— Верноподданный, старающийся во всем услужить своему будущему королю. Во всем — понимаешь? И то же самое советую делать и тебе.

Регина покачала головой:

— Ты просто глупец, если надеялся, что я стану смотреть на это твоими глазами. Ну уж нет, я не допущу, чтобы ты и дальше…

— Ты сделаешь, как я тебе велю. — Саймон шагнул к ней. Его красивое лицо превратилось в маску, и Регина даже отшатнулась, испугавшись той яростной одержимости, которая сверкала в его глазах. — Ты будешь держать рот на замке, больше того — сделаешь все, чтобы твой проклятый муженек не путался у меня под ногами, и прекратишь совать свой нос туда, куда не надо! Поняла?

— Ни за что!

— Сделаешь! Не то я скажу твоему драгоценному Маркусу, что ты с самого начала участвовала во всем этом!

Кровь отхлынула от лица Регины, и оно стало мертвенно-бледным.

— Неужели ты способен на такое коварство?!

— Способен, сестричка, уж ты мне поверь! И заруби себе на носу: если ты проговоришься ему — или Луизе — о моих планах, я поклянусь, что это была твоя идея. Что именно поэтому ты отправилась к нему домой — завлечь его в свои сети и помочь мне подобраться к его сестре.

— Он не поверит ни единому твоему слову, — дрожащим голосом прошептала Регина.

Саймон рассмеялся резким, скрежещущим смехом.

— Он-то? Человек, который условием брака поставил твою верность? Заранее оговорил ее — словно подписывал брачный контракт. Да он ни на грош тебе не верит! А ты надеешься, что он положится на твое слово, да еще в таком деле!

— Вот увидишь, так и будет. — Но она и сама в этом не чувствовала уверенности. Ведь Маркус только сегодня обвинил ее в том, что она, мол, с самого начала участвовала в подлых планах Саймона. И если теперь Саймон это подтвердит, Маркус наверняка возьмет назад свое слово.

— Что ж, если ты так уверена в нем, пойди и расскажи ему все, — ледяным тоном предложил Саймон. — Посмотришь, что из этого выйдет. Но помни, моя дорогая, после того как я сообщу ему о твоем вероломстве, все последствия этого падут на твою голову. Если ты расскажешь ему обо всем до свадьбы, а он предпочтет поверить мне, очень возможно, что венчания не будет. И это еще вопрос, сможешь ли ты после такого скандала появляться в свете. Ну а если ты решишь открыть ему глаза уже после свадьбы… — Губы герцога растянулись в неприятной ухмылке. — Что ж, тогда остается только надеяться, что все разговоры о его милых утехах в донжоне не более чем выдумка.

— Очень надеюсь, что нет, — выплюнула Регина ему в лицо. — Потому что когда Маркус узнает о твоих проделках, ты и пикнуть не успеешь, как окажешься в его подземной тюрьме. И вряд ли выйдешь оттуда раньше чем через месяц.

Саймон растерянно заморгал и уставился на сестру — горечь, с которой это было сказано, уязвила его в самое сердце. Потом, опомнившись, надменно расправил плечи.

— Ну, ну, — свысока бросил он, — тебе не следует разговаривать со мной в подобном тоне. Кровь гуще воды, знаешь ли, моя дорогая девочка!

— Не смей больше никогда называть меня так! Я тебе больше не «дорогая»! И ты мне больше не брат! Я не желаю участвовать во всей этой подлости!

— А я тебя и не заставляю, — устало сказал Саймон. — Просто объяснил, что будет, если ты вздумаешь мне помешать. — Подойдя к сестре, он обнял ее за плечи. — Ну, ну, выше нос! Будешь вести себя хорошо, я и словечка не пророню о том, что ты все знала с самого начала. Можешь даже изобразить изумление, когда он узнает, что Луиза предпочла жить при дворе возле отца.

— Отца?! — Регина брезгливо стряхнула его руку. — Принни никогда не был ее отцом! Что же он раньше-то о ней не вспоминал? А сейчас хочет использовать ее в своих целях, вот и решил назваться ее отцом? — Она тяжело дышала. — Да вы с ним вдвоем не стоите одного Маркуса! И мое сердце разрывается от боли при мысли о том гнусном предательстве, которое вы затеяли.

— Тогда просто не мешай, поняла? — грубо рявкнул Саймон. — Между прочим, я лично ни о чем тебя не просил. И уж точно не заставлял залезать к нему в карету!

— Потому что ты прекрасно знал, что я никогда не соглашусь на это! Ни за что на свете — потому что не желаю участвовать в этой мерзости!

Однако она все-таки сделала это — так что не в ее интересах заострять внимание на этой детали.

— Но ты все-таки сделала это, — словно подслушав ее мысли, прорычал Саймон, — стало быть, теперь должна смириться и с последствиями! Итак, ты со мной? Или мне стоит по-дружески побеседовать со своим будущим зятем?

Кровь застыла в жилах Регины при мысли о том, какими словами встретит ее Маркус после такой беседы.

— Но ты ведь дал слово чести, что и близко не будешь подходить к Луизе, — сделав последнюю попытку воззвать к его лучшим чувствам, пробормотала Регина. — Неужели ты нарушишь его?

