручила мне песика, и наши пальцы соприкоснулись. Принцесса нащупала комочек бумаги, и глаза ее на долю секунды едва заметно расширись; затем она взяла записку. Прижимая к груди тяжело дышащего песика, я поклонился и отступил на шаг.

Джейн подбежала к нам:

– Ах, благодарю вас! Простите, что так вышло! Мне и в голову не приходило, что Черныш может сорваться с поводка! Если бы не ваше высочество…

Она, казалось, совсем позабыла о том, как лишь недавно осуждала принцессу, которая теперь взирала на нее с совершенно бесстрастным видом. Я отдал Джейн Черныша, и та судорожно вцепилась в песика, заливаясь слезами облегчения.

– Плохая собачка! – с упреком шептала она в косматое ухо любимца. – Очень, очень плохая собачка! Ты перепугал меня до смерти!

Елизавета ничего не сказала, лишь взглянула на меня с тем учтиво-безразличным видом, которого удостоился бы всякий выказавший добрые намерения незнакомец, и вернулась к своему креслу.

– Я у вас в долгу, – шепнула мне Джейн. – Если в моих силах будет чем-нибудь вам помочь – только попросите.

– Не думаю, что ему угрожала опасность, – отозвался я.

Лихорадочный стук сердца в груди унялся. Уловка сработала. Елизавета получила мою записку.

Я не слышал, как к нам подошла королева, и вздрогнул от неожиданности, когда прозвучал ее голос:

– Что означает этот неподобающий гвалт?

Джейн и я разом повернулись, и я увидел, как исполненный ненависти взгляд королевы, минуя нас обоих, устремляется туда, где застыла возле своего кресла Елизавета.

– Мы дозволяем вам удалиться, мадам, – холодно процедила королева. – Мы не желаем, дабы подобные волнения подвергали риску ваше и без того хрупкое здоровье или, боже упаси, стали причиной очередного недомогания. И я предлагаю вам хорошенько подумать над тем, чего мы от вас уже неоднократно требовали. Помните, хоть мы с вами и сестры, терпение наше не безгранично.

Лицо Елизаветы окаменело. На секунду у меня перехватило дыхание. Я приготовился услышать, как она бросит в лицо королеве какую-нибудь непозволительную дерзость и тем самым наверняка обречет себя на гибель. Вместо этого принцесса присела в кратком холодном реверансе и, сжимая в ладони мою записку, без единого слова направилась к дверям зала – тонкая фигурка в черном, перед которой расступались жадно шептавшиеся придворные.

Джейн, стоявшая рядом со мной, начала было лепетать бессвязные извинения.

– Мистрис Дормер, – перебила Мария, вынудив ее замолчать, – меня не интересуют ваши оправдания. В дальнейшем будьте любезны проверять, надежно ли закреплен поводок. Я разрешила вам сегодня взять с собой пса в парадный зал только потому, что вам было жалко оставлять его одного. Когда мистрис Дарриер подарила вам этого пса, и я, и она предупреждали вас, что иметь питомца – большая ответственность. Если вы не в состоянии позаботиться о нем, скажите об этом сейчас, и мы найдем ему другого, более добросовестного хозяина.

– О нет! – воскликнула Джейн с нешуточным испугом. – Я буду за ним присматривать, ваше величество, и клянусь, что впредь такого не повторится!

– Надеюсь. – Мария оглядела ее с головы до ног. – А теперь извольте вернуться на свое место.

Джейн крепко прижала Черныша к груди и, в последний раз благодарно глянув на меня, заторопилась к своему табурету. Я успел лишь подивиться, что Сибилла Дарриер подарила песика девушке, которая относится к ней с такой откровенной неприязнью, и тут вся мощь гневного взгляда Марии обратилась на меня.

– Прошу прощения вашего величества, – проговорил я. – Я не хотел причинять вам беспокойства.

Лицо королевы осталось совершенно непроницаемо.

– Мастер Бичем, вы отличаетесь изрядным проворством. Это похвальное качество, и жизнь научила меня высоко ценить его, поскольку оно зачастую предотвращает катастрофу. Однако же мне сдается, что вы нуждаетесь в напоминании о том, каково ваше истинное положение при дворе. Вы – мой слуга, и потому запомните: я желаю, чтобы те, кто мне служит, держались как можно дальше от моей сестры. Надеюсь, вам это ясно?

Мария не стала дожидаться моего ответа. Вздернув подбородок, она вернулась в свое кресло с таким видом, словно меня вовсе не было на свете.

Глава 6

В зал, кувыркаясь на бегу, ввалились карлики. Началось представление, и лицо Марии заметно просветлело. Она восторженно хлопала в ладоши, когда карлики в покрытых блестками нарядах и колпаках с колокольцами самозабвенно боролись друг с другом, шлепая противника по ягодицам и перебрасываясь непристойными остротами. Мне и в голову не приходило, что королеве может прийтись по вкусу такое буйное действо, однако она явно получала немалое удовольствие от происходящего, подбадривала бойцов выкриками и бросала им монетки из кошелька, который держала в руках леди Кларансье. Зато одетые в черное испанцы, теснившиеся вокруг королевы, хмурились при виде столь неподобающего поведения.

