— Вы знаете, ваше высочество, чирке-паприкаш, который вы только что отведали, я всегда готовлю сама, — чуть наклонившись вперед, сказала супруга адмирала Магда, невольно демонстрируя гостье своё ожерелье из сапфиров, обрамленных бриллиантами. — Так всегда делала императрица Зизи, когда приезжала в Гёдёллё. Она сама готовила это блюдо для императора. Оба очень любили чирке-паприкаш. Её величество называло его по-настоящему венгерским, так как в нем присутствует то, что, как она считала, очень важно для венгерского характера — чувственность и весёлая искра. Это ощущение создают такие ингредиенты, как сметана, перец, тмин. У Зизи неплохо получалось.

— У вас тоже, фрау, — искренне ответила Маренн. — Блюдо действительно великолепное. Когда-то в Вене я пробовала его, но тот вкус не сравнится с этим. Сразу видно, что это блюдо приготовлено руками венгерской женщины.

— Благодарю вас, ваше высочество, — щёки Магды, испещренные мелкими морщинками, зарделись от радости так, как будто супруга адмирала была юной девушкой и приготовила чирке-паприкаш впервые в жизни. — Для меня особая честь, что правнучка Франца Иосифа была гостьей в моем доме и отведала мои кушанья. Помню, я готовила чирке-паприкаш для самого императора, когда он единственный раз оказал нам честь, отобедав у нас в Вене в 1907 году по поводу рождения Миклоша, — женщина взглянула на сына. — Я была тогда совсем неопытной в придворных делах, страшно волновалась, — призналась она. — Ведь императрицы уже давно не было в живых, а я знала, как Франц Иосиф придирчив. Он сразу почувствовал бы, если б блюдо было приготовлено хуже. Не знаю, было ли на самом деле хорошо, — Магда пожала плечами, — ведь сама я от волнения вообще не чувствовала вкуса, но его величество хвалил меня и даже попросил добавки.

— Было вкусно, я хорошо помню этот день, — поддержал её адмирал. — Стояла чудесная погода. В нашем доме, где мы тогда жили, выходящем окнами на Пратер, было много солнца и много радости.

— Теперь я учу этому искусству Илону и Эржебет, — Магда обратилась ко второй невестке. — Я говорю им, что каждая благородная венгерская дама должна уметь готовить чирке-паприкаш, причем так хорошо, чтобы в любой момент им было не стыдно угостить короля. Они стараются, — добавила она с улыбкой.

— Во всяком случае, это прекрасное блюдо сегодня в моем лице приобрело ещё одного поклонника, — ответила Маренн. — Мне жаль, что моя дочь Джилл находится в Берлине и не имеет возможности его отведать. Но я обязательно расскажу ей и даже по возможности постараюсь приготовить сама.

— Я расскажу вам рецепт с моим собственным секретом, — Магда заговорщицки понизила голос. — Правнучка Франца Иосифа должна уметь готовить чирке-паприкаш. Я считаю, что это обязательно. Конечно, времена изменились. Теперь в моде все американское — быстрое приготовление, консервы, раз-два — и готово. Но что американцы! — она махнула рукой. — Разве у них есть такая богатая и древняя традиция, как у венгров или других европейских народов? Мы строго следуем своим традициям и должны их сохранять. После ужина я вам всё подробно объясню, — пообещала супруга регента. — Посекретничаем на кухне.

— Благодарю вас, — Маренн улыбнулась. — Буду очень признательна.

— Мне сказали, вы уезжаете завтра, — Хорти бросил быстрый взгляд на Эстерхази, показывая, откуда пришли сведения. — Рейхсфюрер хочет, чтобы вы вернулись в вашу берлинскую клинику, и я его понимаю, — он сдвинул подернутые проседью брови над переносицей. — Мне доложили, что сюда прибыл уполномоченный Шелленберга, который все время будет находиться в Будапеште, и для меня это будет существенной поддержкой в противостоянии Вейзенмайеру, а вам надо вернуться к своим обязанностям. Мне сказали, вас ожидают десятки и сотни раненых и больных, которым необходима ваша помощь. Я понимаю, ведь императрица Зизи когда-то первой в истории Австро-Венгрии организовала в Шенбрунне госпиталь, в который пригласила лучших врачей, и сама работала в нём обычной медсестрой, исполняя поручения докторов. Она нисколько не кичилась короной и воспринимала свое положение не как право, а как обязанность. Вы продолжаете её благородное дело. Я мог бы предоставить вам венгерский самолет, чтобы вы могли вернуться в Берлин, — предложил Хорти.

— Благодарю, ваше высокопревосходительство, но самолет за мной пришлют, — вежливо отказалась Маренн. — Вальтер обо всём позаботился.

Ей было известно, что Скорцени уже покинул Венгрию сразу после того, как узнал от Кальтенбруннера, что смещение Хорти с поста пока откладывается. Его люди ещё находились в лагере, но сам он уже вылетел в Берлин. «Меня он с собой не позвал, — подумала Маренн с иронией. — Даже не сообщил, что возвращается. Он любит показать мне, что он на высоте, когда срываются его планы. Тут уж он обо мне не вспоминает. Впрочем, это даже и к лучшему. Даже если бы у Вальтера и не нашлось самолета для меня, адмирал бы меня выручил. Это замечательно. Во всяком случае, Отто не будет иметь никакого отношения к моему возвращению в Германию».

