— Он и тогда не приглашал. Я сама настояла, — ответила Маренн. — Я настояла потому, что Кальтенбруннеру взбрело в голову отправить вместе с ним Джилл. Значит, Хорти все-таки решился поехать в Зальцбург? Не уверена, что это просто глупость. На него это не похоже. Скорее всего, какой-то расчет.

Женщина опустила голову, раздумывая. Ей вспомнилась встреча с Илоной Хорти и её беспокойство. Теперь опасения графини сделались понятнее.

— Если адмирал проявит неуступчивость, какая судьба ждет его самого и членов его семьи? Это уже решено? — спросила Маренн.

— Я ничего не могу сказать заранее, — ответил Шелленберг. — Все будет зависеть от того, как поведет себя Хорти. Вполне вероятно, что всех родственников отправят в лагерь по приказу Кальтенбруннера, чтобы таким образом воздействовать на старика. Во всяком случае, Кальтенбруннер планирует массовые еврейские чистки — у него просто руки чешутся — а также довольно жесткие меры против венгерской аристократии и высшего военного сословия, которое предано Хорти. Всех принудят либо уйти со службы, либо вообще арестуют. На их места будут поставлены активисты профашистской партии Салаши. Образно говоря, графы Эстерхази с их многовековой католической культурой и моралью больше не нужны новой Венгрии. Нужны молодчики с убеждениями совсем иного типа и, желательно, без особого образования. Теперь они будут всем заправлять в стране. А аристократам придется либо смириться и эмигрировать, если их ещё выпустят, либо разделить судьбу евреев, ведь фюрер примерно одинаково неприязненно относится и к той, и к другой категории. Ещё сюда подпадают всяческие либералы и демократы, которые вызывают у фюрера раздражение. Но особенно фюрер не любит австрийских аристократов. Видимо, испытал от них унижения в юности.

— Насколько я понимаю, в сложившихся обстоятельствах я могу считать, что моя миссия исчерпана, во всяком случае, в той её части, что касается моей возможной коронации, — заключила Маренн и снова села в кресло перед камином.

— При германской оккупации ни о каких Габсбургах больше не может идти речи, и переговоры с Черчиллем не состоятся, — заключила она, больше обращаясь к самой себе, чем к Шелленбергу.

— Я не уверен в этом полностью, — ответил тот и, встав позади кресла, наклонился к Маренн. Она прислонилась виском к его щеке.

— Мне непонятны мотивы Хорти, — признался Вальтер и поцеловал её волосы. — Пока непонятны. Раз он всё-таки решился ехать в Клейсхайм, имея все предупреждения, он на что-то рассчитывает. Вопрос — на что? Он слишком опытный человек, чтобы безрассудно класть голову на плаху. Он понимает, что от него зависит судьба его страны, да и жизнь членов его собственной семьи, в конце концов. Его младшего сына и внуков.

Маренн повернулась, взглянув на Вальтера:

— На что Хорти может рассчитывать?

— Мне бы и самому хотелось узнать об этом, — ответил он грустно, а затем вернулся к столу и сел в кресло. Она внимательно наблюдала, ожидая, что же Шелленберг скажет дальше.

— Мы можем только предполагать, — заключил тот. — Ясно одно — адмирал Хорти действует не из корысти. Он ничего не выигрывает для себя, а вот проиграть может много. Скорее всего, адмирал надеется на то, что пока он сам остается на посту регента, монархия в Венгрии не будет окончательно отменена. Пусть она и сейчас всего лишь формальное явление, но в сложившихся обстоятельствах само существование монархии как института становится препятствием полной нацисткой диктатуре, а это важно. С другой стороны, Хорти наверняка рассчитывает при согласии на введение войск выиграть время, выторговать у фюрера условия, при которых, возможно, оккупация будет прекращена. Например, при условии смены правительства. Он вполне может отправить Каллаи в отставку, заменив его другим верным себе человеком, который не вызывает у фюрера раздражения. При этом люди Салаши займут лишь второстепенные посты. Как бы то ни было, это очень мужественный шаг адмирала, достойный флотоводца его величества императора Франца Иосифа. Хорти приносит в жертву свою репутацию и свое имя, чтобы смягчить режим оккупации хотя бы на время, воспрепятствовать депортации евреев, например. Я уверен, что, оставшись на своем посту, он не допустит их позорного выселения и уничтожения. Вполне вероятно, Хорти поступает таким образом, чтобы сохранить для Венгрии трон. Трон Габсбургов — святыня для многих венгров, и Хорти сам из их числа. Также, полагаю, он ещё не расстался с надеждой передать этот трон законным владельцам, даже если какое-то время Габсбурги будут занимать его в изгнании. Наверное, адмирал все хорошо продумал, прежде чем сунуть голову в пасть зверю, но это только предположения, оправдания, которые мне приходят в голову. Я не знаю, чем на самом деле руководствуется адмирал.

— Ты говоришь, если Хорти удастся воплотить в жизнь свой план и пригласить Габсбургов на трон, это будут правители в изгнании? — переспросила Маренн очень серьезно. — В таком случае логичнее предложить это место эрцгерцогу Отто, который находится в относительной безопасности в Канаде. Моя кандидатура полностью отпадает.

