— А при чем здесь династия? — Скорцени неотрывно смотрел на неё. — Династию никто не спрашивает. Главное, чтобы признали англичане и американцы, ну и чтобы Советы худо-бедно на все это согласились, выторговав условия для своих коммунистических протеже. А всех их скорее устроит внучка Рудольфа, правнучка Зизи, которых в Венгрии боготворили и любят до сих пор, а значит — примут на трон их ближайшую родственницу. Примирительная, объединительная фигура — вот кого ищет Хорти. Фигура, которая устроит всех: венгров, англичан, американцев, Советы. Всех, кроме рейха. В твоем лице адмирал вполне может обрести такую персону, так что Кальтенбруннер недалек от истины. И ни к чему другие Габсбурги. Как бы они ни злились, сейчас не они решают, кому всходить на трон, а коалиция держав, противостоящих рейху. И Хорти не откажешь в дальновидности. Он вполне ясно соображает, что к чему.

— Мне ничего не известно о планах адмирала Хорти насчет будущего его страны, — отрезала Маренн. — Я занимаюсь медициной и больше ничем. Моя работа — резать и зашивать. Я не один раз говорила тебе, чем я сейчас занимаюсь. Я хирург, а не политик. Однако полчаса истекло, — она взглянула на часы. — И Алекс ждет меня в операционной. Так что будь добр — отвези меня назад, потому что пешком дойти я уже не успею, — она откинулась на спинку сиденья. — Там тяжелораненый офицер под наркозом.

— Хорошо, я отвезу. — Отто завёл машину и продолжал говорить, не глядя на пассажирку: — Но я предупредил тебя, Мари. Если ты влезешь в схватку с позволения Шелленберга и из желания помочь в, как тебе представляется, благих начинаниях, то при определенных обстоятельствах окажешься в безвыходной ситуации. Тебя просто пристрелят или повесят на рояльной струне, как это случается у Мюллера, а заодно — твою дочь Джилл как пособницу. И никакие медицинские способности тебя не спасут. Сейчас уже не до раненых солдат. Ими мало кто озабочен в верхах, потому что сейчас не начало войны, а уже почти финал, финал трагический. Сейчас нужны не те, кто войдет в строй через год, а те, кто может сражаться прямо сейчас. Через год уже может и не понадобиться. Так что твое положение не так устойчиво, как было раньше. А сделать операцию, наложить повязку, с этим справится и Грабнер…

— Я попрошу не зарываться, — Маренн оборвала собеседника так резко, что он от неожиданности чуть не задел фарой край ограды клиники. — Алекс Грабнер — не какой-то мальчик на побегушках, а высококлассный специалист, и не тебе судить о его способностях. Он действительно вполне может заменить меня. Теперь уже может. Но я и так никогда не бравировала своей незаменимостью и всегда делилась опытом. Я рада, что сумела передать Грабнеру мои знания. Что же касается раненых, то мне ты не сказал ничего нового. Останови, — они подъехали к входу в клинику. — Я это вижу по сокращению финансирования на закупку новейших препаратов и по тому, как армия урезает страховые выплаты. Всё больше операций солдатам и офицерам вермахта почему-то приходится делать за счет СС. Благо рейхсфюрер не снижает, а увеличивает наши дотации, понимая, что потери в дивизиях СС возрастают. Меня ничто это не удивляет, и ничто из того, чем ты только что меня пытался испугать, мне не страшно. Я выполняла и буду выполнять свой долг. Буду так, как сочту нужным. И на этом наш разговор окончен. У меня нет времени, извини.

Женщина вышла из автомобиля и быстро поднялась по ступеням парадного крыльца. Ветер шевелил её пышные каштановые волосы, выбившиеся из узла на затылке.

Закурив, Отто смотрел ей в след, пока она не скрылась в дверях. Собственно, ничего иного от их разговора он и не ожидал. Конечно, она не станет рассказывать ему, что там замышляют Шелленберг и Гиммлер, даже если ей что-то известно. Маренн обладает редким для женщины качеством — умеет держать язык за зубами, — и полагаться на её откровенность было бы наивным.