— Вы можете уверить Вальтера, — продолжал тем временем Хорти, — что я вполне отдаю себе отчет о сложившейся ситуации и временно сохраню статус-кво, сложившийся на сегодняшний день. Я понимаю, как важно, чтобы прошло некоторое время. Считаю, что месяц или два, во всяком случае, до лета, мы сможем удерживать равновесие и избегать резких перегибов. А летом, — он сделал паузу, отпив вина из бокала, — всё может измениться. В конце концов положение на фронтах меняется каждый день, и кто знает, каково оно будет через месяц или два. Очень сомневаюсь, что оно резко переменится в пользу Германии. Кроме того, все ещё остается открытым вопрос об англо-американском фронте в Европе. Скорее всего, этим летом высадка состоится. Иначе англо-саксы окончательно отдадут Европу Сталину, а этого, конечно, Черчилль допустить не может. Вопрос в том, где эта высадка произойдет. Если здесь, на Балканах, как настаивают англичане, которые ведут на эту тему переговоры с Тито, то это значительно упрочит наши позиции и облегчит выход Венгрии из войны. Если же в Нормандии — я знаю, что так хотят американцы, и в этом их поддерживают Советы, мечтающие заполучить Балканы в свое распоряжение — то, конечно, наша ситуация осложнится. Во всяком случае, все эти обстоятельства отвлекут внимание фюрера, и мы получим передышку. Ему станет явно не до нас. Вот тогда мне представится удобный случай отправить Стояи в отставку, назначить нового премьера и вернуть ситуацию в стране к состоянию до оккупации, а также возобновить переговоры с англичанами.

Маренн полагала, что пока ещё рано заглядывать так далеко в будущее, но внимательно слушала, поскольку понимала, что об этих соображениях адмирала Хорти она должна будет подробно рассказать Шелленбергу.

— Кандидатура на нового главу правительства у меня уже есть, я обдумывал это в поезде, — сообщил Хорти. — Всегда надо иметь варианты на случай самых непредвиденных поворотов в политике. Его согласием я ещё не заручился, но как только проведу предварительные переговоры, немедленно поставлю Вальтера в известность. Это командующий 1-й армией генерал-полковник Лакатош, — сообщил адмирал, понизив голос. — Убежденный сторонник монархии, патриотически настроенный человек. Не думаю, что он отклонит мое предложение. Он сумеет очистить правительство от всех праворадикальных элементов, которых Вейзенмайер теперь заставляет меня туда включить. Кроме того, я от своего лица временно распущу все партии и запрещу всяческую агитацию в стране, что нанесет существенный удар салашистам и их соратникам. Я хочу, чтобы, вернувшись в Берлин, вы передали Вальтеру, что мы здесь, в Будапеште, весьма ценим то глубокое понимание наших обстоятельств, которое проявил рейхсфюрер. Я отметил это, отвечая на письма шведского короля и римского понтифика. Мы не выходим из процесса, который начался, а будем продолжать его всеми силами ради будущего Венгрии, ради будущего Германии. Если со мной что-то случится, чего нельзя исключать, ведь у меня преклонный возраст, то Миклош продолжит мое дело.

При слове «случится» супруга адмирала едва не выронила вилку. Магда явно не любила подобных рассуждений своего мужа, искренне надеясь, что тот проживёт ещё сто лет и сохранит бодрость, как сейчас.

Хорти положил руку на плечо младшего сына, сидевшего справа от отца:

— Это мой единственный наследник. Я полностью полагаюсь на него. Если же не станет и Миклоша, тогда моё дело продолжит старшая невестка. Не далее как сегодня утром мы разговаривали с графиней, — Хорти повернулся к Илоне, и Маренн заметила, что сейчас адмирал видит в невестке не слабую женщину, а скорее солдата, готового выполнить свой долг. — Она встанет во главе монархической партии, а граф Эстерхази поможет советом.

Граф молча кивнул, после чего адмирал продолжил свою речь:

— Да, в Австро-Венгрии мы, мужчины, привыкли брать все самые трудные задачи на себя, позволяя женщинам заботиться о себе и детях, но, видимо, после этой войны положение изменится. Если Илоне суждено стать первой женщиной в венгерской политике — значит, таково веление времени. Больше мне не на кого рассчитывать, но я всё-таки надеюсь, до этого не дойдёт. Пока же, — поспешно добавил адмирал, заметив, как бледна его жена, сидящая напротив, — я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы провести свой корабль сквозь все бури в спокойную гавань, заделать пробоины и уж после этого с честью покинуть капитанским мостик, оставив управление молодым. Пока что здоровье не подводило меня, — он заставил себя улыбнуться. — И выдержка тоже. Должен сказать, что в военных и морских училищах его величества Франца Иосифа муштра была немилосердная, там не имели снисхождения к детской слабости, не нянькались с нами, зато закалки потом хватало на долгие годы, и физической и моральной. Мы выходили из стен училища совершенно самостоятельными, состоявшимися людьми, готовыми к тому, чтобы перенести любые испытания. Теперь уже так не учат, так что мне самому приходилось добавлять тренировки моим сыновьям. Рад, что это не прошло даром.