Кристофер Гортнер - Заговор Тюдоров

C.W. Gortner

THE TUDOR CONSPIRACY

Copyright © 2013 C.W. Gortner

All rights reserved

© Т. Кухта, перевод, 2015

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство АЗБУКА®

В жизни каждого из нас неизбежно наступает время, когда мы должны переступить порог и познать невидимую границу, отделившую того, кем мы были, от того, кем стали. Порой этот переход нагляден – внезапная катастрофа, которая подвергает испытанию наше мужество, трагическая потеря, которая открывает нам глаза на бренность смертного бытия, либо личный триумф, который исполняет нас уверенности в себе, столь необходимой, чтобы отринуть свои страхи. Иной раз переход оказывается размыт незначительными мелочами бурной повседневной жизни, и мы улавливаем его лишь во вспышке запретного желания, в неизъяснимом чувстве тоскливой пустоты либо в алчном стремлении обрести более, много более того, чем уже обладаем.

Порою мы радостно приветствуем возможность тронуться в новый путь, видя в ней удобный случай сбросить кожу юности и выказать себя достойными противостояния неисчислимым превратностям судьбы. Порой мы неистово сетуем на непредвиденную жестокость перемены, сопротивляясь тому, чтобы нас бесцеремонно вышвырнули в открытый мир, который мы еще не готовы познавать, которого мы не знаем, которому не верим. Прошлое для нас – тихая гавань, и мы всем сердцем не желаем ее покидать, дабы будущее не извратило нашу душу.

Лучше уж не меняться вовсе, нежели стать тем, в ком не узнаешь себя.

Мне ведомо все об этом страхе. Ведомо, что такое хранить тайну и притворяться, будто я могу быть таким, как все, – заурядным, неприметным; тем, чьи дни от рассвета и до заката подчинены строгому распорядку, тем, чье сердце не принадлежит никому. Я стремился быть кем угодно, только не тем, кто я есть. Мне казалось, я в полной мере познал все виды злоключений и загубленной чистоты, все жестокости, совершаемые во имя веры, власти и похоти. Я незыблемо полагал, что, отринув истину, отведу от себя опасность.

Я – Брендан Прескотт, бывший оруженосец лорда Роберта Дадли, ныне состоящий на службе у принцессы Елизаветы Тюдор Английской.

Той зимой 1554 года обман, мной сотворенный, обернулся против меня.

Удар и выпад! Влево! Да нет же, влево от тебя!

Выкрик, слитый с металлическим звоном, эхом отдался от стен сводчатой галереи Хэтфилда, когда Кейт бросилась на меня, размахивая шпагой. Ноги ее в мягких туфлях ступали совершенно бесшумно.

Не обращая внимания на то, что пот заливает лицо, что остриженные до плеч волосы выбились из-под тесьмы и облепили шею, я мгновенно оценил свою позицию. На моей стороне было преимущество в весе и росте, но за Кейт стояло несколько лет обучения. Воистину, ее фехтовальное мастерство оказалось для меня полной неожиданностью. Мы свели знакомство каких-то пять месяцев назад, во дворце Уайтхолл, в то смертельно опасное время, когда я служил оруженосцем при лорде Роберте Дадли, сыне могущественного герцога Нортумберленда, а Кейт исполняла роль осведомительницы для нашей нынешней хозяйки принцессы Елизаветы Тюдор. В ту пору при дворе Кейт обнаружила кое-какие таланты, весьма необычные для особы женского пола, однако, когда она впервые взялась наставлять меня в фехтовании, мне и в голову не приходило, что юная леди окажется такой мастерицей. Я-то полагал поймать ее на слове и уличить в хвастовстве, наивно думая, что она в лучшем случае изобразит два-три выпада и защитных приема. Кейт весьма скоро показала, насколько я заблуждался.

Сейчас я увернулся, и шпага Кейт со свистом рассекла пустоту. Круто развернувшись, слегка покачиваясь на подошвах мягких кожаных туфель, я следил, как Кейт исподволь подкрадывается ко мне. Изображая усталость, я позволил ей подобраться ближе. Едва она изготовилась атаковать, я отпрыгнул вбок и ударил клинком сверху вниз.

Шлепок стали по обтянутому перчаткой запястью отдался в пустоте галереи, точно раскат грома. Кейт ошеломленно ахнула, разжала пальцы, и шпага с лязгом упала на пол.

Наступила напряженная тишина.

Сердце мое неистово колотилось, подпрыгивая чуть ли не у самого горла.

– Любовь моя… о боже, ты ранена? Прости меня, я не хотел! Я не знал… не знал, что…

Кейт безмолвно покачала головой, поправляя перчатку. Я успел заметить прореху в том месте, где мой клинок ухитрился рассечь кожу. При виде алой подкладки меня охватила дурнота.

– Но как же это… – Осекшись, я провел пальцем по режущей кромке клинка. – Моя шпага не затуплена? На кончике должен быть колпачок… где он? Упал, наверное!

Я принялся было осматривать пол, но остановился, потому что меня вдруг осенило. Я оглянулся на тощего юнца, который застыл в углу, словно каменный.

– Перегрин! Ты затупил мою шпагу, как я приказал?