Скорцени сделал то, что хотел, — он её предупредил. Пусть знает, что и противоположная сторона настроена решительно. Пусть знает, чем грозит провал гиммлеровского плана, чем все это грозит для Джилл. Маренн не остановится? Или ей не позволят остановиться? Если в этом заинтересован лично Гиммлер, то более вероятен второй вариант.

Что ж, фюрер и Кальтенбруннер тоже не сдадут назад, ведь если они потеряют Венгрию, это будет сильнейший моральный удар для германской армии, а заставлять армию сражаться как можно яростнее — это единственный шанс для Гитлера просидеть в Берлине подольше, ожидая чуда, о котором все время вещает доктор Геббельс.

Значит, столкновение двух группировок — заочное, конечно, — неизбежно, и кто-то должен проиграть. Все главные фигуры останутся на своих местах при любом исходе. А пострадают в первую очередь исполнители. Весь вопрос в том, что делать ему, Отто Скорцени? Отказаться выполнить приказ невозможно. Отто должен сделать все, чего требует приказ, и в лучшем виде, но тогда придётся отправить на виселицу любимую женщину, которую хотели сделать королевой вопреки желанию фюрера.

Как воспрепятствовать гибели Маренн? Как-то надо это сделать — нет сомнения, но придется над всем этим хорошенько подумать и принять в расчет, что имеешь дело с упрямицей, которая не отступит. Она пойдет до конца, до этой самой виселицы, если Отто не выдернет вовремя из петли, пока палач не затянул веревку. Отто вздохнул, затушил сигарету в пепельнице. Перспектива — не из радостных, это точно. Врагу не пожелаешь.

Хорошенькая белокурая медсестра выглянула из дверей клиники, процокав каблучками по ступеням, пробежала по аллее в соседний корпус. Это отвлекло оберштумбаннфюрера от его размышлений. Он взглянул на часы — надо ехать. «Через час назначено совещание по Фриденталю. Надо продолжать работать, какие бы трудности ни возникали», — подумал Отто, развернул машину и поехал в Управление.

* * *

Старинные часы с круглым белым циферблатом, поддерживаемым с двух сторон пухлыми позолоченными амурами, пробили десять часов вечера. Их перезвон, повторявший вступление к «Апассионате» Бетховена на несколько мгновений отвлек Маренн, которая после этого снова повернулась к Вальтеру. Она только что передала ему свой разговор со Скорцени, состоявшийся днем, но бригаденфюрер не торопился ответить ей, и это казалось странным. Женщина с удивлением смотрела на него, ощущая смутную тревогу, а тот стоял перед камином, глядя на огонь, и молчал. Было очевидно, что Шелленберг чем-то озабочен, даже расстроен.

— Как ты полагаешь, они могут воспрепятствовать? — снова спросила Маренн, подождав. — Я имею в виду в первую очередь Кальтенбруннера. Это серьезно?

— Это более чем серьезно, — наконец ответил Вальтер, так же глядя на огонь. — И я согласен со Скорцени. В ближайшее время ты должна выйти из операции. Всё становится слишком опасно.

— Ты имеешь в виду слежку за мной? — Маренн поднялась с кресла и, встав рядом с Шелленбергом, ободряюще произнесла, положив руку ему на плечо: — Но ведь им неизвестно наверняка. Это только предположение, одна из версий.

— Нет, слежка меня не волнует, — ответил Вальтер. Он повернулся, взял руку Маренн в свою и, прижав ладонь этой женщины к своей груди, с нежностью смотрел в глаза любимой. Желтоватые отблески пламени освещали его осунувшееся, усталое лицо, поблескивали на погонах и пуговицах мундира.

— Я восхищаюсь твоим мужеством, твоей готовностью пожертвовать собой ради блага венгерского народа, но события в Венгрии в ближайшее время будут развиваться непредсказуемо, — продолжил Шелленберг. — Во всяком случае, не так, как мы предполагали, и твое участие в них будет просто опасным. Я не о Кальтенбруннере, — объяснил он поспешно, заметив, что собеседница готова возразить. — В конце концов все, что делается с его стороны, мы способны контролировать, и это меня нисколько не смущает. Это даже обычная история.

