— Что бы ни случилось, ты должен знать, — Магда встала, подошла к мужу, положила руку ему на плечо, браслет с сапфирами трагически блеснул на её запястье, точно молния промелькнула. — Мы прошли вместе долгий путь, я останусь с тобой, что бы ни случилось. Я приму смерть, не моргнув глазом.

— Я тоже… — начала Илона.

— Нет, — Магда остановила её протестующим жестом. — Ты должна жить, ради детей, ради памяти Иштвана, ради памяти о нас, — её голос дрогнул. — Если нас расстреляют здесь, а Миклоша убьют в лагере, кто о нас вспомнит добрым словом, когда весь этот ужас закончится? Только ты и Эржбета. Я сейчас жалею, что вместе с детьми мы не отправили в посольство Ватикана вас обеих.

— Ты моя верная подруга, я рад, что когда-то в молодости я не ошибся в выборе, — Хорти обнял жену, с нежностью прижав её голову к своей груди. — Надеюсь, я тоже ничем не разочаровал тебя в последние годы. Да, мы всё примем вместе, теперь нам ничего иного не остается. Они просто никого не выпустят из Буды. Хотя тебе лучше бы было бы находиться подальше от всего этого, — он поправил локон, выбившийся из прически Магды.

— Они не посмеют стрелять в вас, — резко ответила Маренн и взглянула на Фелькерзама. — Если Скорцени посмеет стрелять в вас, сначала ему придется застрелить меня. Я не думаю, что он готов к этому.

— Здесь есть, кому защитить вас, фрау, и его высокопревосходительство с семейством, — невозмутимо напомнил ей адъютант Шелленберга. — Если они вознамерятся стрелять, тем более убивать кого-то, сначала им придется иметь дело со мной и моими солдатами. Это приказ бригадефюрера, и я его исполню. Я тоже не думаю, что они готовы стрелять по своим. Не думаю, что рейхсфюрер допустит, чтобы Кальтенбруннер натравливал одних офицеров его службы на других и устраивал междоусобицу.

Усадив жену в кресло, Хорти прошелся по комнате, его ярко начищенные ботинки неслышно ступали по ворсистому мягкому ковру.

— Как бы то ни было, — произнес адмирал, — мы будем продолжать свое дело. Отступать нам некуда. Граф Эстерхази, — он обратился к помощнику, стоявшему у стола с бумагами в ожидании приказаний. — Пожалуйста, оповестите всех членов Коронного совета о заседании завтра в семь утра, и поставьте в известность Вейзенмайера, как он того хочет, иначе членов Совета попросту не пустят в замок. Пока я ещё не смещён со своего поста, они не смеют воспрепятствовать мне в исполнении моих обязанностей по управлению государством. На этом заседании Коронного совета я поставлю вопрос о выходе из коалиции с Германией, перемирии с союзниками и переходе Венгрии на сторону стран антигитлеровской коалиции. Да, да, — подтвердил он, увидев промелькнувшую на лице Эстерхази растерянность, — именно так и оповестите членов совета и даже Вейзенмайера. Если они считают возможным предательски со спины напасть на моего сына, завернуть его в ковер и тащить за ноги по асфальту, я не потерплю такого отношения ни к себе, как к государственному лицу, ни тем более к моей стране. Миклош был объявлен моим преемником. Венгрия объявляет Германии войну. Так будет заявлено завтра на заседании Коронного совета, — Хорти решительно пристукнул ладонью по спинке кресла. — И надеюсь, члены Советы меня поддержат. Пусть они знают. Обстоятельства чрезвычайные. Закон позволяет мне, как Верховному главнокомандующему, единолично принимать решения об объявлении войны или мира в подобных обстоятельствах, только посоветовавшись с членами Совета, без созыва парламента. Созвать сейчас парламент — это совершенно нереально. Генерал Вереш, — Хорти обратился к начальнику Генерального штаба, — по согласованию с советской стороной, когда Красная армия примерно может подойти к Будапешту, если начнется восстание?

— Они планируют дня два, не больше, ваше высокопревосходительство, — ответил тот.

— Это хорошо. Два дня мы продержимся.

— Немцы тоже предпринимают действия, — продолжил Вереш. — Генерал-полковник Гейнц Гудериан, начальник Генштаба сухопутных войск Германии сегодня издал приказ, объявляющий «всё венгерское пространство зоной боевых действий», он распорядился об отмене всех приказов, отданных венгерским войскам. 24-й танковый корпус передислоцировался и готов войти в Будапешт.

— Гудериан, кажется, забыл, что это пока ещё территория Венгрии, а не рейха, — Хорти недовольно поморщился. — И здесь исполняются мои приказы, как Верховного главнокомандующего, а не его. И командиры вполне четко сознают, кому они служат. Пошлите в войска кодированный приказ за моим именем, командирам всех частей оказывать всяческое содействие советским войскам, установить контакты с советским командованием на местах в целях совместного выступления против гитлеровцев. Вы же, Хеннеи, — Хорти обратился к министру иностранных дел, — информируйте обо всех событиях советский МИД, а также господина Черчилля. Передайте, мы очень рассчитываем на их поддержку и готовы к любым совместным действиям. Поставьте их в известность обо всех наших намерениях. Венгерские войска не окажут сопротивления, если Красная армия перейдет границу. Кроме того, граф Эстерхази, — он снова повернулся к помощнику. — Распорядитесь о радиовещании. Пусть подготовятся. Сразу после заседания Коронного совета я собираюсь выступить с обращением к нации.

— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство.

— Тогда действуйте, все свободны, — регент отпустил подчиненных.

Когда они ушли, Хорти опустился в кресло перед камином. Последний лучик солнца мелькнул на конусообразной крыше Замкового театра за окном и растаял в темноте.

— Как вы считаете, ваше высочество, — спросил адмирал Маренн, неотрывно глядя на огонь. — Ваш прадед император Франц Иосиф поступал бы так же, как я?

— Мне трудно сказать, ваше высокопревосходительство, — ответила Маренн негромко, — тогда было совершенно другое время, другая Европа, другое соотношение сил. Но я полагаю, его императорское величество высоко оценил бы вашу упорную борьбу за Венгрию. Да, я думаю, он поступал бы так же.

— Во всяком случае, не пошел бы на поклон к Гитлеру, какому-то ефрейтору-недоучке, к тому же маниакально помешанному на расовых предрассудках, — Хорти заметил даже удовлетворенно. — Мне было важно знать ваше мнение, ваше высочество. Ведь вы — мой единственный мостик в прошлое, единственная опора моих решений.

— Я всегда знала, что ты смелый человек, — баронесса Хорти подошла к мужу и встала за его спиной, положив руки на спинку кресла. — Император не зря заметил тебя в молодом возрасте и приблизил к себе в Вене. Тогда выдвигали только истинно достойных, — объяснила она Маренн.

— Это верно, я знаю, — Маренн согласно кивнула.

* * *

В квартире на Большом бульваре Отто Скорцени смотрел в окно на огромные скульптуры и арки под стеклянной крышей вокзала Нюгати напротив. Глядя на знакомый пейзаж, проще было размышлять.

— Значит, внуки Хорти находятся в посольстве Ватикана, — произнёс Отто. — Кто же это их туда спрятал? Кто помог спрятать? — он усмехнулся. — Скорее всего, не обошлось без участия нашего общего шефа, — он бросил взгляд на Науйокса, сидевшего в кресле рядом.

Алик только пожал плечами и наклонился к небольшому круглому столику, украшенному перламутровыми инкрустациями, чтобы стряхнуть пепел с сигареты в пепельницу.

— Может быть, — заметил он вяло. — А может, Хорти сам договорился.

— Йорген, ты узнавал, в это посольство можно проникнуть, есть какой-то тайный ход? — Скорцени повернулся к Цилле. — Эти детки Хорти весьма пригодились бы нам при штурме, если он состоится, — продолжил он, отойдя от окна в комнату. — Старик точно не выдержит, если впереди танков поведут его внуков. Он не посмеет по ним стрелять. Придется ему сдаться.

Последнее предложение повисло в тишине. Науйокс смотрел перед собой в стол, словно был очень увлечен перламутровой выкладкой на столешнице. Цилле с недоумением взглянул на Скорцени, но не произнес ничего, видимо, ждал, что оберштурмбаннфюрер скажет дальше.

— Вейзенмайеру нравится эта затея, — не дождавшись ответов, продолжил Скорцени. — Оригинально.

— Тут есть одна трудность, Отто, — наконец подал голос Раух. — Внуки Хорти находятся в посольстве Ватикана под охраной. Под охраной солдат СС. Они прибыли в Венгрию со штурмбаннфюрером СС Ральфом фон Фелькерзамом, и согласно приказу подчиняются только напрямую Берлину, то есть бригадефюреру Шелленбергу и рейхсфюреру СС. Они в штатском, чтобы не привлекать внимание, но хорошо вооружены, в чем сомневаться не приходится. Чтобы похитить детей графини Дьюлаи, нам придется вступить с ними в противоборство. Скажу прямо, я не готов стрелять по своим. Да и таких распоряжений, я думаю, мы не получим из Берлина. Такого приказа не даст и Кальтенбруннер. Стрелять по доверенным лицам самого рейхсфюрера. Он же не враг себе.

— Это точно? Ральф фон Фелькерзам в Будапеште? — глаза Скорцени сузились, он резко затушил сигарету в пепельнице. — Давно? Почему мне не доложили раньше?

— Мы только что узнали об этом, — ответил Цилле, — когда поинтересовались внуками Хорти в посольстве. — Никто не знает. Ни Вейзенмайер, ни местное гестапо. Он так же, как и ты, прилетел под вымышленным именем.

— И, видимо, он прилетел не один, — Скорцени достал из пачки ещё одну сигарету, но не закурил, просто сломал в пепельнице. — Ради чего Шелленбергу присылать сюда одного Фелькерзама? Если только он охраняет персону поважнее для Шелленберга, — добавил он язвительно.

— Ты имеешь в виду Маренн? — наконец-то оторвавшись от инкрустации, Науйокс вскинул голову. — Можно проверить, в Берлине она или нет.

— Так тебе там и доложат, — Скорцени качнул головой, усмехнувшись. — Её вежливый профессор де Кринис по указке Вальтера сообщит нам, что она уехала на Восточный фронт инспектировать какой-нибудь дивизионный госпиталь СС — и всё. Что ты ему скажешь? Будешь звонить Зеппу Дитриху или по всем дивизиям по очереди? Ничего это не даст. Наверняка, она находится в Буде. Иначе фон Фелькерзам не приехал бы сюда и не принимал участия в защите Хорти. Для Фелькерзама у Шелленберга нашлись бы дела и в Берлине.