– О, разумеется, затупил, – вмешалась Кейт. – Перестань кричать. Вот, гляди, ничего страшного не случилось. Всего лишь царапина.

С этими словами она протянула руку и показала запястье. На нежной белой коже, которую я столько раз целовал, багровел синяк, обещавший достичь изрядных размеров, но раны, к моему величайшему облегчению, не было.

– Я бесчувственный зверь, – пробормотал я. – Мне не следовало бить с такой силой.

– Нет, именно так бить и следовало. Застать противника врасплох и обезоружить. – Взгляд ее золотисто-медовых глаз устремился на меня. – Тебе нужен наставник получше. Я обучила тебя всему, что знаю сама.

Похвала Кейт смутила меня. Хотя слышать такое было приятно, я почувствовал, что ее комплимент чересчур ловок, чтобы принять его на веру. Я наклонился к шпаге, которая валялась у ее ног… и стиснул зубы.

– Как я сразу не догадался! С твоей шпаги тоже, видимо, слетел колпачок? – Я помедлил, пожирая ее взглядом. – Силы небесные, Кейт, ты с ума сошла? Зачем ты это сделала?

Кейт предостерегающе положила руку мне на плечо, но, оставив этот жест без внимания, я угрожающе развернулся к Перегрину. Паренек не дрогнул. Глаза его, зеленые с голубизной, как морская вода, были широко раскрыты и тем светлее казались на фоне густых темных кудрей, в беспорядке обрамлявших лицо. Перегрин не знал дня своего рождения, но полагал, что ему почти сравнялось четырнадцать, и хотя ростом был невелик, черты его лица уже понемногу утрачивали ребяческую проказливость, недвусмысленно намекая, что в будущем этот юнец станет настоящим красавчиком. Чистый воздух и обильная пища в поместье Хэтфилд, принадлежавшем Елизавете, преобразили Перегрина, напрочь стерев приметы изнуренного конюшенного мальчика, который стал моим первым другом при дворе.

– Ты должен был осмотреть шпагу, – сказал я ему. – Это входит в обязанности оруженосца. Оруженосцы всегда осматривают и проверяют снаряжение своих хозяев.

Перегрин выпятил нижнюю губу:

– Я осматривал! Просто…

– Осматривал. – Я ощутил, как в голосе помимо воли зазвенел гнев, но не смог его сдержать. – Что ж, если и так, то ты плохо справился со своей работой. Возможно, ты еще не готов к должности оруженосца. Возможно, следует вернуть тебя в конюшни. По крайней мере, там никто не поранится из-за твоей небрежности.

– Брендан! – возмущенно вскрикнула Кейт. – Вот теперь ты и вправду ведешь себя как бесчувственный зверь! Перегрин ни в чем не виноват. Это я сняла колпачки перед самым твоим приходом. К тому же мой колет подбит так плотно, что выдержит и морской шторм. Мне не грозила никакая опасность.

– Ах, не грозила? – Я развернулся к ней, потрясенный до глубины души. – Я же мог отсечь тебе руку!

– Но ведь не отсек. – Кейт вздохнула и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала меня. – Пожалуйста, не сердись. Мы упражняемся ежедневно уже не первую неделю. Рано или поздно колпачки должны были слететь.

Я что-то буркнул в ответ, хотя сознавал, что не следует ее порицать. Далеко не сразу, а лишь заработав изрядное количество синяков, я осознал: хотя видимой причиной наших занятий было стремление обучить меня тонкостям фехтовального мастерства, на самом деле мы таким образом вымещали досаду на то, что не успели испросить разрешения на брак, прежде чем принцесса Елизавета отправилась в Лондон, дабы присутствовать на коронации своей сводной сестры королевы Марии.

Приняв во внимание обстоятельства, мы с Кейт неохотно решили не обременять Елизавету разговорами о нашем браке. В дни, оставшиеся до отъезда, принцесса неизменно сохраняла на лице уверенную улыбку, однако я знал, что она с тревогой ждет новой встречи со старшей сестрой, которую не видела много лет. Дело было не только в семнадцати годах разницы в возрасте, разделявших их. В то время как Елизавета воспитывалась в протестантской вере – вследствие разрыва с Римом ее отца, короля Генриха, – Мария осталась преданной католичкой, и это обстоятельство едва не погубило ее в последние дни правления их брата, короля Эдуарда.

Мне, как никому другому, было известно, каким опасностям подвергались тогда обе принцессы. Против Марии, так же как и против Елизаветы, злоумышлял Джон Дадли, герцог Нортумберленд, который правил именем Эдуарда. Юный король еще пребывал на смертном ложе, а Нортумберленд уже задумал заточить обеих сестер и возвести на трон своего младшего сына Гилфорда и невестку Джейн Грей. Он мог бы и преуспеть, если бы я, оказавшись случайно в самой гуще интриг, не стал помимо воли одним из творцов его поражения. Именно тогда я встретил Кейт и стал служить Елизавете; теперь же, когда Нортумберленд мертв, пятеро его сыновей заключены в темницу, а вся Англия празднует восхождение Марии на трон, у Елизаветы не остается иного выхода, как только явиться на зов сестры… хотя, к моему немалому беспокойству, она настояла на том, чтобы вернуться ко двору без нас.