— Пока об этом рано судить, — постукивая пальцами по блестящей металлической зажигалке, Вальтер с сомнением покачал головой. — Не торопись. При необходимости мы вполне способны и тебя переправить в нейтральную Швецию, например. Вместе с Джилл. Надо посмотреть, как поведет себя адмирал дальше. Посмотреть, чем закончатся переговоры и какие условия ему удастся выторговать. Конечно, ситуация радикально изменилась, и всё пошло не совсем так, как мы предполагали, но пока Хорти остается на своем посту, ещё остается возможность изменить эту ситуацию в нашу пользу.

— Каким образом? — удивилась Маренн.

— Например, при условии полной и безоговорочной капитуляции венгерских войск перед Советами. При условии предварительной и устраивающей все стороны договоренности между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем о дальнейшем распределении ролей в Венгрии, — ответил Шелленберг. — Тогда Красная армия остановится на подступах к Венгрии, и Венгрия перестанет быть щитом Германии, потому что основные силы Советов будут переброшены на другое направление. Это заставит вермахт отправить туда находящиеся в Венгрии войска и тем самым прекратить оккупацию, а в Венгрию войдут войска англичан и американцев, хотя без присутствия советского военного контингента тоже вряд ли обойдётся. Таким образом, там создадутся условия для начала выборного процесса и передачи власти от адмирала законному монарху, гаранту стабильности. Как я сейчас вижу, это единственный ещё оставшийся путь решить всё так, как мы предполагали. Возможно, именно это имеет в виду адмирал, согласившись на переговоры в Клейсхайме. Во всяком случае, это единственный серьезный резон для его поступка, который я вижу, и если я прав, то поступок Хорти получается весьма мужественным.

— Когда оккупация осуществится, я хочу отправиться в Будапешт, — неожиданно заявила Маренн. — Возможно, в госпиталь, где работает графиня Дьюлаи. Это же не возбраняется? В качестве оказания союзнической помощи, так сказать, или с инспекцией, — съязвила она.

— Это опасно, — возразил Вальтер. — Если учесть подозрения Кальтенбруннера, ты можешь навлечь на себя большие неприятности.

— Ты сам сказал, что ситуация развивается непредсказуемо, — настаивала Маренн, — и точно так же она будет развиваться и дальше, а я хочу быть ближе к тем людям, которые обратились ко мне за помощью. Возможно, мне и не уготовано стать королевой Венгрии, что совсем меня не расстраивает, но я помогу спастись семье и ближайшему окружению Хорти, когда ситуация, как ты предполагаешь, окончательно станет неуправляемой. Ведь возможно и такое развитие событий? Правда?

— Да, не исключено, — Шелленбергу оставалось только согласиться с её доводами. — Ты, прежде всего, имеешь в виду графиню Дьюлаи с детьми и графа Эстерхази? — догадался он.

— Да. Разве ты не находишь, что мы должны помочь им? — спросила Маренн недоуменно. — Ведь мы вовлекли их в опасную интригу и дали понять, что на нас можно положиться.

— Ты права, — Вальтер кивнул, поддерживая благородный порыв любимой женщины, но сделал это без особого восторга, а та уже строила конкретные планы:

— Я тоже отправлюсь в Венгрию под псевдонимом. Не отставать же мне в этом от Скорцени! Псевдоним у меня есть. Ким Сэтерлэнд. А там посмотрим. Во всяком случае, я уверена, что моя прабабка Зизи упрекнула бы меня за равнодушие, если бы я осталась в стороне в такое время, когда решается судьба венгерского народа. Я не хотела бы заслужить от неё упрек, хотя по-настоящему не верю в загробную жизнь. Ты это знаешь.

* * *

Утро было серым, пасмурным. За окном крупными, тяжелыми хлопьями падал мокрый снег.

— Ну, вот, основное сделано, теперь надо ставить дренаж и накладывать повязки, — главный хирург госпиталя Корхаз в Будапеште Арпад Вереш передал Илоне только что использованные инструменты, распатор и фиксационные щипцы. Тщательно протерев, она снова положила их на инструментальный столик.

— Вы сегодня неплохо ассистировали, спасибо, — похвалил её Вереш и, сдернув перчатки, отошел к раковине, чтобы помыть руки. Илона подошла тоже, держа в руках чистое полотенце.

— Благодарю, доктор, — скромно ответила она. — Признаться, я нервничала. Очень сложная операция. Но все получилось гладко.

Дверь в операционную открылась; заглянула медсестра.

— Госпожа, простите. К вам приехал граф Эстерхази, он очень взволнован, — сообщила девушка шепотом. — Что-то очень срочное. Он просит вас выйти.

— Идите, идите. Здесь уже справятся без вас, — отпустил Вереш Илону и широко улыбнулся. — Вы сегодня молодцом, — одобрительно повторил он.

Та покинула операционную, а затем, на ходу снимая маску и белую шапочку, поспешно спустилась на первый этаж, в вестибюль клиники. Графа Эстерхази она увидела сразу. Он стоял у подножия лестницы, очень бледный и мрачный.