Тилли была настолько смущена, что не могла найти слов, чтобы выразить свои чувства. Такое в ее жизни происходило впервые. Похоже, миссис Филлипа Райд-Смитсон испытывала те же трудности. И все же она начала первой. Подвинув стул к столу, Филиппа села, ее ложечка звякнула о блюдечко, и сказала:

— Как Стив уже сказал — это длинная история. — Тилли заметила, что она назвала его Стивом, не папой. — И он поведает вам ее гораздо лучше, чем я. Мне только хочется, чтобы вы знали одно — я очень горжусь, что он — мой настоящий отец. Еще у меня есть папа, как я его называю. Он замечательный человек, и я его очень люблю. Мои близкие знают, что я очень привязана к Стиву, и что самое замечательное, они тоже. — Филиппа посмотрела на Тилли, ее глаза лучились: — Ужасно скверно с его стороны скрывать все от вас. Вы думали, что я его женщина, разве не так?

Тилли почувствовала, что лицо заливается краской.

— Ну, не совсем… его женщиной. Я полагала, вы собираетесь пожениться. Я так поняла из его слов.

— Какой гадкий! Он любит дразнить, вы ведь знаете.

Нет, Тилли не знала, что он любит дразнить. Однако она быстро сообразила, что эта женщина, его дочь, определенно выросла среди аристократов. Об этом говорили ее манеры и умение говорить. Все ее повадки определяли принадлежность к другому миру, миру, в котором сама Тилли жила, но так и не прижилась, потому что не родилась в нем. Эта женщина была дочерью Стива, Стива — рабочего парня, которым он останется до конца жизни. Но его дочь выросла явно в другой обстановке, впитала ее в себя. Получается, что все рассуждения о наследственности полная чушь.

— Ваш сын болеет?

— Да. Боюсь, что он чудом избежал воспаления легких. Правда, сейчас он уже поправляется.

— Если можно, мне хотелось бы с ним когда-нибудь встретиться.

— Я буду только рада.

Наступило молчание. Потом дочь Стива обернулась и крикнула:

— Ты там в колодец не свалился?

— Нет, моя милая, я в колодец не свалился. — Стив вошел в комнату, вытирая голову полотенцем.

Филлипа поднялась и сказала:

— Мне пора. Ланс встретит меня с каретой у Хартона. Он едет на совещание с морскими капитанами, что-то насчет грузов.

— Ты надолго сюда?

— Самое большее на неделю.

— А как насчет лошади, раз Ланс тебя встречает?

— Да поставим в конюшню, кто-нибудь ее завтра заберет. Кстати, Ланс приглашал тебя в воскресенье, если у тебя нет ничего важного.

— У меня нет более важных дел, — улыбнулся Стив.

— Тогда до свидания. — Филлипа повернулась к Тилли. — Я хотела сказать, миссис Сопвит, но можно я буду звать вас Тилли? Стив всегда вас только так называет.

— Я буду рада. До свидания.

— До свидания.

Стив швырнул полотенце в сторону и пригладил пальцами волосы. Проводив дочь до калитки, он помог ей сесть в седло. Хотя ревность отпустила, но Тилли все же с тоской наблюдала, с какой нежностью эти двое относятся друг к другу. Тилли отвернулась от окна и подошла к очагу, ожидая возвращения Стива.

Он вошел с абсолютно непроницаемым лицом, налил себе еще чая и сел на кушетку. Затем строго заявил:

— Садись, разговор предстоит длинный. Тилли села напротив, не отводя от него глаз.

Когда он был молод, его любовь вызывала в ней раздражение, смешанное с жалостью. Когда он стал взрослым, она была всего лишь безмерно благодарна ему за заботу, пока это чувство не переросло в нечто большее. Но никогда Тилли не испытывала к нему неприязни. Почему-то сейчас, поняв, что она все еще прочно царствует в его сердце, и что ее соперница вовсе не соперница, она ощутила растущий гнев. Такое не раз случалось в ее жизни — эти моменты, когда хотелось ударить, влепить пощечину. В данный момент случай был не подходящий — она тем самым признается Стиву в своих чувствах, и слов никаких не потребуется. Значит, он давно над ней смеялся. Тайна, которую она тщательно оберегала, оказалась, вовсе не тайной, по крайней мере, для него. Он заставил ее страдать. Ну зачем, спрашивается, она думала, что он устал быть ей только другом, опорой в трудные минуты, и решил положить этому конец.