Я отошел к стене, где лежала густая тень, и схватил с подноса у проходившего мимо слуги кубок с вином. Одним глотком, не переводя дух, я осушил кубок; рука дрожала. Елизавета получила мою записку; теперь из всех дел осталось только встретиться с Ренаром. Мне было ясно одно: что бы ни происходило при дворе, принцесса здесь – пленница. Мария отказала ей в разрешении уехать, в ее обращении с Елизаветой видна откровенная ненависть. Я не мог утверждать наверняка, что причиной всему этому были именно интриги Ренара, однако же сам видел, как он шептал на ухо королеве незадолго до появления Елизаветы. Он обратил внимание королевы на отсутствие сестры, зная, что Мария непременно будет этим взбешена.

Оставив раздумья о принцессе, я устремил внимание на свиту королевы, особенно выделив Сибиллу. Она незадолго до того подплыла к леди Леннокс и теперь учтиво беседовала с ней, оставив Джейн и ее песика, уже взятого на поводок и в изнеможении свернувшегося под табуретом. Сибилла, судя по всему, чувствовала себя непринужденно в обществе кислолицей леди Леннокс, чья принадлежность к Тюдорам делала ее значимой персоной при дворе. Из этого следовало, что Сибилле благоволит сама королева, ибо леди Леннокс явно была не из тех, кто готов тратить время на заурядную фрейлину.

И все же Сибилла только что помогла мне.

Audentes fortuna juvat, шепнула она. Фортуна благоволит смелым.

Меня сжигало любопытство. Сибилла выразила сочувствие бедственному положению Елизаветы и как-то – в этом я был уверен – догадалась, что я собираюсь предпринять. Она знала, что мне необходимо устроить отвлекающий маневр, чтобы подобраться поближе к Елизавете, и именно потому обратила мое внимание на ревнивый взгляд Ренара, тем самым предостерегая, что времени действовать у меня не много.

Известно ли ей что-нибудь об интриге, которую Ренар плетет против принцессы?

Может ли Сибилла стать моей союзницей?

Эти размышления прервались, когда я увидел Кортни. Еще недавно он так и стоял у камина, небрежно опираясь о раму и держа в руках кубок, но сейчас уже низко склонялся перед королевой, словно испрашивал у нее дозволения удалиться. Я выпрямился, оторвавшись от стены. Я остался в зале намеренно, дабы отвести от себя подозрения, но сейчас, когда граф широким шагом прошел мимо меня, нарочито хмурясь, я понял, что пришло время в очередной раз потрудиться.

Я поманил к себе Перегрина:

– Возвращайся в нашу комнату. Мне нужно закончить одно дело.

Перегрин уставился на меня, приоткрыв рот:

– Дело?

– Да. А теперь исполняй, что сказано.

С этими словами я обогнул Перегрина и двинулся дальше, но мальчик вдруг цепко схватил меня за руку. Я молча воззрился на него.

– Я знаю, что ты задумал! – прошептал он. – Ты хочешь проследить за Кортни. Не надо, это опасно.

– Перегрин, отпусти мою…

– Ты не понимаешь! Пока ты гонялся за той безмозглой шавкой, я кое-кого увидел!

Я помолчал, глядя, как Кортни скрывается за теми же самыми дверями, через которые раньше покинула зал Елизавета.

– Кого? – спросил я, поворачиваясь к Перегрину. – Кого ты увидел?

– Человека, который следил за тобой вон из того угла, рядом с колоннами. В черном плаще с капюшоном. Огромного роста. Лица я не смог разглядеть, но облик у него был недружественный.

Меня пробрал озноб. Все та же фигура в черном, которую я заметил раньше. За мной следят! Кто это может быть – наймит Ренара? Неужели посол успел приставить ко мне своего агента?

Неужели я чем-то выдал себя?

– Где он сейчас? – Я вырвался из его цепких мальчишечьих пальцев. – Веди себя сдержанней, не то все заметят, что ты нервничаешь. Притворись, что просто озираешься по сторонам, словно что-то забыл.

Перегрин огляделся.

– Не вижу его. И в том месте его больше нет. Но ведь был же! – Голос его задрожал. – Даю слово, он все это время следил за тобой!

– Я тебе верю. Правда. Только дело не может ждать, поэтому поступай, как я сказал. Вернись в нашу комнату и не выходи оттуда. На стук не открывай. Я постараюсь вернуться как можно скорее. – С этими словами я подтолкнул мальчика к противоположному выходу. – Ну же, ступай. Живо!

Перегрин неохотно ушел, то и дело косясь на меня через плечо. Выпитое за вечер вино бултыхалось кислятиной в желудке. Ниже надвинув берет, я нырнул в двери зала и двинулся по темным коридорам, где пахло застоявшимися духами и свечным дымом. Выставив себя на всеобщее обозрение, чтобы добраться до Елизаветы, я нешуточно рисковал и притом укрепил подозрения Ренара, однако ни сам посол, ни его подручный меня не остановят. Тогда, на помосте, королева обратилась именно к Кортни, собираясь послать его, точно какого-нибудь лакея, за Елизаветой; однако на людях Кортни и Елизавета ведут себя так, будто совсем не знакомы. За все время в зале они даже ни разу не оказались рядом друг с другом, и одно это доказывало, что Кортни не просто спутник для верховых прогулок. Оба они были в чем-то замешаны, и я твердо намеревался узнать, в чем именно.