— Что же тогда? — спросила Маренн недоуменно.

— Дело в том, что Хорти совершил, как я полагаю, непростительную ошибку, — Вальтер отпустил её руку, отошел к окну, чиркнув зажигалкой, закурил сигарету. — Он все-таки поддался на уговоры нашего посла фон Ягова и согласился отправиться в Клейсхайм…

— Зачем?! — воскликнула Маренн ошарашенно, ведь такого она совсем не ожидала. — Его же предупреждали, что этого не нужно делать. Он не получил предупреждения?

— Получил. И не одно. Но все-таки решил ехать, — ответил Вальтер грустно. — Не знаю, чем он руководствовался. Возможно, ты была права, и с ним сыграла злую шутку его аристократическая наивность, вера в то, что если добиться аудиенции у императора, то все решится само собой. Возможно, просто не выдержали нервы. Возможно, кто-то из окружения дал ему плохой совет. Возможно всё. Не думаю, что мы когда-нибудь узнаем в точности его мотивы.

Вальтер вздохнул и, подойдя к столу, стряхнул пепел в пепельницу.

— Не сомневаюсь, — продолжал Шелленберг, — адмирал уверен, что все его действия идут на благо Венгрии, как он его себе представляет. Мне неизвестны мысли и настроение адмирала, — повторил он, бросив взгляд на Маренн, — но я знаю факты. Факт состоит в том, что несколько часов назад адмирал выехал на спецпоезде из Будапешта в Зальцбург в сопровождении министров иностранных дел и обороны в штаб-квартиру фюрера в Клейсхайме, и завтра туда на переговоры с Хорти вылетает Гитлер. Можно не сомневаться, что фюрер выльет на Хорти целую лавину обвинений в нарушении союзнического долга. Все эти аргументы уже подготовлены Риббентропом и в соответствующих драматических тонах оформлены доктором Геббельсом. Невзирая на любые возражения, которые Хорти, конечно, предъявит, фюрер, без сомнения, сообщит ему об оккупации, как о решенном деле. Собственно, он поставит Хорти перед свершимся фактом. Мне сообщили из штаба вермахта, что наши войска на границе с Венгрией приведены в боевую готовность и вне зависимости от исхода переговоров начнут переходить границу, пока адмирал ещё едет в Клейсхайм. То есть, когда он прибудет в Зальцбург, страна уже будет фактически оккупирована Германией, и адмиралу ничего не останется, кроме как принять это и прикрыть оккупацию своим именем. Почему я и говорю, что это ловушка, непростительная глупость, со всех точек зрения, проигрышный шаг, — Вальтер раздраженно поморщился. — Кстати, наш общий знакомый, который так печется о твоей безопасности, — Вальтер снова взглянул на Маренн, но на этот раз с невеселой иронией, — не далее как сегодня получил приказ подготовиться к переброске в Венгрию и разбить лагерь недалеко от Будапешта. Отто будет поджидать адмирала, которого из Клейсхайма доставят назад под германской охраной, чтобы не вздумал рыпаться, а делал все, что прикажет фюрер. Задача Скорцени — проследить за поведением Хорти и подготовить операцию по захвату резиденции адмирала на случай, если тот начнет своевольничать и призовет к сопротивлению, пользуясь авторитетом у народа. Отто как всегда делает это, не поставив меня в известность, а под прямым руководством Кальтенбруннера. Я только от рейхсфюрера узнал, что там происходит. Не поставить в известность рейхсфюрера они не могут, как ты понимаешь. Гиммлер требует от них подробнейшего доклада, и им приходится подчиняться. Кстати, Скорцени поедет в Венгрию под именем доктора Вольфа, как в том случае, когда в прошлом году вы ездили с ним во Францию спасать Петэна от маки. Правда, на этот раз он госпожу Вольф с собой не приглашает, — мрачно пошутил Вальтер.