Стив прервал ее безмолвные рассуждения словами:

— Наверное, ты не помнишь тот день, когда я пришел к твоему дому, торчал там под стеной и твердил, что люблю тебя. Даже пытался тебя шантажировать, напомнив, что ради тебя я убил Хэла… Помнишь? — Он старался поймать ее взгляд, но она отворачивалась. — Да нет, не помнишь, столько времени прошло. К тому же, это уже не имеет никакого значения. Вот только с той поры я все продолжал надеяться, пока ты не закрутила роман с хозяином. Тогда я ушел из дома и ударился в бега. Когда я познакомился с матерью Филлипы, мне негде было жить. Ей было столько же лет, сколько и мне, всего девятнадцать, смешно, но до нее у меня не было женщин, потому что, видишь ли, я всегда желал только тебя.

Тилли теперь уставилась на него и слушала.

— Я до смерти перетрусил, когда узнал, что у Бетти будет ребенок. Ее отец и брат настаивали, чтобы я женился. Но я не мог. И сбежал. Бетти тоже ушла из дома. Она поехала в Хартлпул к тетке, которая терпеть не могла ее родителей. Я окольными путями узнал, что ребенок родился, и это девочка, и что ее отдадут на удочерение. Непонятно почему, но это взяло меня за душу. Я нашел Бетти и заявил, что прилично зарабатываю и могу содержать ребенка. Бетти согласилась. Она в то время работала на фабрике. Но через пару месяцев она написала мне, что встретила парня, и он хочет на ней жениться, но только без ребенка, поэтому она снова отдаст девочку на удочерение. Вот тут все удачно совпало: у владельца фабрики была дочь, замужем уже восемь лет, а детей не было, так эта дочь, приехав в гости к отцу, прослышала про Бетти и ее проблему. Она с мужем жила на острове Джерси. Они решили удочерить девочку. Правда Бетти тогда не знала, кто именно возьмет ребенка. Знала только, что в том доме есть достаток. Обо всем этом она и рассказала мне, и что отдаст девочку. Ну что я мог сделать? Помнится, я решил взглянуть на малютку. Увидев младенца в колыбели, я сразу понял, что не хочу никому отдавать дочку. Но другого пути не было. Тогда ее звали Мэри, не Филлипа. Это ее приемную бабушку звали Филлипа, вот новая мама и решила ее тоже так назвать. Ну и вот. — Стив встал, подошел к камину, взял из банки на каминной доске щепотку табака, снова сел и принялся набивать трубку. — Шли годы. Время от времени я вспоминал о девочке: вот ей четыре, а теперь ей уже десять. Как она выглядит? Ведь я все время мечтал о семье и детях и дважды чуть не женился. Да-да, — кивнул он головой, увидев удивленные глаза Тилли. — Однажды я дал задний ход за десять дней до свадьбы. — Стив печально улыбнулся. — Эта девица подала на меня в суд за нарушение обещания, так я отдал все свои сбережения, чтобы откупиться. Вторая оказалась разумнее, поняла, что хорошего мужа из меня не получится. Когда Филлипе было одиннадцать лет, ее приемная мать умерла. Правда, перед смертью она рассказала девочке, кто были ее настоящие родители. Филлипа, конечно, очень переживала, и это естественно, ведь она была еще совсем ребенком. Но ей стало любопытно. И как-то раз она самостоятельно отправилась из Ньюкасла в Хартлпул. Там она узнала, что ее родная мать умерла год назад, и что у нее есть отец, настоящий отец, который жив. Ей рассказала об этом старая тетка, сообщив вдобавок, что отца зовут Стив Макграт, и что, по последним имеющимся у нее сведениям, он работает на шахте где-то севернее. Так или иначе, два года спустя во время каникул Филлипа, вместо того чтобы гостить у подруги, нашла меня. Это случилось лет семнадцать назад. В мою дверь постучалась юная, очаровательная девушка. — Стив повернул голову к двери. — Как сейчас ее вижу, и сказала: «Я — Филлипа Коулман. Мою настоящую мать звали Бетти Фуллер, а вы, как я понимаю, мистер Макграт, мой отец». Знаешь, Тилли, — Стив наклонился к ней. Его глаза излучали нежность, какая, отражалась в них в тот памятный день, — если бы Господь раскрыл небеса и опустил к моим ногам ангела, я бы не удивился так сильно. Эта девушка, эта леди, а она выглядела настоящей леди, была моей дочерью, и, знаешь, с самого начала мы полюбили друг друга. Вот так оно и шло. Потом ко мне заехал ее приемный отец, Джим Коулман, который любил ее как свою собственную дочь. Мы поговорили, Коулман пригласил меня к себе в гости. У него два дома: один в Ньюкасле, второй — на Джерси. Странно, но мы подружились. Затем в нашей жизни появился мистер Ланселот Райд-Смитсон. Как тебе имечко, сразу и не выговоришь. Он хотел жениться на Филлипе. Ей было шестнадцать, он — на семнадцать лет старше, но она его любила, а уж он души в ней не чаял. Он француз по материнской линии, совершенно обаятельный и к тому же богатый. Райд-Смитсоны все очень богаты, ты же знаешь, сталелитейные заводы и так далее.