— Но я дал слово чести и своему августейшему господину, а это куда важнее. И если Дрейкер потребует от меня удовлетворения, обвинив в нарушении клятвы, что ж, он его получит. — Глаза его стали ледяными. — И если тебе не все равно, что с ним станется, ты позаботишься, чтобы этого не случилось. Я ведь отличный стрелок, ты знаешь.

Да уж, это она знала хорошо, как и то, что Маркус с двадцати шагов не попадет даже в дом.

— Ладно, твоя взяла — я буду молчать, — устало прошептала Регина. — Но я никогда тебе этого не прощу. Никогда.

Она резко повернулась и вышла. Саймон даже не пытался остановить ее. Возможно, почувствовал, что сильно рискует, — Регина была в таком бешенстве, что могла бы выцарапать ему глаза. А может, просто торжествовал победу. Что ж, вскоре он убедится, что сильно поторопился, —она не из тех, кто позволяет вытирать об себя ноги! И она не станет прыгать с тумбы на тумбу просто потому, что ему вздумалось покомандовать!

Регина прямиком отправилась в комнату Сайсели, моля Бога о том, чтобы кузина еще не спала и согласилась ей помочь. Вообще-то раньше ей всегда приходилось долго уговаривать Сайсели встать на ее сторону против Саймона. Но после того как он глазом не моргнув сообщил, что собирается сослать ее в деревню, возможно, обиженная Сайсели будет настроена более решительно.

Регина рассчитывала этим воспользоваться. Вдвоем с Сайсели они могли бы попробовать сделать так, чтобы планы Саймона не нанесли вреда Луизе. Нужно, чтобы хоть кто-то был на стороне Луизы, решила Регина.

Глава 16

Свадьба вашей подопечной не должна повлиять на вашу судьбу. Умная женщина всегда заранее позаботится о том, чтобы к моменту замужества своей подопечной уже не зависеть от ее семьи.

Мисс Сайсели Тремейн. Идеальная компаньонка

Все последние девять лет Маркус искренне считал, что женитьба не для него. Женится всегда кто-то другой: молодой арендатор — на дочке фермера, местный аптекарь — на слегка засидевшейся в девках школьной учительнице. Леди из общества выходит замуж за джентльмена — но лишь в том случае, если его лицо не изуродовано чудовищным шрамом.

Но вот он стоит перед епископом, и шрам по-прежнему уродует его лицо, и вообще все как всегда. Только на этот раз он сжимает в ладони пальчики самой прекрасной женщины в Англии, а может, и во всем мире. И она вот-вот станет его женой. Потрясающе!

Правда, он женится в страшной спешке, по специальной лицензии. Да, конечно, в связи с этим свадьба получилась скромная, без того блеска, на который, несомненно, рассчитывала Регина. И все-таки, несмотря ни на что, это их свадьба, и Регина охотно (или почти охотно) согласилась стать его женой. В суматохе последних приготовлений они почти не виделись, а в тех редких случаях, когда оставались наедине, она едва удостаивала его словом. И тем не менее сегодня, стоя у алтаря, она без колебаний дала супружеский обет.

Без колебаний… но и без особой радости. Впрочем, у кого повернется язык ее винить? Ведь очаровательные дочери герцогов не часто становятся женами ничем не примечательных деревенских олухов вроде него, зная, что вместо блеска и шума лондонского света они обречены на унылое прозябание в каком-то Богом забытом уголке.

«Я хочу иметь в городе свой дом. И жить там, когда мне захочется. Особенно во время сезона».

Маркус злобно ощерился. Ад и все дьяволы, уж он позаботится, чтобы Регина была с ним счастлива! Как только они окажутся в Каслмейне, он затащит ее в постель и продержит там до тех пор, пока не убедится, что ей уже не хочется возвращаться в город. Правда, как честный человек, он уже арендовал в Лондоне дом, но будь он проклят, если отпустит ее в город одну! Маркус поклялся, что скорее умрет, чем согласится жить так, как жил его приемный отец, даже если для этого ему придется не отходить от жены ни на шаг.

Епископ торжественно объявил их мужем и женой, но когда Маркус нагнулся, чтобы поцеловать новобрачную, то заметил, что Регина закрыла глаза. У него неприятно засосало под ложечкой. Что это — скромность? Вряд ли. Насколько он мог убедиться, излишком этого качества его будущая жена явно не страдала. Иногда она была пылкой и чувственной, чаще — сдержанной и чуть холодноватой. Но вот стеснительной или робкой — никогда! Может быть, она уже жалеет, что согласилась на этот брак?

Посмотрим, решил Маркус.

Если это хоть сколько-нибудь зависит от него, то она очень скоро забудет об этом.

И вместо того чтобы слегка коснуться ее губ, чего, наверное, ждали собравшиеся, Маркус решительно сгреб Регину в охапку и поцеловал так, словно вокруг не было ни единой живой души. Поцеловал, ясно давая понять, что теперь она принадлежит только ему.

Когда он наконец под вежливые смешки гостей разжал объятия, Регина едва могла дышать — грудь ее вздымалась резкими, неровными толчками, щеки пылали, а в глазах вспыхнул огонек. Маркус не слишком ломал себе голову, что он означает, — даже злость казалась ему лучше этой ее притворной стеснительности. Пусть изображает скромницу, если хочет, решил он, только не с ним. И не сейчас.