Райд-Смитсоны, сталелитейные заводы и так далее. Еще бы не знать!

— Короче, мы с мистером Райд-Смитсоном побеседовали. И хотя мы были из разных миров, зато почти ровесники, так что поняли друг друга. Я был на их свадьбе, как раз перед тем, как ты вернулась из Америки. Свадьба состоялась в доме Коулмана на Джерси. И знаешь, Тилли, так приятно чувствовать, что тебя все принимают… особенно Филлипа и Ланс. Он до сих пор остался замечательным человеком. Они почти все время живут во Франции. Я их там навещал и занимался с внуками. Да, внуками. Я — дедушка. Двое очаровательных ребятишек. Геральду сейчас двенадцать, а Ричарду десять. И еще вот что. Если бы у меня был характер, я бы давно уехал с этой шахты — потому что у меня были такие предложения, что голова шла кругом. Так почему я не принял эти приглашения? Что ж, Тилли, люди скажут, потому что я дурак набитый. Иногда мне кажется, что они правы. Да-да. — Стив покачал головой и продолжил: — Да, я часто думал, что они правы, — повторил он. — Особенно когда ты уехала с Мэтью. Это меня почти прикончило. Я спрашивал себя снова и снова, почему я остался на этой Богом проклятой маленькой шахте, ведь она и в самом деле проклята Богом. Я все время боюсь новой протечки, дня не проходит, чтобы я мысленно не видел несущуюся мне навстречу воду. Конечно, я знаю, что все возможное делается, но все равно у этой шахточки отвратительный нрав. И этот коттедж, — Стив махнул рукой, — он очень мил, очень. Но я преувеличивал его очарование, когда впервые вошел сюда. И так, как ты думаешь, почему? Ты прекрасно знаешь ответ: чтобы быть к тебе поближе. Я постоянно чувствовал твое присутствие. Ты ведь здесь когда-то жила, потом уехала в Америку. Так почему я все равно остался? Филлипа, Ланс, Джим Коулман понять не могли, какого черта я торчу здесь, отказавшись от прелестного дома на Джерси и замечательного дома в Джесмонде, который предлагал мне Коулман. Конечно, не за здорово живешь, он ведь бизнесмен. Как он сказал, ему нужен человек, умеющий обращаться с рабочими, а я, Тилли, судя по всему, умею. И вот, я от всего отказался. — Стив вздохнул, взглянул на нее и продолжил: — Думаю, что давлю на тебя, но я слишком долго ждал. Ведь все эти годы я был у тебя на посылках — друг семьи, так сказать. Ты даже в доме меня не принимала, боялась, что пойдут разговоры в деревне, этом замшелом болоте с узколобыми обитателями. Знаешь, я иногда эту деревню вспоминаю, когда сижу в столовой Коулмана, где все приборы серебряные, некоторые такие тяжелые, что едва поднимаешь, и меня там принимают как равного. Но здесь я Стиви Макграт, сын этой старой кошелки, от репутации братца несет так, что близко не подойдешь, а племянник уже успел дважды посидеть за решеткой. И я должен сказать, я не думаю… Да что там, я знаю, что если бы не Филлипа, я бы не выдержал. Вот так, Тилли. — Стив ласково посмотрел на нее, и она уже была готова упасть в его объятия, но тут он неожиданно заявил: — А теперь, девуля, слушай мой ультиматум, пускай немного запоздавший. Ты или выходишь за меня замуж, или я принимаю одно из этих предложений и уезжаю. Я тебе дам немного времени подумать, учитывая ситуацию с Вилли. Правда, он в следующем году станет совершеннолетним и, может быть, женится, поэтому этот груз спадет с твоих плеч. Но если Норин не объявится, я сомневаюсь, что он сумеет найти себе невесту, тогда тебе придется остаться с ним. Но, либо ты принимаешь меня в качестве хозяина дома, либо… Дело за тобой. И еще могу тебе сказать, Тилли, раз уж я так разошелся — у меня на самом деле есть очень заманчивое предложение, а ответ я должен дать до февраля. Думай! У тебя три или четыре месяца, чтобы разобраться. Но я был бы счастлив, если бы ты дала ответ, скажем, в декабре.